Бывшему командиру пулемётного расчёта и медицинской сестре медсанбата 252-й стрелковой дивизии
Тускнеют в шкафу боевые награды
на кителе старом любимого деда.
В них юность его фронтовая, Победа;
в них доблесть сражений, потери, парады.
Медаль «За отвагу» – в боях за столицу,
два Ордена Славы: за Курск, за Варшаву.
А эта – за Вислу и ту переправу...
Он их натирал и хранил, как зеницу.
Бывало, запрыгнем с сестрой на колени
и слушаем долго солдатские байки:
про дружбу, окопы и хлебные пайки,
про доблестный путь боевой батареи.
А чаще - о юной сестре медсанбата -
глаза озорные и русые косы:
В крови Сталинград и лихие морозы...
Лишь ангелом белым – она – среди ада.
Ко лбу прикоснулась прохладной рукою
и сердце сразила не пулей, а взглядом.
Почти до Берлина фронтами шли рядом.
О том не опишешь единой строкою...
Потом разошлись их пути и дороги...
Не все воротились до дома вояки
с исполненным долгом военной присяги,
под песни тальянки, отбросив тревоги.
Да, вот позабыть не сумел он сестрички.
В душе поселился тот образ любимый.
Разыскивал, верил... Мечтой одержимый,
её узнавал в каждой встречной медичке.
Она же о нём тосковала. В надежде
по долгу смотрела во след почтальонке,
сухую фиалку хранила в книжонке
меж жёлтых страниц. Только прежде
прошёл целый год – отыскалась невеста.
Не шумным застольем свершилась их свадьба.
Пророчила счастье весёлая сватья...
Любовь им дарила все радости света.
Был первенец крепким и шустрым парнишкой;
дочурка-красавица: милой, пригожей,
а младший – две капли – на маму похожий.
Калуга им стала родным городишкой...
Война и любовь – две неравные доли.
Одна разрушает подобно тайфуну,
другая - затронет тончайшие струны,
и жизнь возрождает из мрака и боли.
Как жаль, быстротечно упрямое время.
А память жива. Ты замри и послушай,
как шепчутся в небе ушедшие души,
как тянется к свету проросшее семя.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Ничто не вернется.
Всему предназначены сроки.
Потянутся дни,
в темноту и тоску обрываясь,
как тянутся эти угрюмые, тяжкие строки,
которые я от тебя почему-то скрываю.
Но ты не пугайся. Я договор наш не нарушу.
Не будет ни слез, ни вопросов,
ни даже упрека.
Я только покрепче замкну
опустевшую душу,
получше пойму, что теперь
навсегда одинока.
Она беспощадней всего,
недоверья отрава.
Но ты не пугайся,
ведь ты же спокоен и честен?
Узнаешь печали и радости собственной славы,
совсем не похожей на славу отверженных песен.
Я даже не буду
из дому теперь отлучаться,
шататься по городу
в поисках света людского.
Я всё потеряла -
к чему же за малость цепляться.
Мне не во что верить,
а веры - не выдумать снова.
Мы дачу наймем и украсим
как следует дачу -
плетеною мебелью,
легкой узорчатой тканью.
О нет, ты не бойся.
Я так, как тогда, не заплачу,
Уже невозможно - уже совершилось прощанье..
Всё будет прекрасно,
поверь мне, всё будет прекрасно,
на радость друзьям и на зависть
семействам соседним.
И ты никогда не узнаешь,
что это - мертво и напрасно...
Таков мой подарок тебе - за измену
последний!
О друг, я не думала, что тишина
Страшнее всего, что оставит война.
Так тихо, так тихо, что мысль о войне
Как вопль, как рыдание в тишине.
Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,
Здесь пенилась кровь на вершок от земли...
Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек
Сюда не придет ни один человек,
Ни пахарь, ни плотник и ни садовод —
никто, никогда, никогда не придет.
Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь.
О, это суровее всех укоризн.
Не смерть и не жизнь — немота, немота —
Отчаяние, стиснувшее уста.
Безмирно живущему мертвые мстят:
Все знают, все помнят, а сами молчат.
Человек живет совсем немного -
несколько десятков лет и зим,
каждый шаг отмеривая строго
сердцем человеческим своим.
Льются реки, плещут волны света,
облака похожи на ягнят...
Травы, шелестящие от ветра,
полчищами поймы полонят.
Выбегает из побегов хилых
сильная блестящая листва,
плачут и смеются на могилах
новые живые существа.
Вспыхивают и сгорают маки.
Истлевает дочерна трава...
...В мертвых книгах
крохотные знаки
собраны в бессмертные слова.
Линейный вид
