Всегда так было
и всегда так будет:
ты забываешь обо мне порой,
твой скучный взгляд
порой мне сердце студит...
Но у тебя ведь нет такой второй!
Несвойственна любви красноречивость,
боюсь я слов красивых как огня.
Я от тебя молчанью научилась,
и ты к терпенью
приучил меня.
Нет, не к тому, что родственно бессилью,
что вызвано покорностью судьбе,
нет, не к тому, что сломанные крылья
даруют в утешение тебе.
Ты научил меня терпенью поля,
когда земля суха и горяча,
терпенью трав, томящихся в неволе
до первого весеннего луча,
ты научил меня терпенью птицы,
готовящейся в дальний перелет,
терпенью всех, кто знает,
что случится,
И молча неминуемого ждет.
Да, ты мой сон. Ты выдумка моя.
зачем же ты приходишь ежечасно,
глядишь в глаза и мучаешь меня,
как будто я над выдумкой не властна?
Я позабыла все твои слова,
твои черты и годы ожиданья.
Забыла все. И всё-таки жива
та теплота, которой нет названья.
Она как зноя ровная струя,
живёт во мне и как мне быть иною?
Ведь если ты и выдумка моя-
моя любовь не выдумана мною.
Я гитару возьму, как бывало, как раньше, как прежде...
Непослушными пальцами тихо скользну по колкам...
Переборами струн возвращу позабытую нежность,
Одинокую душу на миг подарю Небесам.
Ах, как сердце болит, разрывается сердце, и мне бы
Отложить инструмент, и забыть, и забыться, но я
Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо",
Безрассудно ищу приоткрытый предел бытия.
Воплощается музыка...
Вверх устремились ступени...
Шепчет голос чужой: "Попроси у Него, не молчи..."
Да гордыня подводит, никак не упасть на колени...
Я в бездонную пропасть роняю от рая ключи...
Их уже не вернуть, и зачем, на какую потребу?
Всё за нас решено у богов на бегу, на беду...
...Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо".
Ты ведь слышишь, любимая?
"...Слышу, любимый...
...И жду..."
А этот день – такой же, как вчера,
И с каждым днём длиннее вечера,
И на полотнах мятых простыней
Уже заметен контур расставаний.
Мрачнеет день в угрюмой суете,
А мы с тобой давно уже не те,
И с каждым днём надежда всё бледней
И тщетней безнадёжность упований.
Растаяли в тумане корабли
Галеры, галеоны, шхуны и
Сереющая дряхлость парусов
Меняет алость страсти на рутину.
Прогнили мачты, палуба и ют,
Скончался исковерканный уют,
Нестройный хор визгливых голосов
Победно отпевает бригантину.
А где-то есть и радость и печаль,
(Но ничего в прошедшем мне не жаль?)
И с каждым днём всё ближе и родней
Томительная боль воспоминаний…
Но снова день…Такой же, как вчера,
И с каждым днём всё гаже вечера…
И на полотнах мятых простыней
Всё чётче контур новых расставаний…
Забудь о раскаянье в горьком дыму,
Залейся вином со зла.
Тебе никогда не понять, почему
Она от тебя ушла.
И в пьяном угаре непрожитых лет,
В ознобе испитых дней
Ты будешь один как пиковый валет,
А все короли – при ней.
Останься один, как последний герой,
Нажив себе сонм врагов.
И почерк походки её перекрой
Печатью своих шагов.
Ты ринься хоть в чащу, хоть в топи болот,
Дойди до судьбы конца,
Но в сотнях неигранных, новых колод
Не будет её лица.
Не ройся в измятом и грязном белье,
Там нету вины её.
Ты ей обещал Мерседес и колье,
А сам пропивал жильё.
А после абортов она босиком
Сбегала, по льду скользя,
Домой…Как осиновый листик…Пешком.
А ты уходил к друзьям.
Но как-то однажды случился сюрприз,
И ты, в казино взяв куш,
Себе подарил на Канары круиз,
Ей – лак для ногтей и тушь.
Она собирала в дорогу тебя,
Смыв стиркой свой новый лак…
С улыбкой сквозь боль, но, как прежде, любя,
А ты уходил в кабак.
Вернувшись, ты в гневе ломал и крушил,
(Ну как ты посмела, дрянь!)
Но больше в квартире твоей - ни души,
И в воздухе виснет брань…
Она собралась и исчезла вовне,
Ушла, не ломая рук…
-
Но ты не ищи состраданья во мне,
Отныне ты мне не друг.
Было поздно в наших думах.
Пела полночь с дальних башен.
Темный сон домов угрюмых
Был таинственен и страшен.
Было тягостно-обидно.
Даль небес была беззвездна.
Было слишком очевидно,
Что любить, любить нам - поздно.
Мы не поняли начала
Наших снов и песнопений.
И созвучье отзвучало
Без блаженных исступлений.
И на улицах угрюмых
Было скучно и морозно.
Било полночь в наших думах
Было поздно, поздно, поздно.
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!"* кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Беру твою руку и долго смотрю на нее,
Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
Вот в этой руке - все твое бытие,
Я всю тебя чувствую - душу и тело.
Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!
Линейный вид
