|
Администратор
Турниров выиграно: 1
Регистрация: 12.12.2008
Адрес: Москва прошлого тысячелетия.
Сообщений: 240,675
Сказал(а) спасибо: 44,153
Поблагодарили 264,014 раз(а) в 98,689 сообщениях
|
Исполнитель: Высоцкий Владимир
Альбом: Концерт в ДК «Мир» ОИЯИ АН СССР
Год: 10 января 1976, г. Дубна
Код: 00_0503
01 ...к ним кто-то приносит букеты цветов (На братских могилах) ...к ним кто-то приносит букеты цветов
- Спасибо.
02 Я изучил все ноты от и до - Добрый вечер! Ну, это я, чтобы вам показать, что это я, а не кто-то другой. Это первое. А, во-вторых, что я всё-таки сегодня буду и петь, а не только читать лекцию. Я сегодня в странном нахожусь положении для себя, потому что я первый раз как-то, вот, должен лекцию какую-то читать. Но у меня есть про... Вот. Но у меня есть какая-то практика рассказов, там, о театре, о кино, поэтому я так немножечко, ну буду придерживаться названия, а может быть буду немножечко и уходить. Но, в общем, в основном, конечно, сегодня, наверное, пойдёт разговор о поэзии в театре, наверное, в театре, в котором я работаю больше всего, и о песенной поэзии в театре и в кино, потому что я работаю и в других театрах, как автор э… музыки и текстов, и в кино тоже, как, значит, так... такой же человек.
Ну, наш театр вы знаете - театр на Таганке. Мы у вас бывали. Я этот зал, вот сейчас как увидел, я сразу всё вспомнил, и... и период, когда мы начинали, и период, когда мы продолжали, и, надеюсь, что теперешний период, когда мы ещё не заканчиваем. Вот. И приезжали к вам наши актёры. И всегда все уезжали очень довольными, и обо... об... ободрёнными, и с сознанием того, что дело, которое мы делаем, оно не напрасное.
Ну, вот теперь немножко, правда, о театре. Ну, поэтический театр - это не только из-за того т... театр на Таганке, что в нём ставятся спектакли на поэтическом материале. И со... не только потому, что туда привлекаются для работы поэты наши известные или поэты, которых теперь уже нет, но которые тоже любимы и так далее. А ещё потому, чт… мне... мне кажется, я буду, как я думаю, говорить, мне кажется, что просто у нас в театре всё, что присуще поэзии, в наших спектаклях, даже не поэтических спектаклях, а в спектаклях просто на... на нормальной драматургии, на прозе даже, там присутствуют все атрибуты поэтические, которые есть и в поэтических спектаклях: и метафоричность, и образность, и... ну, как даже, я даже не знаю, как это назвать, но, в общем, одним словом, мне кажется, что э… просто в каждом нашем любом, даже на прозаическом материале спектакле есть очень много элементов поэзии. Кроме того, во все эти спектакли обязательно вводятся м-м… стихи, обязательно э… музыкально исполняются стихи, зонги, песни.
Это началось ещё с самого первого спектакля, который называется "Добрый человек из Сезуана". Я думаю, что все люди здесь просвещённые, и рассказывать о том, как организовывался театр, наверное, здесь не надо, потому что я, например, уже совсем не могу этого не только рассказывать, но и слушать. Я это, когда мы, у нас есть творческие встречи, особенно на гастролях, вместе с нашим художественным руководителем, Юрием Петровичем Любимовым, мы это выслушиваем иногда по три-четыре раза в день. И из его уст, и из... из уст дирекции, и из своих собственных, когда мы ездим без них. Но, я думаю, все знают, что театр организовался уже около оди... одиннадцать лет тому назад, и начался он со спектакля "Добрый человек из Сезуана". И в этом спектакле, уже тогда было очень много поэзии, потому что Брехт написал зонги. Слуцкий, наш замечательный поэт, их перевёл. Музыку к этим зонгам написали актёры нашего театра Хмельницкий и Васильев, и весь спектакль пронизан этими зонгами и песнями Бертольда Брехта. И как это началось - так это и стало продолжаться. Никто от этого не отказывался. Символ нашего театра - так... значит, даже в шуточном спектакле... не в шуточном спектакле, а в шутку в спектакле "Час пик", когда распахивается, там демонстрация мод, плащ, там нарисована гитара. То есть, это вот такой уже какой-то своеобразный символ театра на Таганке, из-за того, что мы все играем на инструментах, и, в основном, в сопро... в гитарном сопровождении.
Ну, после этого спектакля, "Добрый человек из Сезуана", вдруг такая пришла идея в голову, я думаю, что это нашему главному режиссёру, как и всегда всё ему приходит в голову, что делается у нас в театре, ну а мы уж - ско... кто сколько может, а, в основном, это он сделал театр, и продолжает его усовершенствовать и вести в разные стороны, в какие он считает нужным, ну а мы соответствуем сколько можем. Вот. И было лет по... примерно, наверное, девять с половиной тому назад, вдруг мы решили поставить спектакль "Антимиры". Спектакль этот очень известный. Хотели мы его сыграть всего один раз в Фонд Мира, но ког... И, причём, это было так: значит, мы играли минут сорок тексты Вознесенского, играли их, именно играли, они были поставлены Любимовым. А потом в конце выходил Вознесенский и читал свои стихи, и это было, уж конечно, тут просто ажиотаж невероятный, и так далее. Вот. Ну, Вознесенский не может работать у нас в театре постоянно, он всё время ездит: то на периферию, то за границу, и поэтому с ним сложно. И, значит... А желающих было очень много, успех был у этого спектакля, и мы решили играть его сами, и играем его до сих пор, уже девять лет, уже с ума сходим иногда от произнесения одних и тех же текстов, прекрасных поэтических текстов Вознесенского, замечательных стихов. Но, если сыграли мы уже восемьсот, по-моему, или семьсот с чем-то раз только в самом театре, а ещё примерно столько же в концертах, то вы можете себе представить, что теперь, через девять лет, выходить на сцену, и, значит, играть "Рок-н-ролл", "Бьют женщину", "Бьёт женщина" с такой же страстью всё труднее и труднее. Поэтому этот спектакль усовершенствуется и в него вводятся новые стихи, новые песни для того, чтобы он не умирал по двум причинам. Во-первых, жалко, чтобы он умирал из-за того, что стихи прекрасные, и это первый наш поэтический спектакль, а, во-вторых, он нас кормит, этот спектакль. Мы его играем в десять часов вечера, вторым спектаклем, и это избавляет нас от лишних хлопот, а именно: от поездок, так как мы на хозрасчёте и сами себя кормим. Ну...
И я в связи с этим хотел вам показать добавленный, новый, может быть, кто-то давно смотрел этот спектакль, несколько новых стихотворений, которые Андрей специально дал читать мне. Од... одно из этих стихотворений, которое звучит в те... в спектакле, как стихи, было в другом спектакле. Мы поставили ещё один поэтический спектакль по произведениям Андрея Вознесенского. Назывался он "Берегите ваши лица". Может быть, кому-нибудь из вас повезло, я даже уверен, и знаю людей, которые видели этот спектакль, но потом он был отправлен на доработки, и мы его дорабатываем вот до сих пор, вот уже несколько лет. Значит, выйдет он или нет, я не знаю, и когда это будет... Надеюсь, что да, потому что он был прекрасен, он был удивительно... Я всё время произношу это слово "удивительно", хотя мне уже удивляться нечего, я одиннадцать лет в театре, и переиграл там, и переработал, и видел, как всё делается, и каждый раз это поражает и удивляет. Каждый раз, когда приходишь на репетиции, где не занят, и смотришь, как репетирует Любимов с другими актёрами, иногда бывает, что до самой премьеры непонятно, что выйдет. И вдруг за какую-то одну-две репетиции происходит вот это чудо, это зрелище, ощущение поэзии удивительное в спектакле, и, правда, удивляет. Поэтому я, может быть, и буду произносить это слово часто. Вы не взыщите. Правда, удивительно.
Так вот, в этом спектакле "Берегите ваши лица", который состоялся даже два раза, мы э... играли несколько стихотворений новых его, незнакомых стихотворений Вознесенского. И было придумано оформление очень интересное, а именно: это несколько таких штанкетов было опущено сверху, и на просвет на светящемся заднике они создавали нотный стан. Пять вот этих штанкетов, на которых мы сидели в чёрных костюмах, и так вот сделаешь - получается нота. И, значит, э... под песню, которую я написал специально к этому спектаклю:
Я изучил все ноты от и до
- И вот этот нотный стан - он иногда превращался вдруг в трибуны стадиона, и я там играл какую-то сторожиху женщину, которая собирала бутылки после матча, там, и звучали замечательные стихи и песни Вознесенского. И было так жаль, что мы его не играем, что многие из этих стихов и песен мы взяли, и сейчас перенесли в "Антимиры", потому что они напечатаны, они... они, так сказать, литованные, и так далее.
Поэтому мы можем же брать, что мы хотим, и обновлять спектакль.
03 Не славы и не коровы - И вот сейчас я вам хочу показать песню, которую Андрей Вознесенский, как он говорит, я не знаю, он, может быть, просто льстит, а просто, может быть, и на самом деле, которую он написал специально, чтобы я пел в этом спектакле. Называется она "Песня акына".
Не славы и не коровы
04 Провала прошу, провала Провала прошу, провала
-Эт... Вы знаете, давайте мы с вами так договоримся: я сегодня буду много иллюстраций к моей лекции показывать вам, вот, и поэтому их будет много, я... Совсем даже не обязательно меня за них благодарить. Ну, так, если будет невмоготу, тогда ладно, а если... Вот.
Ну, значит, пот... э… потом мы сделали... я говорю о поэтических спектаклях, хотя, повторяю, поэзии очень много и в непоэтических спектаклях наших. Мы поставили спектакль "Павшие и живые". Для меня он особенно дорог тем, этот спектакль, что я впервые в него написал несколько песен. Это было первое официальное моё пение уже не на магнитофонах, а со сцены. Поэтому спектакль этот... не только поэтому, но и поэтому тоже, я его очень люблю. Мы его бережём. Играем его всё время. Тоже сыграли его очень много раз. Всегда... всегда... впер... впервые зажгли Вечный огонь на сцене на этом спектакле. И всегда, любая публика, в любых местах, где бы мы не были, принимает этот спектакль замечательно. Это спектакль о поэтах и писателях, погибших в Великой Отечественной войне, либо живущих ныне, но участвующих в Великой Отечественной войне, и, значит... Ну, это на ма... на материале поэтов и писателей, которые... творчество которых имеет какое-то отношение к войне. Из ныне живущих там и Самойлов, и Слуцкий, и Межиров, и Симонов, и песни исполняются, Сурковская песня "Землянка". Много замечательных стихов и песен. Вот... И погибшие поэты: Багрицкий, Кульчицкий, Коган и так далее.
Я в этом спектакле играю несколько ролей. Вы знаете, что театр у нас необычный, и мы, кроме того, что мы без гримов и так далее, мы ещё играем по несколько ролей кряду в одном и том же спектакле. Потому что в "Десяти днях, которые потрясли мир", например, там двести ролей, а в театре, скажем, пятьдесят артистов. Обязательно приходится быстренько переодеваться и так далее.
Ну, а в этом спектакле "Павшие и живые" начинал я играть поэта Кульчицкого с его прекрасными стихами. Целая новелла есть о трёх поэтах. А спектакль сделан так: три дороги, которые спускаются вперёд к авансцене, и по этим дорогам уходят люди, отработавшие и уходящие, либо умирать, либо просто со сцены. Вот. И когда они, значит, уходят умирать, зажигается Вечный Огонь, и загораются красным эти самые дороги. Вечный огонь горит у нас, просят встать людей, и они в самом начале спектакля почти каждый раз встают, и целую минуту молчания, чтобы почтить память погибших. В этом спектакле вот я играю Кульчицкого, потом в новелле "Диктатор-завоеватель" играю роль Чаплина, а потом Гитлера.
И э... в конце играю такого поэта, замечательного поэта военного, Семёна Гудзенко, который написал одни из лучших военных стихов. Просто действительно это так, и он... он выжил во время войны, но он погиб очень быстро, умер через восемь или девять, по-моему, лет, и Илья Эренбург написал о нем, что "было такое чувство, словно его вот сейчас, через десять лет, настиг долетевший с войны осколок". Я хочу почитать его стихи вам, которые я играю в театре.
05 Когда на смерть идут - поют Когда на смерть идут - поют
06 Солдат всегда здоров - Этот спектакль мы... он нам очень дорого дался в самом начале, и мы его так, почти сохранили в том виде, в каком он был сначала. И, повторяю вам, что я написал туда первый раз песни. Одна из этих песен называется "Солдаты... Марш солдат... солдат группы Центр" Это во время новеллы "Диктатор-завоеватель", где я беснуюсь в роли Гитлера, по бокам, по двум боковым дорогам, с закатанными рукавами, выходят четверо немецких солдат с автоматами, и, значит, поют примерно такую песню:
Солдат всегда здоров
- Спасибо.
07 Сумасшедшая, бешеная, кровавая муть - Потом было ещё нескольких поэтических спектаклей. И среди них такие спектакли, как "Послушайте" Маяковского, где было впервые на нашей сцене вдруг вместо одного Маяковского, которо... которого должен был бы играть один актёр, в гриме его, мы играли его впятером со своими лицами, как бы олицетворяя какую-то из граней Маяковского. Я там тоже играл, я играл грань такую, где он, по-моему, этот самый, в общем, где он в антагонизме, где он ругается. Вот. И для нас пер... для нас, актёров, которые работают в этом театре ведь тоже было очень много новостей во всём этом, потому что мы же ведь... и вдруг по-другому и узнали Маяковского, и по-другому была составлена композиция. Написал её Любимов сам. Вот. И вдруг мы начали читать некоторые стихи, которые почти всегда, во всех исполнениях звучали радостно, бравурно и оптимистично, оказалось, что это стихи печальные:
«Товарищ, жизнь!
Давай вдвоём протопаем...»
- Вдруг оказалось, что это и так может слушаться, да ещё и получше. Вот. Я играл в этом спектакле тоже одного из Маяковских, говорю, а потом я с... я сейчас уш… ушёл из этого спектакля, ну, по всяким обстоятельствам.
А потом мы поставили спектакль, драматическую поэму Есенина "Пугачёв". У неё своя история у... у этой поэмы есть. Её хотел ставить Мейерхольд, и даже уже были репетиции, но Есенин был человек упрямый, э... как выяснилось, и скандальный. Вот. И он не давал убрать ни одного слова, и менять ничего не хотел совсем. Нам рассказывал об этом Эрдман Николай Робертович, замечательный наш драматург, прекраснейший писатель, и вообще удивительная личность. Он сейчас, к сожалению, уже умер. Царствие ему небесное. Он был светлый человек, один из последних могикан, как мы его называли. Он очень был б... близким другом нашего театра, много нам помогал, и в этот спектакль "Пугачёв" к нам он написал интермедии, интермедии "Двор", "Двор Екатерины". По всяким материалам. Они необы... не... необы... необыкновенно остроумны, эти интермедии. Ну он нам много рассказывал, он же работал и с Мейерхольдом, и с Маяковским, и встречался с Есениным и дружил с ним, и он говорил, что Есенин всячески скандалил и никаким образом не давал ничего выбрасывать. Ну а мы взяли, Есенина нет, во-первых, во-вторых, мы ничего не выбрасывали, а даже добавили. Вот видите, как интермедии эти самые. Вот. И стали её играть. Но злые языки даже говорят, что, и в общем-то, Мейерхольд не особенно так сильно рвался, потому что, якобы, он не нашёл э… точной формы для этого спектакля. Ну, а Любимов однажды, будучи на отдыхе по болезни, однажды, он придумал форму, как сделать этот спектакль. И долго-долго её наговаривал. Вот я помню, мы были ещё в Тбилиси, и однажды на пляже он мне рисовал и этот деревянный помост, и плаху, и топоры воткнуты. Он очень хорошо рисует, Любимов... Вот. И вообще, он первые спектакли - он сам всё придумывал. Все вот эти вот... все художники, которые оформляли первые наши спектакли, он им говорил, чего делать, и они только уже прорисовывали и вычерчивали. А в основном он придумывал. А теперь, когда появился Боровский Давид у нас, и се... сейчас все последние спектакли - это уже они вместе, но раньше - это он придумывал. Так что вся вот эта декорация - этот спускающийся помост из громадных досок, и плаха, стоящая около самой авансцены, два воткнутых топора - это всё, видите, какие-то сим... символика какая-то, и он такой чистый спектакль. Мы играли там полуголые до пояса, и продолжаем играть. Сначала мы не любили этот спектакль. Было жутко неудобно: наклон, всё время занозы, мы там калечились, цепью этой, я играл Хлопушу, меня этими цепями избивали невероятно сначала, пока мы не привыкли. Потом топоры падали. Они настоящие. Вот. Ну а теперь э... теперь мы настолько привыкли к этому спектаклю, что он идёт щас редко, и мы тоскуем. Очень многие исполнители, играющие уже по восемь–девять лет, и ведь трудно, вы знаете, там такой напор. Есенин вообще поэму эту написал, некоторые поэты теперешние наши говорят, что по поэзии это слабее, чем многое у Есенина, потому что он увлекался в это время э… имажинистами, и с ними дружил всячески, и там уж больно такой невероятный наворот образов: и, там, "луны мешок травяной", и "луны лошадиный череп", и опять луны там оч... Ну, все говорят, что это однообразно, но я так не считаю, потому что в этой поэме есть то, чего, может быть, нету почти ни у кого из... из говорящих теперь. Есть невероятной силы намерение и напор. Он... он так... так её катил от начала к концу, она как... как одним дыханием написана. Он даже пользовался приёмами повтора, которые до... довольно запретными, они песенные приёмы, там, он говорит там:
"Послушайте! Послушайте! Послушайте!.. "
- вдруг три раза подряд слово зачем-то. Он... Ну, он много всяких у него таких деталей было и тонкостей. Ну, мы эту поставили поэму. Мне кажется, соответствует тексту. И, я думаю, что Есенин, если был бы жив, он бы не сетовал. Мне там пришлось играть Хлопушу, и это было довольно сложно, потому что все знают, как читал Хлопушу сам Есенин. А читал он её, эту... этот монолог, он читал около двухсот раз в своей жизни. И многие рассказывают очевидцы, что почти каждый раз он себе ногтями пробивал ладони, до такой степени он входил, как говорится, в экстаз, и... и был в полном... такого, с напором, и в полном темпераменте читал эту поэму, до крови себе пробивал ладони. Поэтому, когда слушаешь голос, голос у него удивительный, такой хриповатый, очень низкий голос. Он... Он всё говорил, он... они пели:
Проведи-и-и-ите! Проведи-и-и-и...
Я слышал эту запись, но, к счастью, позже, чем я уже её сыграл, эту роль, потому что, наверное, действие какое-то было бы, а мы все всё-таки обезъяничаем понемножку. С поэтов. Вот. И, э… значит, ну вот я хочу вам показать этот самый монолог Хлопуши, который мне повезло... довелось играть в нашем театре:
Сумасшедшая, бешеная, кровавая муть
- Спасибо. Благодарю.
08 А всё-таки жаль, что нельзя - Ну, э… потом были спектакли в нашем театре, которые вы тоже... о которых вы слышали. Это "Товарищ, верь!" по произведениям Александра Сергеевича Пушкина, и по его письмам, дневникам, воспоминаниям его друзей. В каждых... в каждом из этих спектаклей обязательно звучат песни: то ли под гитару, то ли под рояль, то ли просто так. В спектакле о Пушкине и Золотухин Валерий поёт какие-то русские напевы, и все мы вместе поём, вы её знаете прекрасно, эту песню, которая... Я говорю "мы вместе" - я тоже не участвую щас в спектакле. Помните:
А всё-таки жаль, что нельзя
- И, правда, после спектакля действительно очень жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем. И этот спектакль сделан... вы знаете, он с самого начала так... Там такая заявка. Там ни... ни... ни... никто так особенно не пытается его играть, опять же четыре или пять человек играют Пушкина. Ну вот, когда начинается спектакль, освещённая дорога по центру сцены, и выходят люди с двух сторон вот с этой песней про Пушкина, и кидают письма в луче света. Они как листья осенние падают, эти письма, и звучит эта вот самая музыка. Уже есть какой-то настрой. А потом люди берут, начинают, как бы читать письма. Выходят из них, играют, читают, ну, в общем, нету... Мы... мы прикоснулись к этому, но никто не пытается изображать, как мы это понимаем. Ник... У нас вообще, наши поэтические спектакли отличает то, что мы никто никогда не рискуем играть этих поэтов. Ну, это трудно, правда. Ну как можно взять да сыграть Пушкина? По-моему, это даже глупо пробовать. Вот. Или в кино нужно это сделать, но тогда особенно не касаться поэзии. А нас больше всего интересовала личность его, не личная жизнь, а личность, и, в основном, конечно, поэзия. Вот. И из-за этого все как-то приобщаются, отстранённо, читают стихи, и пытаются немного-немного подходить к Александру Сергеевичу. Ну вот.
Интерес к поэзии не ослабевает в театре. Мы же ведь и по Евтушенко делали спектакль. Он назывался "Под кожей статуи Свободы". Сейчас он не идёт, я не... не знаю, уж из каких соображений. Но недавно мы его ещё играли, этот спектакль. Он тоже имел успех. Каждый из этих спектаклей решён по-своему. Никаких повторов быть не может, потому что все спектакли у Любимова, я повторяю, они у него настолько для... для каждого придуман образ, я... художественный образ и поэтический образ, что нельзя сыграть ничего другого ни в этих декорациях, никак. Если, предположим, в других вы... есть прекрасные образцы реалистического театра, там, что и говорить, и... и мы их видели. Но, когда предположим, павильон строят на сцене, и сзади есть задник там, скажем: малёванное небо, даже хорошо малёванное, то на этом заднике можно сыграть много: и Чехова, и Островского. Небо-то есть небо. А в наших декорациях невозможно сыграть ничего.
И ещё я хочу вам один маленький эпизод. Когда ставился спектакль "Зори здесь тихие", когда шли репетиции этого спектакля, и до самого конца ещё никто не понимал, что будет. У него бывают такие прорывы, что вдруг во время репетиции в течение трёх месяцев никто не может понять, и у всех ощущение полное, что этого не получится. И я был на одной репетиции, из-за которой случился спектакль. Он шёл, ведь это же всё-таки повесть, драматургии нет, надо её создавать, надо её самим делать. Но так как он уже мастер, Любимов, он уже мастер этого дела, он сам уже пишет очень много, и инсценировок, и всего, и эту тоже он писал по Васильеву, то, значит, это как-то всё-таки случилось. Стали они разговаривать, что-то действовать, играть. Ну, всё происходило нормально. Ну, наверное, как вот в кино, которое называется "Зори здесь тихие".
Мне-то кажется, что наш спектакль интереснее, чем кино, и вот почему... И вдруг на одной репетиции, я присутствовал при этом, вот этот грузовик камуфлированный, который стоял впереди, на авансцене, в нём ехали эти девушки прекрасные, потом он разбирается, и из него происходит... лес получается. Значит, вот он так... они покачиваются, все эти доски на проводках, даётся свет. Птички свистят. Ну и... и со зрителем вроде договорились, что вот это - лес. Образ так... И зритель говорит, - ну, и прекрасно, это лес. Но потом, когда есть смерти, и э… много смертей, отчаянных и страшных смертей, то... Ну вот, смерть, да. Но ведь это очень близко и это легче, потому что ну, конечно, жаль, когда молодая девушка погибает, её убивают на сцене. Верно? Ну что говорить! А вот как это в спектакле поднялось до уровня трагедии. Когда вдруг, после каждой смерти они начинают кружиться вот вместе с этими досками, как в вальсе, как пригвождённые к доскам, звучит хорал, а потом они уходят, они исчезают, продолжает вращаться пустой вот этот вот... конструкция, и звучит какая-то песня русская. Ну, вот я вам говорю, что я, правда, я, это было не так давно, но всё-таки мы уже восемь лет вместе работали, это было поразительное зрелище. Отчего это случается - я не понимаю. Думаю, что вот тут вот начинает присутствовать вот этот демон поэтический. И это в каждом... в каждом спектакле, повторяю, даже не на поэтическом материале.
Ну, я всё время по... посл... по... стал писать в наши спектакли и музыку, и тексты, и так далее. И, как говорится, слух обо мне прошёл, и... и... Ну, не по всей Руси, а вот по Москве, и стали в Москве просить, чтобы я писал и в другие спектакли. И однажды даже я сотрудничал со Штейном, и написал несколько песен в спектакль театра Сатиры под названием "Последний парад". Ну, там я сам не... не работал и не пел, а я… а я не люблю, когда другие люди исполняют мои песни. И совсем не потому, что они хуже сделают, наверняка даже и лучше, потому что обладают вокальными данными, но они сделают не так. Понимаете? А... а поэтическая песня - это дело такое, это сам написал текст, сам написал музыку и сам исполнил, как хочу. Мой текст - чего хочу, то и делаю. Моя музыка... Ну, и... Нет, правда, правда. Это едино, это нельзя раз... разделять. Это... это превратное представление, что должно быть три автора у песни. Во всём мире уже давно люди это делают, и это интересно, и давно уже все убедились в том, что это интересно. Здесь как-то это почему-то довольно сложно. "Ну как это? Почему это он сам пишет текст, и пишет музыку, и сам поёт?" Ну и, значит, в связи с этим много всяких других разговоров может возникнуть. Ну, я сейчас не об этом как раз.
09 Вдох глубокий, руки шире - Я хочу вам показать, что я, значит, не только всё серьёзные и всё про войну. А я пишу и шуточные песни, как вам известно, и хочу вам показать вот эту вот песню, всем вам, наверное, знакомую, но она звучала в спектакле "Последний парад", поставленный Плучеком. "Утренняя гимнастика".
Вдох глубокий, руки шире
10 В заповеднике, вот в каком - забыл - Ну, об... обязательно нужно перемежать шуткой. Ещё одну послушайте шуточную песню. Она называется "Про Козла..." Да-да. Конечно... Про него самого. Ну, я разберусь, чего мне делать, хорошо? Это у меня бывает всегда, так что это... Я, в общем, привык и ничего особенного, нормально, что человек сказал: "Побольше пой!" Ему хочется, чтобы я побольше пел. Но ведь всем хочется, чтобы я побольше пел, все молчат. А , если все начнут говорить: "Побольше пой!" - что же получится?
В заповеднике, вот в каком - забыл
11 Змеи, змеи кругом - будь им пусто! - "Про мангустов".
Змеи, змеи кругом - будь им пусто!
- Вы знаете, у этой песни такая странная судьба. Кто-то из моих друзей, я… таких, незнакомых друзей, вот, из болгарских кинематографистов посмотре... послушал эту песню, и даже придумал сюжет. Ну, там сначала ман... мангусты змей истребили, потом - кто-то мангустов, потом - всё. А потом, в конце - опять змеи, и даже сняли такой фильм. Я его видел сам в Болгарии. Мне было очень приятно.
Ну вот. Теперь, значит, э… ну ещё... ещё я... я работал в… во многих театрах, и писал туда стихи, песни и... и музыку к этим стихам и песням. Ну у меня до... довольно сложное положение. Вы знаете, я, когда стал писать для кино, то ког... у нас, ну, так получается, что всегда обычно почему-то в кино вот они... Щас мюзикл модно, что вот мюзиклы сейчас. Но дело в том, что это они уже сделали, и... и "мюзикл" - это их слово. И они сделали это замечательно, и лучше мюзикл, чем "Вестсайдская история" мы не можем сделать, потому что это их национальное искусство, которое очень органично появилось там. Наверное, нужно делать что-то своё. Какое - я пока не могу сказать, но только я знаю, что вот когда, например, люди разговаривают, разговаривают - щас много таких фильмов появилось и много спектаклей, говорят, говорят, а потом вдруг: "А-а-а!.." - и запели. Почему это - непонятно. И... и иногда хорошо даже поют, и... и содержательно, потому что стали работать для этого и хорошие поэты, и стали хорошие композиторы это делать. Ну, например, вот Булат написал для "Соломенной шляпки", по-моему, Лябиша такой водевиль, в Ленинграде они поставили. Очень пре... красивые песни, замечательные, с юмором и так далее. Но это довольно редко, а в остальном - это всё какие-то вставные номера к не очень высокой и добротной кинодраматургии. И поэтому я по... когда меня просят написать песни, а это случается довольно часто, случалось, то я всегда... почти никогда не читаю сценарий, а спрашиваю тему просто, на какую хочет мой друг - в основном, я с друзьями работаю, почти никогда с врагами, и редко - с равнодушными людьми. Вот. Но, а когда друзья - вот они мне наговаривают примерно, чтобы они хотели, для чего и так далее.
Вот, например, я стал сниматься в фильме "Вертикаль", приехали мы в горы. И я написал эти песни бе... мне никто ... мне сказали: "Хорошо были бы песни в фильме!" Я их написал просто так. Я их не писал для картины специально. И вообще, работая на заказ... Пытаюсь я не работать на заказ, значит, то, что нужно для фильма. И в результате из-за этого получается смещение, парадоксы некоторые. Например, некоторые стали говорить, что фильм иллюстрация к твоим песням и балладам. Иногда это, может быть, и лестно, понимаете? Но в некоторых случаях из-за этого, фильм-то надо прокатывать, надо показывать, а баллады - можно и нет. И поэтому они уходят.
И вот у меня недавно случился... Я могу это совершенно спокойно рассказывать, потому что в этом никаких секретов нет. Я снимался в фильме "Бегство мистера Мак-Кинли". Снимался. Я был приглашён на эту роль, как на роль Автора фильма, которой в фильме не было. Но она появилась, потому что мне было заказано девять баллад, которые я и написал. Написал на них музыку. Записали мы их с оркестром. Работали с прекрасными людьми, музыкантами. Я с... поту пролил, думаю, больше, чем на всём остальном, потому что, во-первых, это не про нас. Во-вторых, это не про наше время. Вот. И, значит, нужно было как-то всё это... ну, чтобы соответствовало, как говорится. Материал интересный, условное кино, удивительно мне тогда показалось. Ну вот. Я всё это сделал, написал. И потом в результате получилось так, что оказалось, что вот баллады, мол, ага, а вот, мол, а кино - не такое. Оно про другое немножко. Ушла ироничность, а стало серьёзней. И все они ушли. А реклама сделана. Сделан ролик, например, рекламный для этого кино, в котором один Владимир Семёнович Высоцкий ходит с гитарой и поёт. И полное впечатление, что я там целых два с половиной часа прикидываюсь на экране. Но люди, которые смотрят рекламный ролик, который только сделан на балладе, естественно думают, что в фильме - ещё больше. А в фильме уже ничего нет, и из девяти осталось полторы. Понимаете? А реклама уже сделана, уже заявил режиссёр на страницах, там, прессы о том, что... Его спрашивают: "А не забьёт ли, мол, вот Автор фильма со своими балладами центральную роль?" Он говорит: "Я надеюсь, что не забьёт". Ну, у всех полное впечатление, что ну уж может забить, если ну не забьёт, то, наверное, может. А там приходят - и ничего нету. И, конечно, это очень досадно. Так что, видите, есть и положительное, и отрицательное в том, к... как... как я вижу вот эти самые баллады для фильмов.
Я всегда люблю, когда они звучат за кадром. Я довольно редко... Если сам снимаюсь - да, я тогда спою их с экрана, а если для кого-то другого - то пусть они лучше звучат за кадром, чтобы я их сам спел. И я всегда спрашиваю: "Скажи мне, когда она будет идти?" - потому что от песни очень много зависит в картине, даже не… не от песни, а от смысла. Вообще, от этой вот... от этой истории, от этой авторской истории, куда это всё поворачивается.
Вот недавно мы сделали фильм, который называется "Робин Гуд". Ну, уж все видели, Эролл Флинн снимался, уж всё видели: выстрелил - десятерых убил. Смелый, красавец, женщин любит, они - его, друзей, там. Ну, удивительно всё, приключения. Ну, уже было ведь, и прекрасно было. И мы это видели. И мы решили снять на... сделать такой фильм на Рижской киностудии, э… значит, о том что, в общем-то, ну да, конечно, стреляли и десятерых, но ведь всё-таки смерти, кровь. Потом уж не очень от хорошей жизни они там в лесах скрывались, и занимались всем этим разбоем и так далее. И хотели сделать такое кино, чтобы была какая-то наша ностальгия по детству, по тем временам, когда мы были юные, и все воспринимали это с таким восторгом. Какая-то печаль по тому, что уже какое-то искусство и какое-то восприятие такое чистое и непосредственное ушло. И я написал туда шесть баллад, написал к ним музыку, и музыку к фильму. Ну и так оно и вышло: когда посмотрели это кино недавно, недели три тому назад, сказали, что это - зачем это? Это усложняет всё, зачем? Приключенческое кино. И в результате их там нету. Написана другая музыка, и другие какие-то два человека написали, и там какой-то... этот самый, ансамбль по... чего-то поёт. Другое. Так что, видите, в общем, и... и такое, и такое бывает.
А иногда - очень хорошо, как, например, в "Вертикали", совсем не в действии фильма звучат песни. Совсем отдельно. Они имеют и самостоятельную нагрузку, но они работают на фильм, а не против. Потому что режиссёр нашел ход. Он почти никогда не пускает песни, как вставной номер в картине. А... Вернее, как вставной номер для персонажа. А он... уходят, показывает, как уходят альпинисты, начало ли похода, там, разговор какой-то, отдельно, на видах, прекрасных видах гор, звучат песни. И ты их слушаешь. И не мешает воспринимать изображение. И так далее. Ну, это всё... это всё, когда работаешь с друзьями, когда одинаково думаешь с ними, и когда, в общем-то, делаешь какое-то одно общее дело.
12 От границы мы Землю вертели назад - Чё-то отвлекся на кино. Я хотел немножечко позже про кино. А я хотел вам сейчас спеть песню. Можно? Значит... некоторые песни, почему я начал про кино, имеют другую судьбу, чем вот которые я вам пел до этого, когда я пишу для чего-то.
Однажды, будучи на съёмках на Кавказе, во время съёмок фильма "Плохой хороший человек", я придумал песню, случайно появились такие... пришло мне в голову стихи, как... называется "Мы вращаем Землю". Написал я её, написал музыку на неё. Потом мне предложили сделать пластинку. Так как это довольно редко, я сразу согласился и, значит, сделал пластинку. Там были многие вещи, уже звучавшие с экрана или в театре, а... а я попросил, чтобы ещё вот эта вот "Мы вращаем Землю". Там долго мы думали... они там, нужно или не нужно. И наконец, сказали: "Ну, мол, ладно!" А потом эту песню в спектакль "Пристегните ремни", который идёт сейчас у нас в театре, это одна из последних премьер нашего театра, меня попросил Любимов, говорит: "Там есть ретроспекции в войну, и вот спой эту песню". И так что я попал, как кур в ощип, и прихожу для одной этой песни, и пою её в спектакле "Пристегните ремни". Вот, послушайте.
От границы мы Землю вертели назад...
- Спасибо. Спасибо.
13 Я вам мозги не пудрю - Ну, это прекрасно. Я очень рад, что вы так это всё принимаете, потому что я много пишу военных песен, и продолжаю их писать, и буду их писать дальше, и, несмотря на то, что нам не пришлось держать, значит, в руках... Ну, как-то это говорят, что это вот... есть люди, которые довоёвывают. И я, правда... Я потом ещё вам в конце спою одну совсем новую песню военную, и щас ещё одну покажу. Я буду писать о войне. Но тут всё понятно: дети военных лет, это вообще никогда не забывается. Люди на грани, всегда на грани... всегда в... за... за секунду или за полшага до смерти, и это... тут уже не соврёшь. Люди чисты. И поэтому про них всегда интересно писать, и сколько будут существовать люди пишущие, они обязательно будут возвращаться к войне, и тут даже нечему удивляться. И многие мне говорят, что... Пишут письма, и, правда, там, некоторые люди пишут о том, что, вот, наверное, тот... "Не тот ли Вы самый Владимир Высоцкий, - было такое письмо, - с которым мы под Оршей выходили из окружения?" Ну, вот видите. Вот.
Я впервые написал песни, военные песни в фильм, называется он "Я родом из детства". В этом фильме я играл роль там танкиста, горевшего в танке. И там звучали мои песни. Одна из них - "Братские могилы". И вообще, в э... это кино бы... было первое, когда для кино я написал, специально для этого кино. Оно было самое первое в моей жизни. Оно мне дорого по многим причинам, и из-за того, что я встретился там с Виктором Туровым, прекрасным режиссёром, в этом кино. Но ещё там было несколько очень любопытных деталей. Вы знаете, там смыкнулось то, что я делаю сейчас, с тем, что было двадцать пять-тридцать лет тому назад, потому что эту же песню в конце картины повторил Марк Бернес, тогда ещё живой. Вот. Он любил её, и потом её исполнял всячески в своём репертуаре. Но вдруг сомкнулось: я её сидел, пел, а потом вдруг Бернес запел её в конце, и подходили женщины, которые возлагали цветы на могилу неизвестного солдата сразу после освобождения города, стояла какая-то стена, вся в щербинах от пуль и снарядов, и осколков. Стояли этот "мрамор лейтенантов, фанерный монумент", как у Слуцкого сказано, подходили какие-то люди и клали цветы. И вдруг, в конце, когда уже прошё... б... в прокате была картина, пришло письмо на студию. Какая-то женщина, которая лишилась памяти, когда на её глазах расстреляли двух её сыновей, она, значит, была почти безумная женщина. Ну, она жила в миру, и всё нормально но... но она бы... бы... у неё была потеряна память. Она никак не могла вспомнить, где это было. И вдруг она написала письмо: "Я благодарю Вас, я увидела это место, где это было". Вот такое на неё воздействие оказала песня вот эта, "Братские могилы", написанная мной и спетая Марком Бернесом. Там вообще было такое смыкание. Я написал песню "В холода, в холода", которая звучала, как будто бы с пластинки э… в сорок четвёртом... в сорок пятом году. Вот. Там были какие-то странности в этом кино. Оно очень... Если вы его когда-нибудь... вам удастся посмотреть "Я родом из детства", поглядите его. Оно имеет удивительное настроение. И для тех, кто помнит - это особенно, а для тех, кто не знает - это будет очень интересно и любопытно. Ну вот.
Значит, я хотел вам спеть ещё одну военную песню, которая называется "Тот, который не стрелял".
Я вам мозги не пудрю
14 Я не люблю фатального исхода - Есть ещё одна форма, чтобы была поэтическая песня в спектакле. Как, например, э… когда мне предложили написать для спектакля театра Современник "Свой остров". Я тоже думал, ну как же так! Вдруг с чего это они в нормальной, обычной пьесе будут петь песни? Но они нашли такое тоже... ход, что выходил Кваша, просто выходил со сцены в сторону, оставаясь... выходя из образа главного действующего лица этой пьесы, к порталу, и совсем отдельно пел песню, которая давала строй новой сцене, или объясняла смысл предыдущего. И звучали совсем по-другому обычные, нормальные истории про сланцы, стоит их добывать сверху или снизу. Ну вот. И я хочу вам показать одну песню, которая называется "Я не люблю".
Я не люблю фатального исхода
- Спасибо.
15 Я сейчас взорвусь, как триста тонн тротила - Ну, видите, моё сегодняшнее перед вами выступление, хоть оно и лекция, но оно тоже есть, так сказать, на... на... на тему поэзии, спектакль своеобразный такой. Как хотите, назовите. Поэтому обязательно нужно же ведь перемежать серьёзные и шуточные вещи. И вот я вам сейчас спою такую шут... несколько шуток. Вот одна из них, тоже имеет отношение к поэзии, к Музе. Называется она "Песенка плагиатора".
Я сейчас взорвусь, как триста тонн тротила
- Спасибо.
16 Произошёл необъяснимый катаклизм - Шуточная песня автозавистника.
Произошёл необъяснимый катаклизм
17 Себя от надоевшей славы спрятав - Вот, значит, так я уже о кино говорю, я хочу вам рассказать одну маленькую историю, а потом - песню спою. Ну, такие шуточные песни. Значит, вы знаете, что есть такой актёр - Шон О'Коннери, который... который играл Джеймса Бонда, агента 007 в этом самом... в изделиях... В хороших, кстати, интересных фильмах, по Флемингу они делали, на Западе. И он был очень известный человек, и там щас он известный человек, и всё, и такой, в общем, невероятный герой он в фильмах. А вообще... а в жизни - он очень респектабельный такой господин, л… чуть лысоватый, чуть полноватый, чуть седоватый и так далее. Но очень знаменитый. Очень. Невероятно. И, значит, там просто... И когда его пригласили в "Красную палатку" к нам сниматься, он боялся ехать, говорит: "Там дикие люди, они совсем меня разорвут! Не надо!" Но его уговорили, говорят: "Ничего! Поезжайте, всё будет нормально". Он поехал, приехал сюда, а у нас никто этих фильмов и не видел. Так что его... Он гулял, какой-то... нормальный человек по улицам. Ну его никто не трогал там особенно. Он заскучал и попросил там какой-то вечер устроить, вечеринку. И устроили. Он пришёл в гости, там, накупил всяких нерусских напитков, и, значит... и разговаривал по-американски, чем тоже не произвёл никакого впечатления на аудиторию, потому что никто не понимал. Все всё... все всё выпили и ушли. Ну а... а он, значит, остался один у... у совершенно разрушенного стола, и всё говорил: "Да, это правда, таинственная страна". В общем, что-нибудь в этом роде он шептал.
Себя от надоевшей славы спрятав
- Спасибо.
18 Всю войну под завязку я всё к дому тянулся - Когда меня приглашают сниматься в... в фильмах, то обычно так уж прошло, что с... стали известны эти песни, и стали просить меня, чтобы я обязательно что-нибудь в кино спел своё. Я это всегда делал с удовольствием. Потом мне очень многие люди отсоветовали, говорят: "Не надо этого делать, Володя!" Но так как у меня не так много аудиторий для песен вот такой, как сейчас, а всё-таки больше театральные аудитории в моём театре, или с экрана, то мне жалко, мне бы хотелось, чтобы как можно больше людей услышали это с экрана. Поэтому я всегда соглашался это... и делал. Вот. Только последнее время немножечко себе изменил, о чём сожалею. Я стал давать песни другим людям. Больше этого делать не буду, и вообще больше не буду делать, чтобы потом этого не было. Я уж буду делать наверняка, так сказать, только в том случае, если это будет присутствовать на экране. А если нет - тогда и не нужно. Сами дойдут как-нибудь, найдут дорогу. Вот. Я э… н… на этом по... я о кино перестану рассказывать. Скажу вам только вот что.
Что сейчас я снимаюсь в фильме, который называется "Арап Петра Великого". Сценарий написали, конечно, по мотивам, а не точно по Александру Сергеевичу Пушкину, написали два замечательных сценариста - Фрид и Дунский, почти во всех фильмах, которых, значит... Вернее, я снимался во многих фильмах, которые… сценарии которых они написали. То были "Служили два товарища". Обязательно они хотели, чтобы я играл и в "Красной площади", и во всех сценариях. Они даже пишут роли для меня, потом играют другие, но это уже... уже другой вопрос. А сейчас они написали вот "Арап Петра Великого", вместе с режиссёром Миттой. Саша Митта, замечательный, по-моему... на мой взгляд, режиссёр. Мы почти заканчиваем картину. Там, может быть, тоже я буду... не я, или вместе с Валерием Золотухиным, мы попоём мои баллады, которые я написал, стилизации к тому времени там будут такие. Ну, я щас их пока ещё не могу петь, потому что они ещё не существуют, а у нас по договору раньше, чем вышел фильм, я не имею права их исполнять. Так что я думаю, что я обязательно встречусь с вами с... с экрана, и... и, наверное... наверняка, я уверен и хочу надеяться, и я уверен опять, и хочу надеяться, и уверен, что я ещё спою чего-нибудь с экрана. Вот.
- Ну а сейчас я хочу вам показать песню новую, опять вернуться немножко к военной теме. Песня эта называется э… "Он не вернулся". Но это не "Он не вернулся из боя", а это примерно та же тема. Эта песня посвящена лётчику, который погиб в сорок третьем году над Кубанью. Я им… имею в виду конкретного человека, но песня эта звучит в спектакле "Звёзды для лейтенанта", написанный моим другом, драматургом, теперь очень известным - Володарским. Он написал "Долги наши", он сейчас написал вот "Звёзды для лейтенанта", ещё новую пьесу. Вы видели много фильмов по его сценариям. И вот я специально эту песню написал в этот спектакль. Не в спектакль, а в эту пьесу.
Всю войну под завязку я всё к дому тянулся
19 Кто кончил жизнь трагически - Так. Ещё хочу вам сказать, потому что, правда... Нет, это не оправдывая афишу, а просто так, что песн… к песням своим я отношусь не менее серьёзно, чем к тому, что делаю в театре, не менее серьёзно, чем...
Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт
20 Товарищи учёные, доценты с кандидатами Товарищи учёные, доценты с кандидатами
21 Сам виноват - и слёзы лью, и охаю - Это песня из будущей пластинки моей, называется она "Чужая колея".
Сам виноват - и слёзы лью, и охаю
22 Ой, Вань, гляди, какие клоуны - Ещё шутка, называется она... называется "Диалог в цирке". Не в цирке, а у телевизора. А по телевизору - цирк.
Ой, Вань, гляди, какие клоуны
- Ролики не надо.
23 А у дельфина взрезано брюхо винтом - Там хотели ролики показать... Хотите ролики?
- Нет!…
- Правильно.
Вы знаете, я на конец всё-таки спою вам вот что. Это песня, которая была, без моего ведома, но всё-таки она появилась в фильме, он назывался так символически "Срочно требуется песня", и показывали несколько человек, начинавших в то время. И я там вдруг, как чёрт из бутылки, вылез с песней, она называлась "Парус".
А у дельфина взрезано брюхо винтом
- Спасибо... Спасибо.
- Товарищи!..
Код: 00_0503
Владимир Высоцкий
21(22?) января 1976 года.
Дубна, Московская обл., г. Дубна/ул. Векслера, д. 7/.
ДК "Мир" Объединенного Института Ядерных Исследований.
О дате и месте выступления:
1) В альбоме «Добра!» на стр.190 приведено факсимиле газеты «За коммунизм» (г.Дубна) от 10 февраля 1976 года. Там написано:
«Недавно в Доме культуры Объединённого института ядерных исследований состоялась встреча с Владимиром Высоцким…»
2) На коробке одной из просмотренных записей, стояло «Х.75»
3) Ю.Куликов: Согласно анонсу в газете «За коммунизм» (Дубна) от 16 января 1976 г. выступление ВВ в ДК «Мир» ОИЯИ АН СССР состоялось 22 января 1976 г. Согласно пометам фотографа из Дубны А. Рогова, выступление было 21 января 1976 г. Дворца спорта в Дубне не существует.
Длительность записи: 105 минут.
Организатор: Нина Яковлевна Шешкина.
Запись: радист ДК «Мир» Василий Семёнович Василевский (по просьбе Татьяны Яковлевны Жабицкой). Оригинал: катушка СТМ «Свема» (на скорости 38 см/с).
Фото: А. Рогов.
Оцифровка - Николай Цанков /Болгария/
Стенограмма - Алексей Еськов.
<—>
1. ...к ним кто-то приносит букеты цветов... (без начала)
<Аплодисменты>
Спасибо.
Добрый вечер! Ну, это я, чтобы вам показать, что это я, а не кто-то другой. <Смех в зале>. Это первое. А, во-вторых, что я всё-таки сегодня буду и петь, а не только читать лекцию. Я сегодня в странном нахожусь положении для себя, потому что я первый раз как-то, вот, должен лекцию какую-то читать. Но у меня есть про... Вот. Но у меня есть какая-то практика рассказов, там, о театре, о кино, поэтому я так немножечко, ну буду придерживаться названия, а может быть буду немножечко и уходить. Но, в общем, в основном, конешно, сегодня, наверное, пойдёт разговор о поэзии в театре, наверное, в театре, в котором я работаю больше всего, и о песенной поэзии в театре и в кино, потому что я работаю и в других театрах, как автор э… музыки и текстов, и в кино тоже, как, значит, так... такой же человек.
Ну, наш театр вы знаете — театр на Таганке. Мы у вас бывали. Я этот зал, вот сейчас как увидел, я сразу всё вспомнил, и... и период, когда мы начинали, и период, когда мы продолжали, и, надеюсь, что теперешний период, когда мы ещё не заканчиваем. Вот. И приезжали к вам наши актёры, и всегда все уезжали очень довольными, и обо... об... ободрёнными, и с сознанием того, что дело, которое мы делаем, оно не напрасное.
Ну вот теперь немножко, правда, о театре. Ну, поэтический театр — это не только из-за того т... театр на Таганке, что в нём ставятся спектакли на поэтическом материале. И со... не только потому, что туда привлекаются для работы поэты наши известные или поэты, которых теперь уже нет, но которые тоже любимы и так далее. А ещё потому, чт… мне... мне кажется, я буду, как я думаю, говорить, мне кажется, что просто у нас в театре всё, что присуще поэзии, в наших спектаклях, даже не поэтических спектаклях, а в спектаклях просто на... на нормальной драматургии, на прозе даже, там присутствуют все атрибуты поэтические, которые есть и в поэтических спектаклях: и метафоричность, и образность, и... ну, как даже, я даже не знаю, как это назвать, но, в общем, одним словом, мне кажется, что э… просто в каждом нашем любом, даже на прозаическом материале спектакле есть очень много элементов поэзии. Кроме того, во все эти спектакли обязательно вводятся м-м… стихи, обязательно э… музыкально исполняются стихи, зонги, песни.
Это началось ещё с самого первого спектакля, который называется "Добрый человек из Сезуана". Я думаю, что все люди здесь просвещённые, и рассказывать о том, как организовывался театр, наверное, здесь не надо, потому что я, например, уже совсем не могу этого не только рассказывать, но и слушать. Я это, когда мы, у нас есть творческие встречи, особенно на гастролях, вместе с нашим художественным руководителем, Юрием Петровичем Любимовым, мы это выслушиваем иногда по три–четыре раза в день и из его уст, и из... из уст дирекции, и из своих собственных, когда мы ездим без них. Но, я думаю, все знают, что театр организовался уже около оди... одиннадцать лет тому назад, и начался он со спектакля "Добрый человек из Сезуана". И в этом спектакле, уже тогда было очень много поэзии, потому что Брехт написал зонги. Слуцкий, наш замечательный поэт, их перевёл. Музыку к этим зонгам написали актёры нашего театра Хмельницкий и Васильев, и весь спектакль пронизан этими зонгами и песнями Бертольда Брехта. И как это началось — так это и стало продолжаться. Никто от этого не отказывался. Символ нашего театра — так... значит, даже в шуточном спектакле... не в шуточном спектакле, а в шутку в спектакле "Час пик", когда распахивается, там демонстрация мод, плащ, там нарисована гитара. То есть, это вот такой уже какой-то своеобразный символ театра на Таганке, из-за того, что мы все играем на инструментах, и, в основном, в сопро... в гитарном сопровождении.
Ну, после этого спектакля, "Добрый человек из Сезуана", вдруг такая пришла идея в голову, я думаю, что это нашему главному режиссёру, как и всегда всё ему приходит в голову, что делается у нас в театре, ну а мы уж — ско... кто сколько может, а, в основном, это он сделал театр, и продолжает его усовершенствовать и вести в разные стороны, в какие он считает нужным, ну а мы соответствуем сколько можем. Вот. И было лет по... примерно, наверное, девять с половиной тому назад, вдруг мы решили поставить спектакль "Антимиры". Спектакль этот очень известный. Хотели мы его сыграть всего один раз в Фонд Мира, но ког... И, причём, это было так: значит, мы играли минут сорок тексты Вознесенского, играли их, именно играли, они были поставлены Любимовым. А потом в конце выходил Вознесенский и читал свои стихи, и это было, уж конешно, тут просто ажиотаж невероятный, и так далее. Вот. Ну, Вознесенский не может работать у нас в театре постоянно, он всё время ездит: то на периферию, то за границу, и поэтому с ним сложно. И, значит... А желающих было очень много, успех был у этого спектакля, и мы решили играть его сами, и играем его до сих пор, уже девять лет, уже с ума сходим иногда от произнесения одних и тех же текстов, прекрасных поэтических текстов Вознесенского, замечательных стихов. Но, если сыграли мы уже восемьсот, по-моему, или семьсот с чем-то раз только в самом театре, а ещё примерно столько же в концертах, то вы можете себе представить, что теперь, через девять лет, выходить на сцену, и, значит, играть "Рок-н-ролл", "Бьют женщину", "Бьёт женщина" с такой же страстью всё труднее и труднее. Поэтому этот спектакль усовершенствуется и в него вводятся новые стихи, новые песни для того, чтобы он не умирал по двум причинам. Во-первых, жалко, чтобы он умирал из-за того, что стихи прекрасные, и это первый наш поэтический спектакль, а, во-вторых, он нас кормит, этот спектакль. Мы его играем в десять часов вечера, вторым спектаклем, и это избавляет нас от лишних хлопот, а именно: от поездок, так как мы на хозрасчёте и сами себя кормим. <Смех в зале, аплодисменты>. Ну...
И я в связи с этим хотел вам показать добавленный, новый, может быть, кто-то давно смотрел этот спектакль, несколько новых стихотворений, которые Андрей специально дал читать мне. Од... одно из этих стихотворений, которое звучит в те... в спектакле, как стихи, было в другом спектакле. Мы поставили ещё один поэтический спектакль по произведениям Андрея Вознесенского. Назывался он "Берегите ваши лица". Может быть, кому-нибудь из вас повезло, я даже уверен, и знаю людей, которые видели этот спектакль, но потом он был отправлен на доработки, и мы его дорабатываем вот до сих пор, вот уже несколько лет. Значит, выйдет он или нет, я не знаю, и когда это будет... Надеюсь, что да, потому что он был прекрасен, он был удивительно... Я всё время произношу это слово "удивительно", хотя мне уже удивляться нечего, я одиннадцать лет в театре, и переиграл там, и переработал, и видел, как всё делается, и каждый раз это поражает и удивляет. Каждый раз, когда приходишь на репетиции, где не занят, и смотришь, как репетирует Любимов с другими актёрами, иногда бывает, что до самой премьеры непонятно, что выйдет, и вдруг за какую-то одну–две репетиции происходит вот это чудо, это зрелище, ощущение поэзии удивительное в спектакле, и, правда, удивляет. Поэтому я, может быть, и буду произносить это слово часто. Вы не взыщите. Правда, удивительно.
Так вот, в этом спектакле "Берегите ваши лица", который состоялся даже два раза, мы э… играли несколько стихотворений новых его, незнакомых стихотворений Вознесенского, и было придумано оформление очень интересное, а именно: это несколько таких штанкетов было опущено сверху, и на просвет на светящемся заднике они создавали нотный стан. Пять вот этих штанкетов, на которых мы сидели в чёрных костюмах, и так вот сделаешь — получается нота. И, значит, э… под песню, которую я написал специально к этому спектаклю:
2. Я изучил все ноты от и до... (2 куплета)
И вот этот нотный стан — он иногда превращался вдруг в трибуны стадиона, и я там играл какую-то сторожиху женщину, которая собирала бутылки после матча, там, и звучали замечательные стихи и песни Вознесенского. И было так жаль, что мы его не играем, что многие из этих стихов и песен мы взяли, и сейчас перенесли в "Антимиры", потому что они напечатаны, они... они, так сказать, литованные, и так далее. Поэтому мы можем же брать, что мы хотим, и обновлять спектакль.
И вот сейчас я вам хочу показать песню, которую Андрей Вознесенский, как он говорит, я не знаю, он, может быть, просто льстит, а просто, может быть, и на самом деле, которую он написал специально, чтобы я пел в этом спектакле. Называется она "Песня акына".
3. Не славы и не коровы...
<Аплодисменты>
4. Провала прошу, провала... (чтение)
<Аплодисменты>
Вы знаете, давайте мы с вами так договоримся: я сегодня буду много иллюстраций к моей лекции показывать вам, вот, и поэтому их будет много, я... Совсем даже не обязательно меня за них благодарить. Ну, так, если будет невмоготу, тогда ладно, а если... <Оживление в зале>. Вот.
Ну, значит, пот... э… потом мы сделали... я говорю о поэтических спектаклях, хотя, повторяю, поэзии очень много и в непоэтических спектаклях наших. Мы поставили спектакль "Павшие и живые". Для меня он особенно дорог тем, этот спектакль, что я впервые в него написал несколько песен. Это было первое официальное моё пение уже не на магнитофонах, а со сцены. Поэтому спектакль этот... не только поэтому, но и поэтому тоже, я его очень люблю. Мы его бережём. Играем его всё время. Тоже сыграли его очень много раз. Всегда... всегда... впер... впервые зажгли Вечный огонь на сцене на этом спектакле. И всегда, любая публика, в любых местах, где бы мы не были, принимает этот спектакль замечательно. Это спектакль о поэтах и писателях, погибших в Великой Отечественной войне, либо живущих ныне, но участвующих в Великой Отечественной войне, и, значит... Ну, это на ма... на материале поэтов и писателей, которые... творчество которых имеет какое-то отношение к войне. Из ныне живущих там и Самойлов, и Слуцкий, и Межиров, и Симонов, и песни исполняются, Сурковская песня "Землянка". Много замечательных стихов и песен. Вот... И погибшие поэты: Багрицкий, Кульчицкий, Коган и так далее.
Я в этом спектакле играю несколько ролей. Вы знаете, что театр у нас необычный, и мы, кроме того, что мы без гримов и так далее, мы ещё играем по несколько ролей кряду в одном и том же спектакле, потому что в "Десяти днях, которые потрясли мир", например, там двести ролей, а в театре, скажем, пятьдесят артистов. Обязательно приходится быстренько переодеваться и так далее.
Ну, а в этом спектакле "Павшие и живые" начинал я играть поэта Кульчицкого с его прекрасными стихами. Целая новелла есть о трёх поэтах. А спектакль сделан так: три дороги, которые спускаются вперёд к авансцене, и по этим дорогам уходят люди, отработавшие и уходящие, либо умирать, либо просто со сцены. Вот. И когда они, значит, уходят умирать, зажигается Вечный Огонь, и загораются красным эти самые дороги. Вечный огонь горит у нас, просят встать людей, и они в самом начале спектакля почти каждый раз встают, и целую минуту молчания, чтобы почтить память погибших. В этом спектакле вот я играю Кульчицкого, потом в новелле "Диктатор-завоеватель" играю роль Чаплина, а потом Гитлера.
И э… в конце играю такого поэта, замечательного поэта военного, Семёна Гудзенко, который написал одни из лучших военных стихов. Просто действительно это так, и он... он выжил во время войны, но он погиб очень быстро, умер через восемь или девять, по-моему, лет, и Илья Эренбург написал о нем, что "было такое чувство, словно его вот сейчас, через десять лет, настиг долетевший с войны осколок". Я хочу почитать его стихи вам, которые я играю в театре.
5. Когда на смерть идут - поют... (чтение)
Этот спектакль мы... он нам очень дорого дался в самом начале, и мы его так, почти сохранили в том виде, в каком он был сначала. И, повторяю вам, что я написал туда первый раз песни. Одна из этих песен называется "Солдаты... Марш солдат... солдат группы Центр" Это во время новеллы "Диктатор-завоеватель", где я беснуюсь в роли Гитлера, по бокам, по двум боковым дорогам, с закатанными рукавами, выходят четверо немецких солдат с автоматами, и, значит, поют примерно такую песню:
6. Солдат всегда здоров...
<Аплодисменты>
Спасибо.
Потом было ещё нескольких поэтических спектаклей и среди них такие спектакли, как "Послушайте" Маяковского, где было впервые на нашей сцене вдруг вместо одного Маяковского, которо... которого должен был бы играть один актёр, в гриме его, мы играли его впятером со своими лицами, как бы олицетворяя какую-то из граней Маяковского. Я там тоже играл, я играл грань такую, где он, по-моему, этот самый, в общем, где он в антагонизме, где он ругается. Вот. <Оживление в зале>. И для нас пер... для нас, актёров, которые работают в этом театре ведь тоже было очень много новостей во всём этом, потому что мы же ведь... и вдруг по-другому и узнали Маяковского, и по-другому была составлена композиция. Написал её Любимов сам. Вот. И вдруг мы начали читать некоторые стихи, которые почти всегда, во всех исполнениях звучали радостно, бравурно и оптимистично, оказалось, что это стихи печальные:
«Товарищ жизнь!
Давай вдвоём протопаем...»
— вдруг оказалось, что это и так может слушаться, да ещё и получше. Вот. Я играл в этом спектакле тоже одного из Маяковских, говорю, а потом я с... я сейчас уш… ушёл из этого спектакля, ну, по всяким обстоятельствам.
А потом мы поставили спектакль, драматическую поэму Есенина "Пугачёв". У неё своя история у... у этой поэмы есть. Её хотел ставить Мейерхольд, и даже уже были репетиции, но Есенин был человек упрямый, э... как выяснилось, и скандальный. Вот. И он не давал убрать ни одного слова, и менять ничего не хотел совсем. Нам рассказывал об этом Эрдман Николай Робертович, замечательный наш драматург, прекраснейший писатель, и вобще удивительная личность. Он сейчас, к сожалению, уже умер. Царствие ему небесное. Он был светлый человек, один из последних могикан, как мы его называли. Он очень был б... близким другом нашего театра, много нам помогал, и в этот спектакль "Пугачёв" к нам он написал интермедии, интермедии "Двор", "Двор Екатерины". По всяким материалам. Они необы... не... необы... необыкновенно остроумны, эти интермедии. Ну он нам много рассказывал, он же работал и с Мейерхольдом, и с Маяковским, и встречался с Есениным и дружил с ним, и он говорил, что Есенин всячески скандалил и никаким образом не давал ничего выбрасывать. Ну а мы взяли, Есенина нет, во-первых, во-вторых, мы ничего не выбрасывали, а даже добавили. Вот видите, как интермедии эти самые. <Оживление в зале>. Вот. И стали её играть. Но злые языки даже говорят, что, и в общем-то, Мейерхольд не особенно так сильно рвался, потому что, якобы, он не нашёл э… точной формы для этого спектакля. Ну, а Любимов однажды, будучи на отдыхе по болезни, однажды, он придумал форму, как сделать этот спектакль. И долго-долго её наговаривал. Вот я помню, мы были ещё в Тбилиси, и однажды на пляже он мне рисовал и этот деревянный помост, и плаху, и топоры воткнуты. Он очень хорошо рисует, Любимов.. Вот. И вобще, он первые спектакли — он сам всё придумывал, все вот эти вот... все художники, которые оформляли первые наши спектакли, он им говорил, чего делать, и они только уже прорисовывали и вычерчивали. А в основном он придумывал. А теперь, когда появился Боровский Давид у нас, и се... сейчас все последние спектакли — это уже они вместе, но раньше — это он придумывал. Так что вся вот эта декорация — этот спускающийся помост из громадных досок, и плаха, стоящая около самой авансцены, два воткнутых топора — это всё, видите, какие-то сим... символика какая-то, и он такой чистый спектакль. Мы играли там полуголые до пояса, и продолжаем играть. Сначала мы не любили этот спектакль. Было жутко неудобно: наклон, всё время занозы, мы там калечились, цепью этой, я играл Хлопушу, меня этими цепями избивали невероятно сначала, пока мы не привыкли. Потом топоры падали. Они настоящие. Вот. Ну а теперь э... теперь мы настолько привыкли к этому спектаклю, что он идёт щас редко, и мы тоскуем. Очень многие исполнители, играющие уже по восемь–девять лет, и ведь трудно, вы знаете, там такой напор. Есенин вобще поэму эту написал, некоторые поэты теперешние наши говорят, что по поэзии это слабее, чем многое у Есенина, потому что он увлекался в это время э… имажинистами, и с ними дружил всячески, и там уж больно такой невероятный наворот образов: и, там, "луны мешок травяной", и "луны лошадиный череп", и опять луны там оч... Ну, все говорят, что это однообразно, но я так не считаю, потому что в этой поэме есть то, чего, может быть, нету почти ни у кого из... из говорящих теперь. Есть невероятной силы намерение и напор. Он... он так... так её катил от начала к концу, она как... как одним дыханием написана. Он даже пользовался приёмами повтора, которые до... довольно запретными, они песенные приёмы, там, он говорит там:
"Послушайте! Послушайте! Послушайте!.. "
— вдруг три раза подряд слово зачем-то. Он... Ну, он много всяких у него таких деталей было и тонкостей. Ну, мы эту поставили поэму. Мне кажется, соответствует тексту. И, я думаю, что Есенин, если был бы жив, он бы не сетовал. Мне там пришлось играть Хлопушу, и это было довольно сложно, потому что все знают, как читал Хлопушу сам Есенин. А читал он её, эту... этот монолог он читал около двухсот раз в своей жизни, и многие рассказывают очевидцы, что почти каждый раз он себе ногтями пробивал ладони, до такой степени он входил, как говорится, в экстаз, и... и был в полном... такого, с напором, и в полном темпераменте читал эту поэму, до крови себе пробивал ладони. Поэтому, когда слушаешь голос, голос у него удивительный, такой хриповатый, очень низкий голос. Он... Он всё говорил, он... они пели:
Проведи-и-и-ите! Проведи-и-и-и...
Я слышал эту запись, но, к счастью, позже, чем я уже её сыграл, эту роль, потому что, наверное, действие какое-то было бы, а мы все всё-таки обезъяничаем понемножку. С поэтов. Вот. И, э… значит, ну вот я хочу вам показать этот самый монолог Хлопуши, который мне повезло... довелось играть в нашем театре:
7. Сумасшедшая, бешеная, кровавая муть...
<Аплодисменты, откашливается>
Спасибо. Благодарю.
Ну, э… потом были спектакли в нашем театре, которые вы тоже... о которых вы слышали. Это "Товарищ, верь!" по произведениям Александра Сергеевича Пушкина, и по его письмам, дневникам, воспоминаниям его друзей. В каждых... в каждом из этих спектаклей обязательно звучат песни: то ли под гитару, то ли под рояль, то ли просто так. В спектакле о Пушкине и Золотухин Валерий поёт какие-то русские напевы, и все мы вместе поём, вы её знаете прекрасно, эту песню, которая... Я говорю "мы вместе" — я тоже не участвую щас в спектакле. Помните:
8. А всё-таки жаль, что нельзя... (2 строчки)
И, правда, после спектакля действительно очень жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем. И этот спектакль сделан... вы знаете, он с самого начала так... Там такая заявка. Там ни... ни... ни... никто так особенно не пытается его играть, опять же четыре или пять человек играют Пушкина. Ну вот, когда начинается спектакль, освещённая дорога по центру сцены, и выходят люди с двух сторон вот с этой песней про Пушкина, и кидают письма в луче света. Они как листья осенние падают, эти письма, и звучит эта вот самая музыка. Уже есть какой-то настрой. А потом люди берут, начинают как бы читать письма, выходят из них, играют, читают, ну, в общем, нету... Мы... мы прикоснулись к этому, но никто не пытается изображать, как мы это понимаем. Ник... У нас вобще, наши поэтические спектакли отличает то, что мы никто никогда не рискуем играть этих поэтов. Ну это трудно, правда. Ну как можно взять да сыграть Пушкина? По-моему, это даже глупо пробовать. Вот. Или в кино нужно это сделать, но тогда особенно не касаться поэзии. А нас больше всего интересовала личность его, не личная жизнь, а личность, и, в основном, конешно, поэзия. Вот. И из-за этого все как-то приобщаются, отстранённо, читают стихи, и пытаются немного-немного подходить к Александру Сергеевичу. Ну вот.
Интерес к поэзии не ослабевает в театре. Мы же ведь и по Евтушенко делали спектакль. Он назывался "Под кожей статуи Свободы". Сейчас он не идёт, я не... не знаю, уж из каких соображений. Но недавно мы его ещё играли, этот спектакль. Он тоже имел успех. Каждый из этих спектаклей решён по своему. Никаких повторов быть не может, потому что все спектакли у Любимова, я повторяю, они у него настолько для... для каждого придуман образ, я... художественный образ и поэтический образ, что нельзя сыграть ничего другого ни в этих декорациях, никак. Если, предположим, в других вы... есть прекрасные образцы реалистического театра, там, что и говорить, и... и мы их видели. Но, когда предположим, павильон строят на сцене, и сзади есть задник там, скажем: малёванное небо, даже хорошо малёванное, то на этом заднике можно сыграть много: и Чехова, и Островского. Небо-то есть небо. А в наших декорациях невозможно сыграть ничего.
И ещё я хочу вам один маленький эпизод. Когда ставился спектакль "Зори здесь тихие", когда шли репетиции этого спектакля, и до самого конца ещё никто не понимал, что будет. У него бывают такие прорывы, что вдруг во время репетиции в течение трёх месяцев никто не может понять, и у всех ощущение полное, что этого не получится. И я был на одной репетиции, из-за которой случился спектакль. Он шёл, ведь это же всё-таки повесть, драматургии нет, надо её создавать, надо её самим делать. Но так как он уже мастер, Любимов, он уже мастер этого дела, он сам уже пишет очень много, и инсценировок, и всего, и эту тоже он писал по Васильеву, то, значит, это как-то всё-таки случилось. Стали они разговаривать, что-то действовать, играть. Ну, всё происходило нормально. Ну, наверное, как вот в кино, которое называется "Зори здесь тихие".
Мне-то кажется, что наш спектакль интереснее, чем кино, и вот почему... И вдруг на одной репетиции, я присутствовал при этом, вот этот грузовик камуфлированный, который стоял впереди, на авансцене, в нём ехали эти девушки прекрасные, потом он разбирается, и из него происходит... лес получается. Значит, вот он так... они покачиваются, все эти доски на проводках, даётся свет. Птички свистят. Ну и... и со зрителем вроде договорились, что вот это — лес. Образ так... И зритель говорит, — ну, и прекрасно, это лес. Но потом, когда есть смерти, и э… много смертей, отчаянных и страшных смертей, то... Ну вот, смерть, да. Но ведь это очень близко и это легче, потому что ну, конешно, жаль, когда молодая девушка погибает, её убивают на сцене. Верно? Ну что говорить! А вот как это в спектакле поднялось до уровня трагедии. Когда вдруг, после каждой смерти они начинают кружиться вот вместе с этими досками, как в вальсе, как пригвождённые к доскам, звучит хорал, а потом они уходят, они исчезают, продолжает вращаться пустой вот этот вот... конструкция, и звучит какая-то песня русская. Ну вот я вам говорю, что я, правда, я, это было не так давно, но всё-таки мы уже восемь лет вместе работали, это было поразительное зрелище. Отчего это случается — я не понимаю. Думаю, что вот тут вот начинает присутствовать вот этот демон поэтический. И это в каждом... в каждом спектакле, повторяю, даже не на поэтическом материале.
Ну, я всё время по... посл... по... стал писать в наши спектакли и музыку, и тексты, и так далее. И, как говорится, слух обо мне прошёл, и... и... Ну, не по всей Руси, а вот по Москве, и стали в Москве просить, чтобы я писал и в другие спектакли. И однажды даже я сотрудничал со Штейном, и написал несколько песен в спектакль театра Сатиры под названием "Последний парад". Ну, там я сам не... не работал и не пел, а я… а я не люблю, когда другие люди исполняют мои песни. И совсем не потому, что они хуже сделают, наверняка даже и лучше, потому что обладают вокальными данными, но они сделают не так. Понимаете? А... а поэтическая песня — это дело такое, это сам написал текст, сам написал музыку и сам исполнил, как хочу. Мой текст — чего хочу, то и делаю. Моя музыка... <Оживление в зале>. Ну и... Нет, правда, правда, это едино, это нельзя раз... разделять. Это... это превратное представление, что должно быть три автора у песни. Во всём мире уже давно люди это делают, и это интересно, и давно уже все убедились в том, что это интересно. Здесь как-то это почему-то довольно сложно. "Ну как это? Почему это он сам пишет текст, и пишет музыку, и сам поёт?" Ну и, значит, в связи с этим много всяких других разговоров может возникнуть. Ну я сейчас не об этом как раз.
Я хочу вам показать, что я, значит, не только всё серьёзные и всё про войну. А я пишу и шуточные песни, как вам известно, и хочу вам показать вот эту вот песню, всем вам, наверное, знакомую, но она звучала в спектакле "Последний парад", поставленный Плучеком. "Утренняя гимнастика".
9. Вдох глубокий, руки шире...
<Аплодисменты>
Ну, об... обязательно нужно перемежать шуткой. Ещё одну послушайте шуточную песню. Она называется "Про Козла..." Да-да. Конешно... Про него самого. Ну я разберусь, чего мне делать, хорошо? Это у меня бывает всегда, так что это... Я, в общем, привык и ничего особенного, нормально что человек сказал: "Побольше пой!" Ему хочется, чтобы я побольше пел. Но ведь всем хочется, чтобы я побольше пел, все молчат. А , если все начнут говорить: "Побольше пой!" — что же получится?
<Аплодисменты, откашливается>.
10. В заповеднике, вот в каком - забыл...
<Аплодисменты>
"Про мангустов".
11. Змеи, змеи кругом - будь им пусто!..
<Аплодисменты>
Вы знаете, у этой песни такая странная судьба. Кто-то из моих друзей, я… таких, незнакомых друзей, вот, из болгарских кинематографистов посмотре... послушал эту песню, и даже придумал сюжет. Ну, там сначала ман... мангусты змей истребили, потом — кто-то мангустов, потом — всё, а потом, в конце — опять змеи, и даже сняли такой фильм. Я его видел сам в Болгарии. Мне было очень приятно.
Ну вот. Теперь, значит, э… ну ещё... ещё я... я работал в… во многих театрах, и писал туда стихи, песни и... и музыку к этим стихам и песням. Ну у меня до... довольно сложное положение. Вы знаете, я, когда стал писать для кино, то ког... у нас, ну, так получается, что всегда обычно почему-то в кино вот они... Щас мюзикл модно, что вот мюзиклы сейчас. Но дело в том, что это они уже сделали, и... и "мюзикл" — это их слово. И они сделали это замечательно, и лучше мюзикл, чем "Вестсайдская история" мы не можем сделать, потому что это их национальное искусство, которое очень органично появилось там. Наверное, нужно делать что-то своё. Какое — я пока не могу сказать, но только я знаю, что вот когда, например, люди разговаривают, разговаривают — щас много таких фильмов появилось и много спектаклей, говорят, говорят, а потом вдруг: "А-а-а!.." — и запели. Почему это — непонятно. И... и иногда хорошо даже поют, и... и содержательно, потому что стали работать для этого и хорошие поэты, и стали хорошие композиторы это делать. Ну, например, вот Булат написал для "Соломенной шляпки", по-моему, Лябиша такой водевиль, в Ленинграде они поставили. Очень пре... красивые песни, замечательные, с юмором и так далее. Но это довольно редко, а в остальном — это всё какие-то вставные номера к не очень высокой и добротной кинодраматургии. И поэтому я по... когда меня просят написать песни, а это случается довольно часто, случалось, то я всегда... почти никогда не читаю сценарий, а спрашиваю тему просто, на какую хочет мой друг — в основном, я с друзьями работаю, почти никогда с врагами, и редко — с равнодушными людьми. Вот. Но а когда друзья — вот они мне наговаривают примерно, чтобы они хотели, для чего и так далее.
Вот, например, я стал сниматься в фильме "Вертикаль", приехали мы в горы. И я написал эти песни бе... мне никто ... мне сказали: "Хорошо были бы песни в фильме!" Я их написал просто так. Я их не писал для картины специально. И вообще, работая на заказ... Пытаюсь я не работать на заказ, значит, то, что нужно для фильма. И в результате из-за этого получается смещение, парадоксы некоторые. Например, некоторые стали говорить, что фильм иллюстрация к твоим песням и балладам. Иногда это, может быть, и лестно, понимаете? Но в некоторых случаях из-за этого, фильм-то надо прокатывать, надо показывать, а баллады — можно и нет. И поэтому они уходят.
И вот у меня недавно случился... Я могу это совершенно спокойно рассказывать, потому что в этом никаких секретов нет. Я снимался в фильме "Бегство мистера Мак Кинли". Снимался. Я был приглашён на эту роль, как на роль Автора фильма, которой в фильме не было. Но она появилась, потому что мне было заказано девять баллад, которые я и написал. Написал на них музыку. Записали мы их с оркестром. Работали с прекрасными людьми, музыкантами. Я с... поту пролил, думаю, больше, чем на всём остальном, потому что, во-первых, это не про нас. Во-вторых, это не про наше время. Вот. И, значит, нужно было как-то всё это... ну, чтобы соответствовало, как говорится. Материал интересный, условное кино, удивительно мне тогда показалось. Ну вот. Я всё это сделал, написал, и потом в результате получилось так, что оказалось, что вот баллады, мол, ага, а вот, мол, а кино — не такое. Оно про другое немножко. Ушла ироничность, а стало серьёзней. И все они ушли. А реклама сделана. Сделан ролик, например, рекламный для этого кино, в котором один Владимир Семёнович Высоцкий ходит с гитарой и поёт. И полное впечатление, что я там целых два с половиной часа прикидываюсь на экране. Но люди, которые смотрят рекламный ролик, который только сделан на балладе, естественно думают, что в фильме — ещё больше. А в фильме уже ничего нет, и из девяти осталось полторы. Понимаете? А реклама уже сделана, уже заявил режиссёр на страницах, там, прессы о том, что... Его спрашивают: "А не забьёт ли, мол, вот Автор фильма со своими балладами центральную роль?" Он говорит: "Я надеюсь, что не забьёт". Ну у всех полное впечатление, что ну уж может забить, если ну не забьёт, то, наверное, может. А там приходят — и ничего нету. И, конешно, это очень досадно. Так что, видите, есть и положительное, и отрицательное в том, к... как... как я вижу вот эти самые баллады для фильмов.
Я всегда люблю, когда они звучат за кадром. Я довольно редко... Если сам снимаюсь — да, я тогда спою их с экрана, а если для кого-то другого — то пусть они лучше звучат за кадром, чтобы я их сам спел. И я всегда спрашиваю: "Скажи мне, когда она будет идти?" — потому что от песни очень много зависит в картине, даже не… не от песни, а от смысла. Вобще, от этой вот... от этой истории, от этой авторской истории, куда это всё поворачивается.
Вот недавно мы сделали фильм, который называется "Робин Гуд". Ну, уж все видели, Эролл Флинн снимался, уж всё видели: выстрелил — десятерых убил. Смелый, красавец, женщин любит, они — его, друзей, там. Ну, удивительно всё, приключения. Ну уже было ведь, и прекрасно было. И мы это видели. И мы решили снять на... сделать такой фильм на Рижской киностудии, э… значит, о том что, в общем-то, ну да, конешно, стреляли и десятерых, но ведь всё-таки смерти, кровь. Потом уж не очень от хорошей жизни они там в лесах скрывались, и занимались всем этим разбоем и так далее. И хотели сделать такое кино, чтобы была какая-то наша ностальгия по детству, по тем временам, когда мы были юные, и все воспринимали это с таким восторгом. Какая-то печаль по тому, что уже какое-то искусство и какое-то восприятие такое чистое и непосредственное ушло. И я написал туда шесть баллад, написал к ним музыку, и музыку к фильму. Ну и так оно и вышло: когда посмотрели это кино недавно, недели три тому назад, сказали, что это — зачем это? Это усложняет всё, зачем? Приключенческое кино. И в результате их там нету. Написана другая музыка, и другие какие-то два человека написали, и там какой-то... этот самый, ансамбль по... чего-то поёт. Другое. Так что, видите, в общем, и... и такое, и такое бывает.
А иногда — очень хорошо, как, например, в "Вертикали", совсем не в действии фильма звучат песни. Совсем отдельно. Они имеют и самостоятельную нагрузку, но они работают на фильм, а не против. Потому что режиссёр нашел ход. Он почти никогда не пускает песни, как вставной номер в картине. А... Вернее, как вставной номер для персонажа, а он... уходят, показывает, как уходят альпинисты, начало ли похода, там, разговор какой-то, отдельно, на видах, прекрасных видах гор звучат песни. И ты их слушаешь. И не мешает воспринимать изображение. И так далее. Ну, это всё... это всё, когда работаешь с друзьями, когда одинаково думаешь с ними, и когда, в общем-то, делаешь какое-то одно общее дело.
Чё-то отвлекся на кино. Я хотел немножечко позже про кино. <Откашливается>. А я хотел вам сейчас спеть песню. Можно? Значит... некоторые песни, почему я начал про кино, имеют другую судьбу, чем вот которые я вам пел до этого, когда я пишу для чего-то.
Однажды, будучи на съёмках на Кавказе, во время съёмок фильма "Плохой хороший человек", я придумал песню, случайно появились такие... пришло мне в голову стихи, как... называется "Мы вращаем Землю". Написал я её, написал музыку на неё. Потом мне предложили сделать пластинку. Так как это довольно редко, я сразу согласился и, значит, сделал пластинку. Там были многие вещи, уже звучавшие с экрана или в театре, а... а я попросил, чтобы ещё вот эта вот "Мы вращаем Землю". Там долго мы думали... они там, нужно или не нужно. И наконец сказали: "Ну, мол, ладно!" А потом эту песню в спектакль "Пристегните ремни", который идёт сейчас у нас в театре, это одна из последних премьер нашего театра, меня попросил Любимов, говорит: "Там есть ретроспекции в войну, и вот спой эту песню". И так что я попал, как кур в ощип, и прихожу для одной этой песни, и пою её в спектакле "Пристегните ремни". Вот, послушайте.
12. От границы мы Землю вертели назад...
<Аплодисменты, откашливается>
Спасибо. Спасибо.
Ну это прекрасно. Я очень рад, что вы так это всё принимаете, потому что я много пишу военных песен, и продолжаю их писать, и буду их писать дальше, и, несмотря на то, что нам не пришлось держать, значит, в руках... Ну, как-то это говорят, что это вот... есть люди, которые довоёвывают. И я, правда... Я потом ещё вам в конце спою одну совсем новую песню военную, и щас ещё одну покажу. Я буду писать о войне. Но тут всё понятно: дети военных лет, это вобще никогда не забывается. Люди на грани, всегда на грани... всегда в... за... за секунду или за полшага до смерти, и это... тут уже не соврёшь. Люди чисты. И поэтому про них всегда интересно писать, и сколько будут существовать люди пишущие, они обязательно будут возвращаться к войне, и тут даже нечему удивляться. И многие мне говорят, что... Пишут письма, и, правда, там, некоторые люди пишут о том, что, вот, наверное, тот... "Не тот ли Вы самый Владимир Высоцкий, — было такое письмо, — с которым мы под Оршей выходили из окружения?" Ну вот видите. Вот.
Я впервые написал песни, военные песни в фильм, называется он "Я родом из детства". В этом фильме я играл роль там танкиста, горевшего в танке. И там звучали мои песни. Одна из них — "Братские могилы". И вобще, в э... это кино бы... было первое, когда для кино я написал, специально для этого кино. Оно было самое первое в моей жизни. Оно мне дорого по многим причинам, и из-за того, что я встретился там с Виктором Туровым, прекрасным режиссёром, в этом кино. Но ещё там было несколько очень любопытных деталей. Вы знаете, там смыкнулось то, что я делаю сейчас, с тем, что было двадцать пять–тридцать лет тому назад, потому что эту же песню в конце картины повторил Марк Бернес, тогда ещё живой. Вот. Он любил её, и потом её исполнял всячески в своём репертуаре. Но вдруг сомкнулось: я её сидел, пел, а потом вдруг Бернес запел её в конце, и подходили женщины, которые возлагали цветы на могилу неизвестного солдата сразу после освобождения города, стояла какая-то стена, вся в щербинах от пуль и снарядов, и осколков. Стояли этот "мрамор лейтенантов, фанерный монумент", как у Слуцкого сказано, подходили какие-то люди и клали цветы. И вдруг, в конце, когда уже прошё... б... в прокате была картина, пришло письмо на студию. Какая-то женщина, которая лишилась памяти, когда на её глазах расстреляли двух её сыновей, она, значит, была почти безумная женщина. Ну, она жила в миру, и всё нормально но... но она бы... бы... у неё была потеряна память. Она никак не могла вспомнить, где это было. И вдруг она написала письмо: "Я благодарю вас, я увидела это место, где это было". Вот такое на неё воздействие оказала песня вот эта, "Братские могилы", написанная мной и спетая Марком Бернесом. Там вобще было такое смыкание. Я написал песню "В холода, в холода", которая звучала, как будто бы с пластинки э… в сорок четвёртом... в сорок пятом году. Вот. Там были какие-то странности в этом кино. Оно очень... Если вы его когда-нибудь... вам удастся посмотреть "Я родом из детства", поглядите его. Оно имеет удивительное настроение. И для тех, кто помнит — это особенно, а для тех, кто не знает — это будет очень интересно и любопытно. Ну вот.
Значит, я хотел вам спеть ещё одну военную песню, которая называется "Тот, который не стрелял".
13. Я вам мозги не пудрю...
<Аплодисменты>
Есть ещё одна форма, чтобы была поэтическая песня в спектакле. Как, например, э… когда мне предложили написать для спектакля театра Современник "Свой остров". Я тоже думал, ну как же так! Вдруг с чего это они в нормальной, обычной пьесе будут петь песни? Но они нашли такое тоже... ход, что выходил Кваша, просто выходил со сцены в сторону, оставаясь... выходя из образа главного действующего лица этой пьесы, к порталу, и совсем отдельно пел песню, которая давала строй новой сцене, или объясняла смысл предыдущего. И звучали совсем по другому обычные, нормальные истории про сланцы, стоит их добывать сверху или снизу. Ну вот. И я хочу вам показать одну песню, которая называется "Я не люблю".
14. Я не люблю фатального исхода...
<Аплодисменты>
Спасибо.
Ну, видите, моё сегодняшнее перед вами выступление, хоть оно и лекция, но оно тоже есть, так сказать, на... на... на тему поэзии, спектакль своеобразный такой. Как хотите, назовите. Поэтому обязательно нужно же ведь перемежать серьёзные и шуточные вещи. И вот я вам сейчас спою такую шут... несколько шуток. Вот одна из них, тоже имеет отношение к поэзии, к Музе. Называется она "Песенка плагиатора".
15. Я счас взорвусь, как триста тонн тротила...
<Аплодисменты, откашливается>
Спасибо.
Шуточная песня автозавистника.
16. Произошёл необъяснимый катаклизм...
<Аплодисменты>
Вот, значит, так я уже о кино говорю, я хочу вам рассказать одну маленькую историю, а потом — песню спою. Ну, такие шуточные песни. Значит, вы знаете, что есть такой актёр — Шон О'Коннери, который... который играл Джеймса Бонда, агента 007 в этом самом... в изделиях... В хороших, кстати, интересных фильмах, по Флемингу они делали, на Западе. И он был очень известный человек, и там щас он известный человек, и всё, и такой, в общем, невероятный герой он в фильмах. А вобще... а в жизни — он очень респектабельный такой господин, л… чуть лысоватый, чуть полноватый, чуть седоватый и так далее. Но очень знаменитый. Очень. Невероятно. И, значит, там просто... И когда его пригласили в "Красную палатку" к нам сниматься, он боялся ехать, говорит: "Там дикие люди, они совсем меня разорвут! Не надо!" Но его уговорили, говорят: "Ничего! Поезжайте, всё будет нормально". Он поехал, приехал сюда, а у нас никто этих фильмов и не видел. Так что его... Он гулял, какой-то... нормальный человек по улицам. Ну его никто не трогал там особенно. Он заскучал и попросил там какой-то вечер устроить, вечеринку. И устроили. Он пришёл в гости, там, накупил всяких нерусских напитков, и, значит... и разговаривал по-американски, чем тоже не произвёл никакого впечатления на аудиторию, потому что никто не понимал. Все всё... все всё выпили и ушли. <Смех в зале>. Ну а... а он, значит, остался один у... у совершенно разрушенного стола, и всё говорил: "Да, это правда таинственная страна". В общем, что-нибудь в этом роде он шептал.
17. Себя от надоевшей славы спрятав...
.
<Аплодисменты>
Спасибо. <Откашливается>.
Когда меня приглашают сниматься в... в фильмах, то обычно так уж прошло, что с… стали известны эти песни, и стали просить меня, чтобы я обязательно что-нибудь в кино спел своё. Я это всегда делал с удовольствием. Потом мне очень многие люди отсоветовали, говорят: "Не надо этого делать, Володя!" Но так как у меня не так много аудиторий для песен вот такой, как сейчас, а всё-таки больше театральные аудитории в моём театре, или с экрана, то мне жалко, мне бы хотелось чтобы как можно больше людей услышали это с экрана. Поэтому я всегда соглашался это... и делал. Вот. Только последнее время немножечко себе изменил, о чём сожалею. Я стал давать песни другим людям. Больше этого делать не буду, и вобще больше не буду делать, чтобы потом этого не было. Я уж буду делать наверняка, так сказать, только в том случае, если это будет присутствовать на экране. А если нет — тогда и не нужно. Сами дойдут как-нибудь, найдут дорогу. Вот. Я э… н… на этом по... я о кино перестану рассказывать. Скажу вам только вот что.
Что сейчас я снимаюсь в фильме, который называется "Арап Петра Великого". Сценарий написали, конешно, по мотивам, а не точно по Александру Сергеевичу Пушкину, написали два замечательных сценариста — Фрид и Дунский, почти во всех фильмах, которых, значит... Вернее, я снимался во многих фильмах, которые… сценарии которых они написали. То были "Служили два товарища". Обязательно они хотели, чтобы я играл и в "Красной площади", и во всех сценариях. Они даже пишут роли для меня, потом играют другие, но это уже... уже другой вопрос. А сейчас они написали вот "Арап Петра Великого", вместе с режиссёром Миттой. Саша Митта, замечательный, по-моему... на мой взгляд, режиссёр. Мы почти заканчиваем картину. Там, может быть, тоже я буду... не я, или вместе с Валерием Золотухиным, мы попоём мои баллады, которые я написал, стилизации к тому времени там будут такие. Ну я щас их пока ещё не могу петь, потому что они ещё не существуют, а у нас по договору раньше, чем вышел фильм, я не имею права их исполнять. Так что я думаю, что я обязательно встречусь с вами с... с экрана, и... и, наверное... наверняка, я уверен и хочу надеяться, и я уверен опять, и хочу надеяться, и уверен, что я ещё спою чего-нибудь с экрана. Вот.
Ну а сейчас я хочу вам показать песню новую, опять вернуться немножко к военной теме. Песня эта называется э… "Он не вернулся". Но это не "Он не вернулся из боя", а это примерно та же тема. Эта песня посвящена лётчику, который погиб в сорок третьем году над Кубанью. Я им… имею в виду конкретного человека, но песня эта звучит в спектакле "Звёзды для лейтенанта", написанный моим другом, драматургом, теперь очень известным — Володарским. Он написал "Долги наши", он сейчас написал вот "Звёзды для лейтенанта", ещё новую пьесу. Вы видели много фильмов по его сценариям. И вот я специально эту песню написал в этот спектакль. Не в спектакль, а в эту пьесу.
18. Всю войну под завязку я всё к дому тянулся...
<Аплодисменты>
Так. Ещё хочу вам сказать, потому что, правда... Нет, это не оправдывая афишу, а просто так, что песн… к песням своим я отношусь не менее серьёзно, чем к тому, что делаю в театре, не менее серьёзно, чем...
<—>
19. Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт...
<Аплодисменты, откашливается>
20. Товарищи учёные, доценты с кандидатами!..
<Аплодисменты, откашливается>
Это песня из будущей пластинки моей, называется она "Чужая колея".
21. Сам виноват - и слёзы лью...
<Аплодисменты>
Ещё шутка, называется она... называется "Диалог в цирке". Не в цирке, а у телевизера. А по телевизеру — цирк.
22. Ой, Вань, гляди, какие клоуны...
<Аплодисменты>
<В сторону>: Ролики не надо.
Там хотели ролики показать... Хотите ролики?
ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА: Нет!…
Правильно.
Вы знаете, я на конец всё-таки спою вам вот что. Это песня, которая была, без моего ведома, но всё-таки она появилась в фильме, он назывался так символически "Срочно требуется песня", и показывали несколько человек, начинавших в то время. И я там вдруг, как чёрт из бутылки, вылез с песней, она называлась "Парус".
23. А у дельфина взрезано брюхо винтом...
<Аплодисменты>
Спасибо… Спасибо.
ВЕДУЩАЯ: Товарищи!..
__________________
О нас думают плохо лишь те, кто хуже нас. А те, кто лучше нас, им просто не до нас.
--Омар Хайям
Обновления по запросу — на Я.Ди. «Мэйл-облако» для тех, кто помогает нашему интернет-проекту, и для тех, кто хотел бы это делать, но пока не знает, как.
Помогая форуму ВТО, вы прежде всего помогаете себе! А не делаете что-то абстрактное для «других», совершенно незнакомых и безразличных вам людей.
|
Линейный вид
