А.Северный Он был почти что знаменит

http://video.mail.ru/mail/dimaze/videofilmdoc/5.html

Аркадий Северный

Основная информация
Полное имя
Аркадий Дмитриевич Звездин
Дата рождения
12 марта 1939
Место рождения
Иваново, РСФСР, СССР
Дата смерти
12 апреля 1980 (41 год)
Место смерти
Ленинград, РСФСР, СССР
Страны
СССР
Профессии
Инженер-экономист певец
Инструменты
Вокал, гитара
Жанры
Блатная, одесская песня, романс, стилизация, разговорный жанр
Псевдонимы
Аркадий Северный
Сотрудничество
Владимир Раменский
Владимир Тихомиров
Станислав Ерусланов
Владимир Шандриков
Николай Резанов и др.
«Северная Энциклопедия»
Арка́дий Се́верный (настоящее имя — Арка́дий Дми́триевич Зве́здин; 12 марта 1939, Иваново — 12 апреля 1980, Ленинград) — исполнитель песен современного городского фольклора, авторских неподцензурных песен, романсов и стилизаций. Обладал очень оригинальным тембром голоса и экспрессивной артистической подачей песни. Мог ярко обыграть песню в любой стилистике, от романсовой до джазовой.
Содержание [убрать]
1 Биография
2 Творчество
2.1 1970—1974
2.2 1974—1976
2.3 1977—1978
2.4 1979—1980
3 Наследие
3.1 Диски
3.2 Книги, публикации в прессе
3.3 Фильмы, где звучит голос Аркадия Северного
3.4 Документальные фильмы
3.5 Памятник
3.6 Фестивали
4 Примечания
Биография

Родился 12 марта 1939 года в городе Иваново (Ивановской области).
Отец, Дмитрий Иосифович, был руководящим работником в Иванове. Мать, Елена Макаровна, — домохозяйкой[1]. Семья была большая, дружная — пятеро детей (дочь Людмила и сыновья Валентин, Лев, Михаил и средний — Аркаша).
В 1956 году окончил среднюю школу № 25 города Иваново.
В 1957 году Аркадий уехал в Ленинград и поступил на лесоинженерный факультет Лесотехнической академии имени С. М. Кирова (ЛТА). Жил в студенческом общежитии на ул. Пархоменко. Проходил студенческую производственную практику в Лужской лесотехнической школе (май-июль 1960 года). На военной кафедре получил специальность штурмана. Играл в хоккей в студенческой команде ЛТА. После третьего курса обучения перевелся на планово-экономический факультет.
В 1965 году Аркадий Звездин закончил Лесотехническую академию и начал работать экономистом в ленинградской конторе объединения «Экспортлес».
В 1968—1969 годах служил в Советской Армии, лейтенантом ВВС в вертолётном полку под Ленинградом. Позже об этом периоде своей жизни сам Аркадий запустил в народ легенду, что службу ему якобы пришлось проходить в небе Вьетнама.
В декабре 1969 года Аркадий заключил брак с Валентиной Бойцовой. 14 июня 1971 года у них родилась дочь Наталья.
1972—1980 годы — активная творческая деятельность.
12 апреля 1980 года скончался в больнице им. Мечникова в Ленинграде.
[править]Творчество

Поскольку Аркадий не особо лояльно относился к советской системе, то за время учёбы он близко сошёлся с различными представителями «несоветской» молодёжи — со стилягами, фарцовщиками, диссидентами, и, наконец, с музыкальными коллекционерами. Среди последних был студент кораблестроительного института Рудольф Фукс[2]. Однажды Фукс случайно услышал пение Аркадия и сразу загорелся идеей записать его на ленту. После нескольких пробных записей летом 1963 года Фукс вместе с компанией других коллекционеров-подпольщиков организовал домашнюю запись Аркадия под ансамбль. В соответствии с модой тех лет, в репертуаре были в том числе и блатные песни. На этой записи и родился сценический псевдоним Аркадия — «Северный».
[править]1970—1974
В начале 70-х годов судьба вновь свела Аркадия Звездина и Рудольфа Фукса. Фукс решил возобновить записи песен в исполнении Аркадия, а вскоре пришёл к мысли сделать из Аркадия Северного легендарную личность советского магнитиздата в амплуа «старого одессита».
Рудольф Фукс сочинил сценарий «литературно-музыкальной композиции» из одесских песен, миниатюр и анекдотов и в конце 1972 года произвёл её запись в исполнении Аркадия Северного. Запись получила название «Программа для Госконцерта» и очень быстро завоевала популярность практически на всей территории СССР.
Вдохновленный успехом, Фукс осуществил запись ещё одной «одесской программы», написанной по его же сценарию, а затем ещё целый ряд сценарных концертов, открывая, по существу, новый жанр в магнитиздате, своего рода «театр у микрофона». Кроме того, в этот же период, в 1972—74 годах, Аркадий записал под гитару немало других домашних концертов, состоявших не только из блатных песен, но и из уличной лирики, романсов, студенческих и прочих «неподцензурных» песен. Особо следует выделить запись известной скабрёзной поэмы XIX века «Лука Мудищев», которую сделал знакомый Фукса, известный ленинградский коллекционер Сергей Иванович Маклаков.
[править]1974—1976
В 1974 году Фукс снова организовал запись Аркадия Северного под небольшой ансамбль, а вскоре начал подготовку к новому грандиозному проекту — концертам Аркадия Северного с «одесским джазом». Первая пробная запись состоялась в январе 1975 года на квартире басиста ВИА «Поющие гитары» Владимира Васильева, а в феврале была произведена запись концерта Аркадия Северного с ансамблем в актовом зале института «Ленпроект», по месту работы Рудольфа Фукса. Запись получила название «Первый одесский концерт», быстро разошлась по всей стране и имела большой успех.


Концерт «Ой, мамочка»: Николай Резанов, Геннадий Яновский, Аркадий Северный, Геннадий Лахман.
В апреле 1975 года запись Аркадия Северного с ансамблем организовал и Сергей Маклаков. Ансамбль состоял из музыкантов ресторана «Парус», которые под именем «Братья Жемчужные» уже записывались у Маклакова в конце 1974 года. Запись Жемчужных с Северным, получившая впоследствии название «Ой, мамочка!», была произведена на квартире коллекционера Дмитрия Михайловича Калятина.
У Аркадия с Калятиным завязалась дружба, а с осени того же 1975 года Аркадий поселился у него на квартире. Дело в том, что к этому времени Аркадию было негде жить, он ушёл из семьи и из дома, лишился работы в «Экспортлесе». У Калятиных Северный прожил около полутора лет. За это время Д. М. Калятиным было произведено много записей Аркадия под гитару, на которых исполнялись как уличные и блатные, так и лирические песни и романсы. В свою очередь С. И. Маклаков и Р. И. Фукс продолжали свои проекты оркестровых записей Аркадия. В 1976 году произведены записи с ансамблями «Братья Жемчужные», «Четыре брата и лопата», «Альбиносы», «Светофор», «Крёстные отцы». Концептуально выдержанными можно назвать, пожалуй, лишь несколько записей, организованных Фуксом — «Памяти Вертинского»,

«Гимн менестрелей»

Фрагмент песни в исполнении Аркадия Северного с концерта «Памяти Вертинского» май 1976 года, Ленинград
Помощь по воспроизведению
«На проспекте 25 Октября», концерты на одесскую тематику — «Памяти Кости-аккордеониста», «Третий одесский». Остальные концерты были весьма эклектичны, как в музыкальном, так и в репертуарном плане. Как, впрочем, и весь жанр «улично-ресторанной» эстрады, в котором и выступал тогда Аркадий Северный.
В 1976 году Аркадий предпринял несколько попыток избавиться от своего уже развившегося недуга — алкогольной зависимости. Лечение и в ленинградском Институте имени Бехтерева, и в московской клинике на Каширском шоссе привели лишь к кратковременной ремиссии. Примерно с середины 1976 года Аркадий уже нигде не работал, и полностью перешёл на богемный образ жизни подпольного артиста. Его личные отношения с семьёй Калятиных всё более и более осложнялись.
[править]1977—1978
В начале 1977 года произошла непонятная история с ленинградским коллекционером Виктором Набокой. В январе он записал два концерта Аркадия Северного с ансамблем «Обертон», один из которых был сделан в оригинальном рок-н-ролльном стиле. Но вскоре вдруг в адрес Аркадия прозвучали обвинения, что он украл у Набоки оригиналы записей. Что на самом деле лежало в основе этой истории — до сих пор остается неизвестным. Вскоре после этого Аркадий уехал из Ленинграда, но есть ли связь между его отъездом и этой историей — тоже неизвестно.
Как раз в это время киевскому коллекционеру Фреду Ревельсону удалось через Р. Фукса найти Аркадия и пригласить его на гастроли в Киев, куда Аркадий и прибыл в апреле 1977 года. Здесь была произведена запись концерта с ансамблем Григория Бальбера. А вскоре Северный получил приглашение от одесского коллекционера Владислава Коцишевского и в конце апреля приехал в Одессу.
В Одессе Аркадий записывался у Коцишевского под ансамбль «Черноморская чайка», собранный специально для этих записей. Сначала в трёх концертах совместно с омским автором-исполнителем Владимиром Шандриковым, а позже, весной и летом 1977-го, — в двух сольных концертах. Один из них — «Тётя Шура» — многими признан как образец классики в жанре уличной лирики.


Концерт с ансамблем «Химик»: Владимир Раменский, Владимир Тихомиров, Аркадий Северный
Осенью 1977 года Аркадий вновь направился на лечение в московскую клинику. На этот раз удалось добиться ремиссии на год.
После лечения Аркадий вернулся в Ленинград, где С. И. Маклаков вновь организовал его записи с братьями Жемчужными. Теперь они были осуществлены на более солидном музыкальном уровне (концерты «Диксиленд», «Проводы 1977 года»), а также более оригинальны в репертуарном плане. В основном были исполнены не фольклорные песни, а песни на стихи самодеятельного питерского поэта Владимира Раменского, друга Аркадия Северного и Сергея Маклакова.
Из стихов Владимира Раменского был составлен репертуар и других концертов этого периода — с ансамблями «Чайка» и «Химик». Два концерта с «Химиком» были организованы и записаны в феврале-марте 1978 года Владимиром Тихомировым и Владимиром Раменским. Перед этим Северный совершил непродолжительную гастрольную поездку в Нарву, где выступал в «Старом кафе» с исполнением песен на стихи В. Раменского.
Вскоре Северный вновь уехал в Одессу к своей новой гражданской жене Зинаиде[3]. Весной и летом этого года Аркадий вновь плодотворно сотрудничал с В. Коцишевским, записывался у него под гитару, а также с ансамблями «Черноморская чайка» и «Шесть плюс один».
Осенью Аркадий оказался в Москве, и в это же время произошёл рецидив его болезни. В столице было организовано несколько ресторанных выступлений Северного, одно из них — для игроков хоккейной сборной СССР. Вскоре Аркадий расстался с Зинаидой, что, видимо, ещё более усугубило его недуг. Записей в этот период производилось совсем немного — с ансамблем «Аэлита» в Феодосии (?) и концерт песен на стихи Есенина в Одессе.
К этому времени Северный окончательно стал профессиональным «подпольщиком» и нарушителем статьи 209 УК РСФСР. Его образ жизни, в сущности, совершенно невероятен для советской действительности. Не имея ни прописки, ни паспорта, не говоря уже об официальном месте работы, Северный свободно разъезжал по стране и практически открыто участвовал в записях с репертуаром, совершенно неприемлемым для Советской власти.
[править]1979—1980
В начале 1979 года Аркадий вернулся в Ленинград. Здесь он тесно сошёлся с компанией «деловых» знакомых В. Раменского и В. Тихомирова, занимавшихся обивкой дверей, довольно выгодным в советские времена бизнесом. На квартире одного из них, Валерия Шорина (внука А. Ф. Шорина), Аркадий жил несколько месяцев.


Владимир Лутченко, Аркадий Северный, Генрих Сечкин, Вячеслав Фетисов в Москве, 1978
Весной С. И. Маклаков организовал очередную его запись с «Братьями Жемчужными»; правда, ансамбль на этот раз выступал под названием «Божья обитель». Примерно в это же время Аркадия нашёл и его первый «импресарио» — Рудольф Фукс. Он организовал выступление Северного с Георгием Ордановским и рок-группой «Россияне» (запись не сохранилась). Вскоре Аркадий получил приглашение на гастроли в город Тихорецк, куда и отправился в начале лета.
В Тихорецке руководитель местной студии звукозаписи Станислав Сафонов организовал запись Северного с ансамблем «Встреча» при участии хорошо известного в жанре певца и органиста Анатолия Мезенцева. После Тихорецка Северный поехал в станицу Кущёвскую, где местным коллекционером Н. Пушкарским была произведена запись с ансамблем «Казачок», а затем в Ростов-на-Дону. Там Аркадий дал несколько ресторанных концертов. В конце лета он приехал в Одессу, где записал «золотой диск» — большой концерт с «Черноморской чайкой» из одесской классики (так называемый «херсонский концерт»).


Выступление Аркадия Северного (Москва 20.01.1980)
Затем Аркадий уехал в Москву.
Во время пребывания в Москве Северный вновь выступал с ресторанными концертами, которых, по воспоминаниям разных людей, было довольно много. Молва приписывала Северному и специальные концерты для высокопоставленных советских и партийных деятелей, но точных подтверждений этому нет. Жил он в этот период на разных квартирах, пока, наконец, не поселился у Анатолия Писарева. Здесь он жил до самой весны 1980 года, записывая много домашних концертов, в том числе — с песнями, сочиненными самим А. Писаревым.
В феврале по приглашению С. И. Маклакова Аркадий ненадолго приехал в Ленинград, где записал концерт с «Братьями Жемчужными» («Олимпийский концерт», или «Трезвость»), а также домашний концерт у Владимира Раменского. После этого он возвратился в Москву, но в начале апреля вновь приехал в Ленинград. Здесь на квартире В. Шорина у него неожиданно произошло обширное кровоизлияние в мозг.
12 апреля 1980 года, в 1 час 35 минут Аркадий Дмитриевич Звездин скончался в больнице имени Мечникова. Похоронен на кладбище Ленинградского крематория.
Есть версия, что урна с прахом была утеряна ещё до её похорон на кладбище. Вот что рассказывают об этом: «Поставили урну на полку в коридоре, помянули, попели, поплясали, а потом обнаружили, что она куда-то пропала. Может быть, и выкинули в угаре…». Памятник певцу на территории Санкт-Петербургского крематория — кенотаф[4].
[править]Наследие

Творческое наследие А. Северного состоит из более чем ста магнитофонных альбомов. Их список продолжает уточняться коллекционерами-энтузиастами. Далеко не все записи Северного можно считать разысканными на настоящий момент. Неизвестные ранее записи время от времени «всплывают» до сих пор.
[править]Диски
В 1980 году в США фирмой «Kismet» издана первая пластинка Аркадия Северного «Король подпольной песни».
В 1989 году по инициативе Рудольфа Фукса на ленинградской студии грамзаписи фирмы «Мелодия» был выпущен диск «Памяти Аркадия Северного».
В 90-х годах записи Северного издавались на компакт-дисках московской фирмой RCD, и рядом других мелких фирм звукозаписи, а в дальнейшем — студией «Ночное такси» Александра Фрумина, которому в настоящее время принадлежат юридические права на издание записей А. Северного. Необходимо отметить, что качество изданных записей довольно посредственное, к тому же издаются концерты не полностью.
[править]Книги, публикации в прессе
В мае 1980 года уже эмигрировавшим Рудольфом Фуксом в нью-йоркской газете «Новое русское слово» была опубликована статья памяти Аркадия Северного. В дальнейшем Фукс опубликовал ещё несколько статей, посвященных Северному.
Первые упоминания о Северном в советской прессе появились в самом конце 80-х годов.
В 1995 году Михаилом Шелегом была написана и опубликована книга «Споём, жиган», где впервые излагалась краткая биография Северного. Позже М. Шелег изложил её в книге «Аркадий Северный. Две грани одной жизни», которая была издана в 1997 году и переиздавалась в 2000.
В 2006 году в Интернете опубликован текст книги И. Ефимова и Д. Петрова «Аркадий Северный, Советский Союз».
В 2010 году новосибирский журналист Дмитрий Тростников опубликовал в Интернете текст романа «Знаменитость», прообразом главного героя в котором стал А. Северный. В конце года книга была издана[5].
В 2010 году издана книга Рудольфа Фукса «Песни на „ребрах“ Высоцкий, Северный, Пресли и др.» В книге автор рассказывает в том числе и о своих встречах с Аркадием Северным[6].
В 2010 году в Германии вышла книга Ули Хуфена «Regime und die Dandys», главные герои книги — Аркадий Северный, Константин Беляев, Гарик Осипов и др.[7]
[править]Фильмы, где звучит голос Аркадия Северного
Голос Аркадия Северного в первый раз зазвучал с экрана в советском пропагандистском фильме «Заговор против страны Советов» (фильм № 1), 1984 год (Режиссёр Вермишева Е., Киностудия ЦСДФ), в качестве «звуковой иллюстрации» к кадрам, показывающим русскую эмиграцию первой волны. Были использованы фрагменты песен «Не надо грустить, господа офицеры» и «Поручик Голицын»[8].
В 2005 году выходит американский фильм на русско-еврейскую тему «И всё осветилось» (англ. «Everything is Illuminated») режиссёра Льва Шрайбера с актёром Элайджей Вудом в главной роли. В одном из эпизодов фильма звучит песня «Здравствуйте, моё почтенье…» (вариант из Тихорецкого концерта, июнь 1979 года) в исполнении Аркадия Северного.
[править]Документальные фильмы
В 1993 году на Санкт-Петербургском телевидении появляется документально-телевизионная программа об Аркадии Северном «Северный Шансон», автор Михаил Шелег.
В 1993 году выходит в эфир документально-телевизионная программа об Аркадии Северном «Концерт по заявкам» (при участии М. Шелега). Ведущая передачи — известная ленинградская певица Мария Пахоменко.
В 1997 году снят фильм «Он был почти что знаменит» (режиссёр Дмитрий Завильгельский). Документально-музыкальный фильм рассказывает о судьбе Аркадия Северного. Телепремьера фильма состоялась на телеканале ТВЦ в 1998 году[9].
В 2005 году режиссёр Дмитрий Завильгельский снял фильм «Когда мы вернёмся…». Фильм рассказывает об истории создания памятника Северному в Санкт-Петербурге через «призму» трагической истории уничтоженного в 70-е годы памятника известному барду Арону Круппу[10].
30 декабря 2008 года на Пятом канале (Санкт-Петербург) состоялась премьера нового документального фильма к юбилею исполнителя «Аркадий Северный. Человек, которого не было»[11].
12 марта 2011 года в Центральном доме журналиста состоялась премьера заключительной части документальной трилогии Дмитрия Завильгельского «Бронза для героев». Это история певца, от «никому неизвестного ленинградского забулдыги» до официального признания его в виде памятника в центре родного города[12].
[править]Памятник
Скульптор Галим Долмагомбетов — автор проекта памятника Аркадию Северному. О создании памятника снят фильм «Когда мы вернёмся…». В Санкт-Петербурге памятник планировали установить на закрытой территории Лесотехнической академии, но в итоге памятник был установлен в Иваново.
По словам первого заместителя председателя правительства Ивановской области Александра Фомина:


Открытие памятника Аркадию Северному 18 июня 2010 года
В этом году будет обустроен сквер у Щудровской палатки — древнейшего гражданского кирпичного здания города, относящегося к XVIII веку. Здесь будет установлен памятник нашему земляку, барду Аркадию Северному. Стоимость работ составит более 7 миллионов рублей.
— [13]
Накануне открытия скульптурная композиция неожиданно была изменена[14]. В бутылке появилась чёрная роза, превратив символ алкогольной зависимости певца в вазу с цветами[15]. Ивановская общественность обратилась с открытым письмом к губернатору и 21 июня 2010 года роза была демонтирована департаментом культуры[16][17].
Открытие памятника состоялось в Иваново 18 июня 2010 года, рядом с площадью Революции, в скверике возле Щудровской палатки. На открытии присутствовали глава региона Михаил Мень, глава администрации города Иваново Александр Кузьмичев, простые ивановцы и гости города.
По мнению председателя совета ректоров вузов Ивановской области, ректора ИвГУ Владимира Егорова:
Артистам нечасто ставят памятники, а артистам андеграунда — почти никогда. Пути творческих людей зачастую неисповедимы. Кто-то приходит в искусство через академические традиции и образование, но есть люди, которые прорастают в искусство своим талантом, как какие-то экзотические цветы. У них народные корни. К их числу относится и Аркадий Северный».
— [18]
[править]Фестивали
С 1996 года в Санкт-Петербурге проводятся ежегодные фестивали памяти Аркадия Звездина-Северного.
С 2009 года в Иваново проводится музыкальный фестиваль имени Аркадия Северного «Чёрная роза».
На указанных фестивалях выступают в основном исполнители жанра «Русский шансон»
[править]Примечания

↑ Показывать компактно

↑ Вместо пролога
↑ Рудольф Израилевич Фукс (Соловьёв). Биография
↑ Сведения о том, что их брак был зарегистрирован, пока не подтверждены. Равно как и то, что Аркадий получил одесскую прописку.
↑ Могилы знаменитостей. Северный (Звездин) Аркадий Дмитриевич (1939—1980)
↑ Роман «Знаменитость» на сайте издательства
↑ Фукс Р. Песни на „ребрах“ Высоцкий, Северный, Пресли и др.
↑ Ули Хуфен. Интервью («Немецкая книга о советском шансоне»)
↑ Фрагмент из фильма «Заговор против страны Советов»
↑ Фильм «Он был почти что знаменит…»
↑ Фильм «Когда мы вернемся…»
↑ Фильм «Аркадий Северный. Человек, которого не было»
↑ Виртуальный кинотеатр документального кино — 12 марта день рождения Аркадия Северного в Домжуре
↑ В 2010 году развитие города Иваново продолжится
↑ Представители интернет-общественности настаивают на изъятии у памятника Аркадию Северному не только бутылки
↑ Бутылку, присутствовавшую в памятнике Аркадию Северному, поменяли на розу
↑ Ивановская общественность заступилась за памятник
↑ Чёрную розу украли?
↑ В Иванове 18 июня был торжественно открыт памятник Аркадию Северному
[править]Ссылки

«Северная Энциклопедия». Сайт, посвященный творчеству А. Северного.
Каталог концертов Аркадия Северного
Каталог концертов Аркадия Северного, организованных Р. И. Фуксом
Сайт об Аркадии Северном
Ефимов И., Петров Д. Аркадий Северный, Советский Союз!
Тростников Д. Знаменитость (роман)
Профиль Аркадий Северный на Moskva.FM
Документальный фильм об Аркадии Северном на сайте Пятого канала
Клип на песню «Воспоминанья» в исполнении Аркадия Северного на YouTube
Аркадий Северный MP3

Высоцкий о Северном


На прошлой неделе происходило очередное заседание нашей редакции, на котором обсуждались различные темы и материалы, в т. ч. и письма слушателей. Совершенно неожиданно в аудитории, где это происходило, появились двое наших постоянных авторов – Дмитрий Петров и Игорь Ефимов. Они приняли живое и непосредственное участие в обсуждение одного из материалов. Нам показалось это достаточно интересным. Поэтому предлагаем Вашему вниманию стенограмму их беседы.

Глав. Ред. – Эта интересная тема началась с того, что Олег из Нижнего Новгорода прислал нам занятную байку. Назовем это пока что байкой, потому что речь идет о фонограмме Владимира Высоцкого, которая ни нам, ни знакомым знатокам творчества поэта не попадалась, – ни в записях, ни в опубликованных расшифровках фонограмм, ни цитатой в чьих-либо воспоминаниях... Правда, мы и не претендуем на всеобъемлющие познания в творческом наследии Высоцкого. Может быть, кто-то сейчас сразу вспомнит, и узнает эту фонограмму?
"Лет 10-12 тому назад, когда еще не было практически никакой информации об А. Северном, один коллекционер-любитель из Иркутской области прислал письмо, где сообщил следующее: "В конце семидесятых у меня была фонограмма В. Высоцкого, концерт во МХАТе (она не сохранилась). На вопрос одного из слушателей, знаком ли В. Высоцкий с А. Северным, Владимир ответил: "Да, я знаком с Аркадием, но не близко. Было время, когда мы даже учились друг у друга, в частности я взял у Аркадия мелодику некоторых песен, принципы построения музыкальных фраз, тематику некоторых песен, но к сожалению у Аркадия я научился не только хорошему, но и... (так в письме – Олег) Аркадий исполняет некоторые мои песни с моего разрешения, некоторые без..." Вот и всё, что мне написал этот приятель. От себя добавлю, что он не был особенным поклонником Аркадия Северного, записями "блатняка" так особо не занимался. Хорошо было бы найти эту фонограмму В. Высоцкого, если она, конечно, существует. С другой стороны, этому парню из Иркутска вроде бы ни к чему было это всё придумывать..."

И. Е. – Ты знаешь, вот сейчас еще раз прочитал этот абзац, и… Я где-то слышал это у Высоцкого, но безо всякого упоминания Северного. То есть, как будто кто-то взял и вместо (вместо чего – не помню ни хрена…) подставил "Северный". Все-таки надо еще раз всё проверить, уж очень это подозрительно…

Д. П. – Пожалуй… Ну, а, главное, все же, возражение против подлинности этой фонограммы – элементарная несостыковка во времени. Высоцкий писал песни с начала 60-х, а к концу их он уже был... ну, общеизвестно. А вот Северный... Мы до сих пор все копаем, да так до конца и не выяснили – насколько он был известен в конце 60-х, да и вообще – что он успел наработать к этому времени... Так какое ж там, на хрен, "учились друг у друга"...
А про мелодику и принципы построения музыкальных фраз Высоцкий говорил, если память не изменяет, применительно к улично-блатной песне вообще, а не к конкретным исполнителям.

И. Е. – Напомни, где ты это слышал, может это мне поможет найти что-то еще…

Д. П. – Ну дык если б я помнил, – указал бы уж источник! Так, осталось в памяти, то ли из читанного, то ли из слышанного. Вот именно эти умные термины: "мелодика", "принципы построения". Не про Северного – однозначно. Скорее всего, – именно про блатные песни вообще. Или, как он еще говорил – "городской романс"...

И. Е. – Да, мне тоже именно слова "мелодика" и "принципы" запомнились…

Д. П. – В "монологах" Высоцкого на одном сайте нечто подобное было, но не про музыкальные, а про поэтические дела. Высоцкий говорил: "Эти песни принесли мне большую пользу в смысле поиска формы, поиска простого языка в песенном изложении, в поисках удачного слова, строчки". С какой фонограммы – я, естественно, не помню. Но оставим пока вопросы о достоверности. Как бы там ни было, встает интересный вопрос – говорил ли вообще когда-нибудь Владимир Высоцкий об Аркадии Северном?
Громко говоря, откроем тему, – Высоцкий и Северный!
Вообще-то, такая тема должна была встать, рано или поздно... Хотя Высоцкий и Северный – это два, можно сказать, совершенно разных мира в нашей песенной культуре. Поэтому сравнивать их вообще невозможно, – просто не в чем, их творчество никогда не оказывалось в какой-то одной плоскости. Но сравнений, слава Богу, пока никто и не устраивает (хоть и любят у нас сравнивать несравнимые вещи!). А вот мнение такого выдающегося человека, как Высоцкий, знать всегда интересно – и о Северном в том числе...
Ну и, в конце концов, формальные точки соприкосновения у них все-таки были... Ведь известно, что Северный пел некоторые вещи Высоцкого – и в своих ранних подгитарных записях, и позже – под ансамбли. Хорошо пел, или похабил, – вопрос вкуса, и вообще отдельная тема. А в самом факте, конечно, ничего удивительного нет, – песни Высоцкого кто уж только не пел...
Правда, есть в этом деле один интересный момент, и надо на нем немножко остановиться. Дело в том, что песни Высоцкого гуляли в народе по-разному, – для многих из них чужое исполнение было просто органически невозможным... А вот, например, его ранние песни просто моментально стали народными. В чем разница? Ну, во-первых, ранние были на родную дворово-блатную тематику, и были действительно классическими Песнями. Во-вторых, магнитофонизация тогда еще не стала глобальной, и они передавались отчасти изустно, в отрыве от авторского исполнения... А вот потом у Высоцкого многие песни стали серьезными драматическими произведениями, и, благодаря магнитофонам, сделалось общеизвестным их совершенно уникальное авторское исполнение – и портить это после автора было уж просто позорно... Хотя портили, конечно. Но это так, отступление, – Северный-то как раз пел из Высоцкого в основном раннюю классику.

И. Е. – А как же "Химик"? Да и еще что-то было…

Д. П. – А что "Химик"? – одна "Разбойничья". Я ж и говорю – "в ос-нов-ном..." Впрочем, для интереса можно подобрать и список песен Высоцкого, которые исполнял Северный...

И. Е. – Но, кстати, Северный не только пел, но и говорил о Высоцком в разные периоды. Сначала у Фукса в "Радиопередаче", – то есть, текст-то этот, собственно, и принадлежит Фуксу: "Испортился блатной во всю мир. Володя Высоцкий. Все поют и поют его варианты. Ведь у него вор в песнях какой? – Благородный, волевой, отчаянный, еще и интеллигентный. Как раньше говорили – кусок интеллекта. Что-то в жизни я таких воров не видал. Ну, да ладно, все равно я его люблю за шершавость". И еще на одном: "Теперь подражание Володе Высоцкому. Я-то могу ему, так сказать, передир... ну, как это называется? – подражать. А вот пусть он попробует". И сам тон здесь был почти такой же, как в "Госконцерте". Потом на "Химике”, но совершенно по другому уже: "С искренними извинениями…" ну и т.д. Тон изменился, да и за что, интересно, извинялись?

Д. П. – Извинялись, кстати, не только за исполнение "Разбойничьей", но и за свою, "О волках".

И. Е. – Не думаю. Чего бы это им извиняться еще до исполнения песни? Если бы они считали, что она плохая, то зачем было петь-то? Мне кажется более вероятным, что до них уже дошла одна запись Высоцкого, где он не очень лестно высказывался "о всяких Северных", а, может, и рассказал кто-то. Вот и решил Аркадий "запечатлеть", что ли, свое уважение к Высоцкому. Хотя, как оно было на самом деле, уже и рассказать-то некому. Вот и Тихомирова уже нет...

Д. П. – То есть ты имеешь виду, что извинялись не за песню, а самой песней – за что-то? Интересная мысль, не думал об этом... Но тут занятная штука получается! Вот то, что Северный говорил в "Радиопередаче", или про подражание – это хамством не звучит! С точки зрения своего имиджа – старого блатного одессита, это вполне логично. Ведь без оскорблений же... А вот в "Химике" – само извинение звучит хамством! Песня "О волках мне писать невозможно" – на мой взгляд такая убогая и корявая, что стыдно вообще было в ней поминать Высоцкого. Да еще поставить себя на одну доску с Высоцким в "волчьей" теме. Такой… песней!!! Молчали бы лучше... Тем более – это ж выдумка Раменского. Тогда уж до кучи надо было вспоминать, как Раменский облажал Высоцкого в песне "Был открыт в кафе просторном клуб на улице Нагорной". Но это уже выходит за рамки темы "Высоцкий о Северном".

И. Е. – Уходить от темы, ты прав, не надо и растекаться этим самым по древу тоже, но какие-то моменты надо четче обозначить и… погоди, погоди! Какой Раменский и "Клуб"? Напомни первую строку, чтоб я не искал! По-моему, это Фукса песня.

Д. П. – Я про нее не хотел говорить, потому что ее вообще не Северный пел, а Резанов. В концерте с "Чайкой". Фукс, говоришь? По-моему, он тогда с ними уже не общался, если вообще уже не отъехал. Я считал, что для этой серии концертов только Раменский старался. Да и убогий текст! Фукс бы поизящнее сделал, хотя бы с точки зрения формы и техники стиха. Впрочем, это догадки только...
Но мы что-то совсем уехали в сторону! Вроде, как собирались выяснить – что говорил Высоцкий о Северном, а не наоборот.
Да, так ты уже упомянул одну фонограмму, – кстати, единственную которую и я знаю, где Высоцкий говорит о всяких подражателях, и среди прочего следующее: "...появились всякие там Северные, вот появился такой Жорж Окуджава, он, видно, усиленно тренировался, чтобы охрипнуть..."
В фонотеке того же Олега эта фонограмма указана как "выступление в ИКТП, 1980 г, (февраль)", в других источниках, кажется, – как более ранняя. Впрочем, дата здесь не столь принципиальна.

И. Е. – А какие другие источники – нельзя ли поподробнее?

Д. П. – Чтоб я знал! Я ведь был еще тот "любитель" Высоцкого, у меня все записи сборками, хрен поймешь... Ты ж говорил, что про "всяких Северных" у тебя тоже была фонограмма! Давай от твоей толкаться.

И. Е. – Давай-давай… Да не могу я найти!

Д. П. – Ну, и ладно. Мы ж не юридическое дело затеваем, чтоб на все-все – обязательно зафиксированное в протоколе. Была фонограмма, и ладно. Надо будет – уточним.

И. Е. – У меня есть только вот это: "Теперь столько есть подделок, что я сам с трудом отличаю только по каким-то маленьким нюансам. Удивительно! Есть, например, такой человек, который называется Жорж Окуджава. Он взял фамилию Булата, а поет моим голосом. Считается, что это очень несложно. Надо, дескать, выпить лишку, подышать в холодную форточку и будет уже "под Высоцкого". Это не совсем так. Я вам должен сказать, что они срывают нарочно голоса, делают их больными, а у меня голос не больной, он всегда был таким". Концерт в Долгопрудном, 21.02.80 г."

Д. П. – А вот еще интересный материал на ту же тему. Из воспоминаний Игоря Константиновича Шевцова: "Высоцкий говорил: "Мне рассказали: объявился какой-то ..., называет себя Жорж Окуджава. Во! И поет моим голосом – даже я не могу отличить! Но – хрен бы с ним – так поет-то с матом! Я никогда не позволяю себе матерщины в песнях!"
Ну, и наконец, – монолог самого Владимира Высоцкого, опубликован в "Народной библиотеке Высоцкого". Правда, о Северном там ни слова. Но есть ответ на очень многие вопросы... Он очень большой, чтоб приводить его здесь…

И. Е. – Это не есть монолог Высоцкого, это тупая перепечатка текста из книги "Четыре четверти пути". Не монолог, потому что составитель взял куски из разных фонограмм, интервью и т.д. Собрал в кучу, все дело отредактировал сам и… получился текст, который Высоцкому не принадлежит. Поэтому, это "ответ на многие вопросы" не его, а Крылова. Еще неизвестно, что тот от себя в него добавил…

Д. П. – А может быть, ты знаешь соответствующие куски в оригинальном виде – тогда давай. Потому что логика повествования как раз и идет к вопросу о подражателях. Какие-то слова Высоцкого на эту тему хорошо бы привести.

И. Е. – Ты думаешь, это так просто, что оно у меня все по полочкам разложено? Да я буду год разбирать, искать и не найду. Вот что пока есть – Навои, июль 1979 г.: "… последнее время стали так много подражать и так здорово, что я сам не отличаю, где кто поет. И иногда делают так: вот, предположим, слушаешь пленку – там тридцать вещей, из них три мои, а двадцать с чем-то не мои. Я сам никогда в жизни никому не подражал". Еще интервью 23.04.78 г, завод "Микрон", г. Зеленоград: "…я думаю, что очень многие песни мне приписываются. Есть очень много подделок, большое количество. Их можно отличить, потому что они сделаны очень грубо и… Как говорится, псевдо-простота во всех этих песнях, это просто рифмованные какие-то выкрики, в основном – то что я слыхал. … Я, к сожалению, хороших подделок не встречал. Вопрос: "Может быть, это как раз и называется у нас "ранний Высоцкий"? Может быть, это чаще подделки? Высоцкий: "Нет, ну что вы! Почему я писал... Мои ранние песни, которые можно как угодно назвать – "дворовые" или "блатные"… Ну, я считаю, что это – традиции городского романса. … Я вам должен сказать, что мне эти первые песни, которые я писал, очень помогли и дальше, когда я усложнил и круг идей расширил. Я оставил зато – вот от первых песен – именно форму. Они помогли мне очень в поисках формы".

Д. П. – Это все интересно, конечно... Но хорош именно рассказ про одесский толчок и Жоржа, который приведен в этих "монологах Высоцкого": "Однажды в Одессе, на "толчке", я видел человека, который стоял за громадными стопами пленок — его из-за них почти не было видно — и торговал "моими" песнями. Так в этой пленке из тридцати пяти песен было примерно пять вещей, которые пел я, а остальные тридцать пел какой-то другой человек, которого звать Жорж Окуджава. Он, значит, взял себе фамилию Булата и поет, стервец, моим голосом, при этом старается петь и мои, и булатовские песни. Поет настолько похоже, что поразительно". Или он тоже далек от первоисточника?

И. Е. – Да не знаю я!

Д. П. – Вот такие есть интереснейшие материалы, ответ на многие вопросы... и порождение новых... Во-первых, любопытно, – почему Высоцкому так "запал в душу" именно Жорж?

И. Е. – А, по-моему, абсолютно понятно почему – из-за фамилии. Высоцкий очень трепетно относился к Окуджаве Булату и неоднократно в разные годы подчеркивал свое уважение к нему. Больше такого уважения не было ни к одному "барду". Он вообще на такие оценки был скуп. И вдруг – Жорж! Тем более что песни Булата Жорж пел, действительно.

Д. П. – Но он не самый, так скажем, известный исполнитель 70-х... Просится парадоксальная, на первый взгляд, мысль – Высоцкий не был знатоком левомузыкального магнитного мира, хоть и являлся самым ярким его представителем.

И. Е. – Хм-м-м… Знатоком-то он не был, но прекрасно знал и любил фольклорные песни и исполнителей, их певших. Кстати, есть его письмо к Шемякину в Штаты, вместе с которым он отправил тексты песен 20-30-хх г.г., для передачи их Димитриевичу, чтобы тот использовал их как-то, а – нет: "Пусть хоть в русских кабаках поют". Он знал лично Алешу. Любил Лещенко, Вертинского, т. е. вкус-то у него был. Не любил "бардов", кроме Окуджавы. Что-то принимал у Кукина и еще у пары авторов. Помнишь: Лобановского ему поставили, а он: "выключи".

Д.П. – Вот то-то и примечательно! Фольклор любил, Димитриевича, Лещенко... а современный блатняк был ему неинтересен! Не то чтобы тут снобизм, или он себя выше этого считал… Хрен знает, можно долго философствовать. Я специально не стал развивать этой темы. Скажем так – Высоцкий – явление более широкое....

И. Е. – Ему где-то задали вопрос "Ваше отношение к бардам и менестрелям?" Он ответил, что "я к ним никак не отношусь". А дальше что-то о том, что их сейчас до хрена развелось, и они его никак не интересуют. Хотя, по-моему, он имел в виду авторскую песню.

Д.П. – Эдак мы опять отъезжаем от темы. Мы ж про блатняк. А авторская песня-то тут, вроде, и не при чем. В ней-то как раз никто под Высоцкого не косил!
Продолжу мысль: ведь по-настоящему, Высоцкий – явление не только культуры магнитного андеграунда, а гораздо более широкое. Это лишь благодаря нашей советской жизни он в значительной степени оказался там; но сам Высоцкий себя с этим миром, конечно, не отождествлял... И вполне мог и не иметь к нему особого интереса. По крайней мере, он не был филофонистом, хоть с творчеством различных наших авторов-"бардов" и был знаком. Ну, а про многих знал, значит, лишь понаслышке. Вот так и зацепился, видать, у него этот несчастный Жорж. Между прочим, все, кто хоть раз слышал этого исполнителя, знают – с Высоцким общего ни на копейку! А ведь тех, кто действительно реально косил под Высоцкого – хватало еще с 60-х! Что и понятно: соблазнительно простая мысль – затошнить хрипотой, и вроде – изобразил "блатной стиль". Это ж, кстати, и до сих пор в шансоне работает... Так что таких липовых "Высоцких", наверное, можно было найти в каждом городе.

И. Е. – Ну-ка, ну-ка, назови кого-нибудь так сразу? Я кроме Резанова никого не вспомнил. У Николая Серафимовича я имею в виду, конечно, только хриплый голос, а не все остальное…

Д. П. – Ага, вот счас прямо и назову. Сам мне всю дорогу доказываешь, что с "шестидесятниками" сплошной бардак, ничего четко нельзя идентифицировать. Просто помню – были записи всяких "хрипатых". Думаю, все это помнят. Так что имена особо не прибавят ничего…
А вертаясь к несчастному Жоржу... Видать, Высоцкий все-таки от недостатка информации определил его в главные подражатели. Но ведь были и те, кто действительно здорово имитировал; Оршулович-Сорокин, например, – правда, это было уже в конце 70-х. Кстати! Уж не его ли втюхали Высоцкому за Жоржа? вот он действительно делал голос один к одному, и при этом песни Высоцкого вперемешку с различным самопалом!..

И. Е. – Почти уверен, что нет! Во-первых, по-моему, все-таки Сорокин начал это петь где-то в 1980-м уже. Ерусланов и Коцишевский сами толком не помнят… Мое мнение – 1980. Тогда же и Шандриков был в его исполнении.

Д. П. – Что касается Сорокина: точно, что в 1979 в фонотеке Кингисеппа были записи Сорокина. Первая, что я записал, была какая-то сборка – часть под две гитары и аккордеон, часть – под приличный аккомпанемент. Вот там и были ранние песни Высоцкого, плюс как раз самопал его голосом. Типа "Летит по небу самолет, а в нем задроченный пилот".

И. Е. – По-моему у меня есть эта бобина, но я всегда считал, что она позже. И голос на Высоцкого там непохож… "Пилот" точно есть, а вот Высоцкого не помню... Хотя, может, это разные записи. Впрочем, в записях Сорокина я особо не разбираюсь, потому поверю твоей уверенности и спорить не буду. Пусть будет конец 70-х.

Д. П. – Ну, ты заставил задуматься... Может, действительно разные записи? "Пилот" сделан здорово под Высоцкого, я даже по приколу многим ставил – вот, мол, какая пошлятина есть у него. Тоже, значит, я руку приложил в свое время, каюсь... А датировка... Я слышал в 1979, но поскольку тут сборка – посчитал, что уж запись сделана по меньшей мере год назад... А может, и нет, – значит, 1979. Тогда, конечно, вряд ли Высоцкий, говоря про безобразных подражателей, мог иметь в виду записи Сорокина. Впрочем, все это догадки... О Сорокине Высоцкий, насколько нам известно, никогда не упоминал, – наверное, он и не знал имени этого имитатора... И это тоже говорит о том, что Высоцкого в те времена уже не особо интересовала культура магнитного блата. Он ведь точно так же ни разу не говорил еще про одного известного исполнителя, который, правда, и не стремился его имитировать... Но в народном мнении все равно обзывался "Высоцким"! Это – Владимир Шандриков. Историй про то, как его записи шли за Высоцкого – предостаточно; иногда народ просто заблуждался, а иногда – под лейблом "Высоцкого его впаривали муз. фарцовщики... А потом его вообще стали называть "Омским Высоцким"! Где-то в самом конце 70-х... Судя по всему, до Владимира Семеновича все это "безобразие" не доходило, или ему просто было тогда уже не до этого...

И. Е. – Так откуда он бы его знал… Я сам Шандрикова гитарного уже услышал после смерти Высоцкого – там, где он поет его памяти. А с "Чайкой" Шандриков совсем по-другому слушается…

Д. П. – Не совсем так. То, что записи Шандрикова с "Чайкой" впаривали за Высоцкого уже в конце 1977 года – сам свидетель. Да и цитатка из Северного "Володя Шандриков не знал подобной драмы, ведь он в Одессе за Высоцкого идет". Мог Высоцкий его слышать... если б интересовался. О чем я выше и говорил…
Ну, ладно! – а что же Северный?! Мы тут все о подражателях... хотя, да, Северного Высоцкий тоже записал в подражатели. Но подражатели – это несколько другая тема... Вряд ли можно сказать, что Северный в чем-то подражал Высоцкому.
А учитывая то, что к концу 70-х Северный стал в Союзе фигурой уже известной, надо думать, что и Высоцкий мог слышать его записи. По идее, он и должен был бы оценивать Северного не как подражателя, а как артиста "одесского жанра", – но об этом можно только гадать...
Наверное, о существовании Аркадия Северного Высоцкий тоже услыхал раньше, чем познакомился с его записями. А так как Аркадий таки да, пел его песни, – вряд ли о нем у Высоцкого могло быть хорошее мнение... Думаю, что когда Высоцкий услышал записи Аркадия, (тем более – со своими песнями), – в этом мнении он мог только укрепиться.

И. Е. – Высоцкий был у Толмачева не раз, а у того писался Северный, в т. ч. "Передача", где Аркадий, по сценарию Фукса, разумеется, несколько развязно говорит о Высоцком. Вполне возможно, что Высоцкий именно здесь и услышал его впервые.

Д. П. – К тому же Северный украшал его песни такой одесской кучерявостью, что самые серьезные вещи там звучали как балаган и пародия. Впрочем, нам-то не пристало упрекать Аркадия, – все-таки человек искал, экспериментировал...
Но ладно, Бог с ним, с этим музыковедением! У Высоцкого могли быть и более прозаические причины для негатива. И вовсе не из-за "авторских прав" – в советское время были другие заморочки...
И об этом есть еще один, крайне интересный фактический материал: в 1995 г. вышла книга Геннадия Внукова из Самары-Куйбышева "О жизни и звездах, о святом и вечном" (Библиотека "Ваганта", выпуски 49-51). Автор неоднократно встречался с Высоцким в различные годы, и в книге описаны эти их встречи и беседы... Во время одной из встреч Внуков предложил Высоцкому спеть фольклорные песни, а Владимир начал кричать, что (с. 76-77) "никогда не буду петь чужих песен. Хватит того, что подделываются под меня, а мне все приписывают и припоминают. Надоело! Хрипят вот, как ты, а на Высоцкого лают". И далее: "... В Ленинграде или Одессе появился какой-то идиот Аркадий Северный. Поет мои песни, "шпанские одесские" и твои, кстати, морские, или как ты их там называешь. Надо с ним разобраться, за всех я козел отпущения..." В самом конце: "Встретиться в жизни им не довелось. По свидетельству очевидцев, Аркадий Северный очень любил Володю Высоцкого. Возможно, на том свете они как раз и дружат".

И. Е. – У меня хранится беловая рукопись Внукова 1991 года. Там все описывается немного по-другому:

"Четвертая встреча – ТЕРРОР – 1968 года": "Он как воскликнет: "Никуда я не поеду! Хватит! Поеду к Никите Сергеевичу пожалуюсь!!!! Кто бы, где-то не спел – все Высоцкий и Высоцкий. Все валят на Высоцкого, всю грязь. Да и твои песни, как ты говоришь, Второго Фронта, уже поет какой-то МУДАК – Аркадий Северный. Хватит, отпелся Высоцкий, все на меня – НАДОЕЛО!!! Нажалуюсь Никите Сергеевичу!" ... Но все же я успел задать второй вопрос: " Володя – а кто такой Аркадий Северный, и где он поет??" Высоцкий: "Я же сказал какой-то МУДАК, где-то в Одессе или в Питере поет все блатные, дореволюционные, тюремные, лагерные, Одесские песни и даже мои, но все приписывают мне. Он же напел и все твои ВТОРОГО фронта, а мне за всех попадает. Поеду к Хрущеву – нажалуюсь!"
И далее: "Очевидно в тот вечер ОН получил от кого-то с одной ИЗ ЧЕТЫРЕХ площадей, хороший "втык", поэтому и выскочил из театра "ошпаренный". Поэтому и вырвался ЕГО гнев наружу, поэтому ОН и заорал – мудак (Аркадий Северный), СоВЕЙский человек и серятина, я и пр., о чем я писал выше. ... Теперь я верю, что ОН тогда поехал к Н. С.Хрущеву". А той концовки, что в книге – нет...

Д. П. – Действительно – информация неординарная! Наверное, исторический анализ насчет 1968 года, и Никиты Сергеича, надо пока оставить – не в анахронизмах дело. Интересным выходит сам принципиальный подход Высоцкого к этим делам! Ведь общеизвестна другая история, рассказанная И. Кохановским. Про ту знаменитую статейку "О чем поет Высоцкий" (в 1968 году, кстати). Хоть опровержения не напечатали, но, по воспоминаниям Кохановского, все же сыграло на руку, что авторы лажанулись, и приписали Высоцкому чужие "крамольные" песни. Вообще, магнитная анархия – хорошая отмазка...

И. Е. – Кстати, было еще и письмо Высоцкого в ЦК. Оно как-то убедительней воспоминаний Кохановского. Текст его был опубликован.

Д. П. – Письмо – письмом, но у Кохановского интересно другое. Именно то, что едва прочитав статью, он радостно закричал – "Васечек, они прокололись!" То есть – немножко другая тема, совсем не похоже на это – "за всех я козел отпущения"... Ну да, так реагировал Кохановский, а не Высоцкий; но прецедент-то был создан. Наверное, в дальнейшем Высоцкий не должен был бы так болезненно реагировать на "подражателей"; ну, не на самих подражателей, а на то, что ему шьют чужие "грехи"...

И. Е. – Вот что я еще нашел: "Летом 1968 г. я был в Москве – приехал в отпуск. В один из дней звонит Володя и спрашивает, читал ли я сегодняшнюю "Советскую Россию". "Нет – говорю, – не читал. А что там такое?" – "А там, – говорит Володя, – жуткий материал про меня…" Статья называлась "О чем поет Высоцкий?" Ее основная мысль сводилась к тому, что он якобы издевается надо всем "чем гордится коллектив"… И одной из главных "статей" обвинения была цитата – припев из песни… Ю. Визбора "зато мы делаем ракеты" и т. д. И у него был очень сложный период после этой публикации… И вот в таких ситуациях он всегда умел смотреть на все с большой долей иронии". Февраль 1988 г., "Живая жизнь", М., 1968, с. 62.

Д. П. – По-моему, цитатами мы всех уже замучили. Общий смысл ясен, и ладно. Но дополнительные материалы все равно надо искать. Попробуй ты, я сейчас не могу, весь трафик в этом месяце уже на порнуху извели, гады…

Глав. Ред. – В общем, подведя итог... Никакого вывода. Вопросов получилось больше, чем ответов. А если еще вернуться к тому, с чего мы начали, да сравнить... Впрочем, умный вывод тут не особо и нужен. Может быть, все это ничего особенного не добавит ни к образу Высоцкого, ни Северного... Но разобраться – как там было на самом деле, все-таки хочется. Слово за знатоками...

Сам Высоцкий неоднократно на концертах рассказывал, что то тут, то там натыкался на бобины с якобы своими записями. Это, вообще-то, и не удивительно. С одной стороны, популярность Высоцкого провоцировала самодеятельных исполнителей выдавать себя за Высоцкого. С другой, распространители записей (а вспомним, это же 70е годы, СССР, бобины продаются в киосках "Звукозапись") просто часто писали "Высоцкий" на бобине с записями исполнителей, хоть мало-мальски похожих по стилю. Напр., я лично видел бобину с одним из одесских концертов Владимира Шандрикова, на которой было написано "Высоцкий"...

По легенде, именно Высоцкий стал косвенной причиной превращения Аркадия Звездина, рядового сотрудника ленинградского "Экспортлеса", в певца подпольной песни Аркадия Северного. Рудольф Фукс (он же Рудольф Соловьев, он же Рувим Рублев) вспоминал, что ему было всегда немного обидно за родной Питер. Мол, в Москве вот есть Высоцкий, а в Питере нету. И Фуксу пришла в голову смелая мысль: "вырастить" в Ленинграде начала 70х творческую фигуру, способную составить конкуренцию Высоцкому... Так ли было, или иначе - кто знает. Во всяком случе, Рудольф Израилевич утверждает, что задумка была именно такая. Но, конечно, сравнивать Высоцкого и Северного вообще-то нельзя. Это даже не разные "весовые категории". Это разные виды спорта. Кто "круче" - Виталий Кличко или Яна Клочкова? ;-) Конечно, если послушать раннее исплонение Высоцким "классических" блатных песен ("На Колыме", "Приморили ВОХРы", "С Одесского кичмана", "Таганка" и др.), а затем те же песни, но уже под гитару Северного - общее найдется. Но Высоцкий - поэт, актер, а Северный - исполнитель. Разные люди. Разные художники. Хотя судьбы чем-то и похожи.

Северный много раз пел песни Высоцкого, обычно ранние песни из "блатного" цикла. "Билет до Монте-Карло", "Про Сережку Фомина", "Красное, зеленое...", "За меня невеста отрыдает честно...", "Ты уехала на короткий срок...". Позже спел "Разбойничью песню". Почти всегда Северный как-то переиначивал слова, что можно объяснить отчасти тем, что Высоцкий-то не печатался официально - слова записывались по расшифровкам концертных записей, часто плохого качества. А отчасти тем, что Северный почти никогда не репетировал и не делал дублей, пел прямо с листа. Так, в "Разбойничьей песне" он поет: "Ты не вошь, не плачь а смейся...", а чуть раньше: "Он напиток зачерпнул полные пригоршни..." Но Северный всегда с уважением относился как к песням Высоцкого, так и к нему самому (впрочем, до определенного времени). "Да пусть извинит меня Владимир Высоцкий - мне очень давно хотелось спеть "Разбойничью песню". Я ее буду петь как я ее чувствую",- и он действительно пел по-своему, и не только потому, что менял слова...

Весной 1977 года одесский импрессарио и "косарь" Владислав Коцишевский задумал грандиозный проект: пригласить для совеместной записи в Одессе Высоцкого, Северного и Шандрикова. Но то ли это очередная легенда, то ли просто задумка, так и не реализованная, но Высоцкий в Одессу не приехал, да, скорее всего, он и не получал никакого приглашения, Хотя Владислав Петрович утверждает, что "не договорились". Зато осенью того же года появляется забавная песенка на слова "штатного" автора песен Северного - Владимира Раменского.

[...]
Раньше был он всем известен
Как певец подпольных песен:
Их в подъездах, подворотнях
Распевал хмельной народ.
Но он понял - хоть не сразу:
Так не выйдешь на эстраду,-
И лихие превращения
Сотворил в один присест.
Из простого прокурора
Сделал дядьку Черномора,
Вор-рецидивист Серёга
В Змей-Горынычи попал.
Ну, а все зэка отныне -
Это ж просто водяные,
А лихие тунеядцы
Стали ведьмами в лесах.
И пошли большие споры
О создании фольклора.
Что нам Пушкин? Что нам Гоголь?
Посрамлен старик Крылов...
Интерес необычайный,
Но узнали мы случайно,
Что без крупного задатка
Не снесет он пару строк.
[...]
А певец - до песен мастер,
Он нам пел как Джон Ланкастер
(Соблазнить такого парня
на огульные дела!)
А потом он пел про йога
И про Нинку на дорогу,
И еще шесь песен новых -
Я такие не слыхал.
[...]
Возможно, в песне как раз отголоски тех событий весны, когда "не договоились". А может, просто не очень удачный "стеб", как бы мы это назвали сейчас.И весной следующего, 1978го года, тот же Раменский написал песню "Люди-волки", которую Северный предварил словами: "С большими извинениями перед Владимиром Высоцким от Владимира Раменского и от меня":


О волках мне писать невозможно:
Не сравниться с Высоцким никак.
Потому что волк - зверь благородный,
А Высоцкий - он гений в стихах.

[...]
Перед зверем прошу я прощения:
Мне всегда эта кличка претит.
Только вот остаются сомненья,
Что Высоцкий меня извинит...
Сейчас нельзя сказать, слышал ли Высоцкий эти песни. Как-то на концерте Высоцкий говорил что-то про "всяких северных", в контексте разговора о своих подражателях. Встречались ли очно Северный и Высоцкий - тоже не ясно. По словам Михаила Шемякина, во время одной из поездок в Париж Высоцкий заметил у него записи Северного и сказал что-то о том, что это, мол, тот самый тип, который пришел к нему в Одессе, а Высоцкий его выругал за подражательство и прогнал. Вроде, все совпадает. На Одесской киностудии как раз идут съемки фильма "Место встречи изменить нельзя", тут же и Северный - пишет очередной концерт с "Черноморской чайкой" у Коцишевского... Возможно, подобная встреча в Одессе у Высоцкого состоялась, но не с Северным, а с кем-то из иных исполнителей... Приблизительно в то же время в той же Одессе конферансье Евгений Оршулович под сценическим псевдонимом Владимир Сорокин записывает с ансамблем "Мираж" несколько концертов, составленных исключительно из песен Высоцкого. Причем многие, в том числе и я, слушая эти записи, некоторое время считали, что это поет сам Высоцкий. В то же время, Сорокин-Оршулович во вступлении к каждому концерту явно давал понять, что никакой он не Высоцкий, а лишь поет его песни. Но были и явные подражатели, которые считали, что достаточно напусконой такой хрипотцы в голосе - и можно "сойти за Высоцкого". В конце 70х годов я и сам слышал такие записи, но не распознать в них откровенную "подделку" все-таки было сложно.

В конце 1979года, в Москве у Генриха Сечкина (кстати, автора песни "Постой, паровоз, не стучите, колеса...") Северный говорит: "А теперь я обращаюсь к Высоцкому Володе. Владимир, я всегда ценил твой талант... Талант и как композитора. Если можно, конечно, я... кстати, между прочим, я всегда, так сказать, извинялся, что я пою твою вещь. Кстати, твоих вещей я вообще, в принципе, то на то уж дело пошло, мало пел..." И дальше совсем уж как отголосок каких-то личных обид: "Володя Высоцкий, я тебя уважаю, как талант, как человек, кто ты пишешь песни. А как человека... Ты меня ради Бога прости! Если ты хочешь меня найти и так сказать, мне набить морду... [...] Если я тебе не прав, в смысле... Я отвечаю тебе. Я за свои личные слова отвечаю. Владимир Высоцкий, это я тебе сказал! Я преклоняюсь перед твоим талантом, как песни ты написал! Но как перед человеком - никогда в жизни! Ты не прав! Это я тебе просто прямо говорю. А теперь, если ты меня нашел - ради Бога, пожалуйста! Тебе Генрих Стечкин тебе может сказать, если я что-нибудь не так сказал. Я неправильно сказал, да? А твою песню я пою... клянусь тебе!.. Но ты не прав! Как человек! Я клянусь тебе! Перед твоими песнями я преклоняюсь. Ты их написал 252. Володя, честно, но как человек... Извини меня, так никогда не делают!" Какое событие заставило Северного неоднократно осуждать некий поступок Высоцкого - загадка...

В ночь на 12 апреля 1980г Северный умер от инсульта (а более точно было бы сказать - от водки) в ленинградской больнице им. Мечникова. А 25 июля того же года в Москве скончался Владимир Высоцкий... Я думаю, что каждому из них нашлось, что "спеть, представ перед Всевышним"... Смерть примирила этих двух с большой буквы Артистов, без которых, вообще-то, трудно представить СССР эпохи "расцвета застоя".

(Использованы материалы из архивов И.Ефимова и Дм.Петрова, а также личного архива автора.)

Владимир Шандриков

В.Шандриков Памяти А.Северного


Аркадию Северному посвящается, хотя настоящая фамилия его - Звездин. Он умер в тот же год, что и Высоцкий, только он умер в апреле, а Владимир в год Олимпиады где-то в июле.

Вот и все. Отшумел, отбузил навсегда,
Отлюбил, сколько смог и отплакал, страдая.
Небосклон зачеркнула шальная звезда,
В путь последний тебя на земле провожая.

Сколько звезд в темноте посылают нам свет
И торопят людей к неизбежному часу.
Говорят - звездный свет к нам идет много лет,
Может это и так, только я не согласен.

Ни врагов, ни друзей на могиле теперь.
Только мать про тебя никогда не забудет!
А еще над полынью заплачет апрель,
Он всегда по весне приходить к тебе будет.

В изголовье твоем расцвела бузина,
Символично вполне - побузил ты немало!
И басил нараспев: "Наливайте сполна!"
Но вина, как всегда, до утра не хватало.

Ты и пел про себя часто с рюмкой в руке.
Жизнь насмарку пошла по распутистым тропкам,
Растворилась дождинками в мутной реке
По граненым стаканам и маленьким стопкам.

По кофейням смурным, по лихим кабакам,
По квартирам чужим, на сомнительных девочек
Расшвырял, расбросал ты, как деньги, года
Шелухою пустых и сощелканных семечек.

И носило тебя, как осиновый лист,
Ты менял города, колесил, а не ездил!
Для блатных - умер Северный, клевый артист,
Для меня человек по фамилии Звездин.

Сколько спето тобой, сколько выпито вин,
Сколько было друзей и хороших товарищей,
Но сдается что был и в толпе ты один,
Одиноким как здесь на заброшенном кладбище.

Что же нам, что же нам по законам земным
Час у каждого свой, он пробьет в этой вечности.
Так звони же, звони, красный цвет бузины,
Ты, как песня, как стон о судьбе человеческой.

Весной 1977 года по приглашению В. Коцишевского к нему на запись приезжает исполнитель из Омска Владимир Шандриков, и другой не менее известный исполнитель из Ленинграда Аркадий Северный. В. Коцишевский в сопровождении ансамбля "Черноморская чайка" записывает в период апрель-май 1977 года с этими двумя исполнителями три концерта. С. Я. Ерусланов ,В.Высоцкий по каким-то причинам отказались участвовать в записях этого проекта. Ниже приведен 1-ый концерт.

Запись проводилась на квартире Виктора Ефимчука по адресу: ул. Садиковская (бывшая Микояна), 42, кв. 2.

В концерте принимали участие:

Аркадий Северный – вокал
Владимир Шандриков – вокал
Виктор Ефимчук – баян, вступление
Игорь Крупин – ударные
Владимир Спекторский – гитара
Александр Белый – бас-гитара
Алик Ромаськов – саксофон

. <В. Е.> - Дорогие товарищи! Сегодня у нас в гостях популярные авторы и исполнители народного фольклора - Владимир Шандриков и не менее популярный исполнитель песен народного фольклора Аркадий Северный. Итак, дорогие друзья, играет ансамбль "Черноморская чайка".
<А. С.> - Володя! Я - таки слышал - у вас в Сибири ходят до сих пор-таки черные медведи и гималайские даже?
<В. Ш.> - Это неправда! Медведи не ходят. Козлы - встречаются.
<А. С.> - Что ты говоришь! Но я думаю, что мы с прославленным ансамблем "Черноморская чайка" что-нибудь сегодня исполним и порадуем нашу публику. Порадуем?
<Мужские голоса> - Да!
<А. С.> - Ну и, слава Богу! Володя, ближе к микрофону.
<В. Ш.> - Спасибо.
<А. С.> - Ты не стесняйся! Начинай!
<В. Ш.> - Спасибо...


По воспоминаниям Владислава Коцишевского самую первую запись он сделал только с Владимиром Шандриковым, без Аркадия Северного. Однако Владимир Шандриков сорвал голос при записи и концерт не удался. Поэтому позже был перезаписан, но уже с Аркадием Северным, на туже ленту. Таким образом, первая запись был уничтожена, о чем сейчас В. П. Коцишевский очень сожалеет. Его слова подтверждает Виктор Ефимчук, который очень четко помнит, что сначала была запись только с Владимиром Шандриковым, до появления Аркадия Северного.

Аркадий Северный, Советский Союз! - Глава шестая.
"1977 год"

"Хотят сказать, что Северный выдохся. Так пока ещё нет".
А. Северный, май 1977 г.

1977 год – один из самых насыщенных событиями в жизни Аркадия Северного. Уже в январе он записывается с ансамблем "Обертон". Организатором записей был уже упоминавшийся ленинградский коллекционер Виктор Набока, а ансамбль состоял из музыкантов, работавших в ресторанах "Баку" и "Невский". В дальнейшем "Обертон" прославился своими концертами с Александром Шеваловским, львовским автором-исполнителем, в довольно короткий промежуток времени записавшим тринадцать альбомов.

Концерты Аркадия с "Обертоном" оказались довольно интересны: в них Северный явил нам свой новый, Бог знает уже который по счёту, образ, – рок-н-ролльный! Впрочем, тут нет ничего удивительного: несмотря на знаменитый тезис Фукса "никакого джаза… твой козырь – блатняк!", Аркадий, конечно, не забывал про весёлую музыкальную жизнь своей юности. Когда всенародной музыкой был не только джаз, но уже и новорождённый рок-н-ролл, – которые восхитительным образом сосуществовали с традиционным блатом. Так что подобные заскоки можно было слышать у Северного ещё в гитарных записях. И вот – в концерте с "Обертоном" на всю катушку несётся блатной рок-н-ролл! Вряд ли можно говорить, что здесь звучит новое слово в самодеятельном советском роке, да и вообще это никак не соприкасается с левым молодёжным движением… Но Северный на это и не претендует. Он просто качественно изображает тот юный русский рок-н-ролл конца пятидесятых, за который, наверное, в своё время получал выговора в институте.

В общем, это был достаточно оригинальный концерт, вошедший в историю под символическим названием "Я почти что знаменит":

Как хорошо, что ты сейчас со мной,
Как хорошо, что водка, деньги есть,
Как хорошо, когда всегда стоит,
Когда и я почти что знаменит!

Именно так, кстати, называлась композиция популярного в те годы Клиффа Ричарда, от которой, правда, в аранжировке "Обертона" мало что и осталось… Хотя, надо признать, что "Обертон" всё-таки был не слабым ансамблем, и достаточно стильно изображал музыку "уличного рок-н-ролла". Что проявилось и в дальнейшем, в его работах с Шеваловским, который вскоре "заменил" Северного в проекте Набоки. Но это – отдельная история…

А пока "Обертон" продолжает записи с Северным. Однако до сих пор остаётся неясным – сколько же концертов они записали. Считать ли отдельным концертом сеанс одесской классики, сделанный по стилю совершенно противоположно "рок-н-ролльному"? Причём точно той же классики, которую Северный ещё совсем недавно исполнял у Фукса (наверное, "Обертон" просто хотел показать, что они и такое умеют)… И в котором, кстати, принимал участие всё тот же скрипач Женя Фёдоров! И чем считать фрагмент, который Северный называет "ансамбль "Обертон" в первозданном звучании"? Это первозданное звучание напоминает просто какой-то провинциальный ресторан, как и у "Крёстных отцов", – но потом там вдруг появляется опять же Женя Фёдоров… Обо всём этом теперь можно только гадать. Как и о дальнейших творческих планах этой конторы. И вообще, в этой истории много всяких туманных обстоятельств. Набока каким-то образом успел оказаться с Маклаковым в глухой конфронтации, которая после записи Северного с "Обертоном" ещё более усугубилась.

По рассказам В. Коцишевского и Р. Фукса Маклаков "подослал и подговорил" Северного украсть у Набоки оригиналы записей; правда, из рассказов не совсем ясно – каких именно. Говорили и про то, что это были и вовсе не чьи-то там магнитофонные оригиналы, а фирменные западные диски… Калятин рассказывал вообще по-иному, и не вполне понятно: то ли Набоке "решили насолить" за то, что тот откололся от Маклакова, то ли Аркадий "наказал его за прижимистость" – Набока якобы "держал Аркадия в чёрном теле, делал на нём большие бабки, а тому перепадали крохи…" Такие противоречия, разумеется, наводят на мысль, что по-настоящему там было что-то совсем другое… Но, как бы то ни было, обвинение прозвучало; причём, видимо, Северный узнал об этом не сразу после записи концертов, а значительно позже. Уже в Киеве, куда он попадёт в апреле этого же года, после долгих переговоров киевлян с Фуксом и Маклаковым.

Но это будет через два месяца, а пока, судя по всему, Северный временно остаётся "без работы". Болезнь его всё больше прогрессирует… Фукс ещё в прошлом, 1976 году, отказывается его записывать именно из-за этого. "Совместное творчество" с Калятиным давно уже превратилось в банальные пьянки, "Братья Жемчужные" в полном развале, а тут ещё и какие-то непонятки у Маклакова с Набокой… 26 марта, в день своего рождения, Софья Калятина делает знаменитую запись "На память о Северном": "Сейчас, когда ведётся эта запись, Аркадий находится на крайней точке своего падения, и сумеет ли он устоять в жизненной борьбе – покажет время. Я и все твои друзья желаем тебе, Аркадий, придти в себя, собрать всю силу воли, вернуться в жизнь и радовать всех нас снова своими песнями".

Но это всё в Питере. А до других городов доходят только какие-то смутные слухи и сплетни, зачастую создаваемые и распространяемые самими же коллекционерами. Киев и Одесса всё настойчивее пытаются вызвать Аркадия к себе. Разумеется, он и сам давно уже был не прочь поехать куда-нибудь на гастроли, а тем более – сейчас, при всех этих свалившихся на него проблемах… И в это время свою третью попытку пригласить к себе Северного предпринимает Фред Ревельсон. Он наконец-то уговаривает Фукса, чтобы тот свёл его с Аркадием. Впрочем, уговаривать в этот раз, по-видимому, долго и не пришлось: Фукс уже давно понял, что сделать вместе с Северным что-то подобное первым "Программам" и "Одесским концертам" всё равно не получится. И с лёгким сердцем "даёт добро" Фреду на организацию этой поездки.

Хотя и здесь не всё понятно. Добро-то добром, но почему-то и до сих пор никто не может толком вспомнить, как всё же состоялась эта поездка. Судя по всему, факт пребывания Северного в Киеве для многих оказался неожиданностью. И для одесситов, и для Маклакова и, как ни странно, для самого Фукса. Иначе как понимать слова Северного, сказанные им в Киеве: "Рудик, слушай сюда! До тебя дойдёт-таки эта лента. Так вот, запомни: никогда меня не нужно ещё терять. Я ещё тебе понадоблюсь. Скажу ещё другому человеку, я имею в виду – ленинградцам своим: единственный из вас порядочный человек – так это Сергей Иванович. Серёжа, я тебе шлю привет! Свой самый хороший, самый порядочный… И тебе будет то, что нужно. Может быть, чуть-чуть они неправильно делали… Они ещё ни разу, так сказать, не имели права и не могли…" Но, как бы то ни было, первые гастроли Северного начались именно с Киева, а не с Одессы, как считалось до сих пор. В Одессу он поедет уже после того, как Фреду позвонит Владислав Коцишевский и передаст просьбу Маклакова отправить Северного в Город у Чёрного моря.

А пока – апрель месяц, и Аркадий Северный прибывает в Киев. Но, судя по всему, киевляне и сами не были на сто процентов уверены в его приезде, так как только через неделю, если не больше, всё было готово к записи концерта. Причём, относительно всё. Постоянно что-то срывалось: то с залом не получилось, то музыканты не были в полном сборе, а в самый последний день и с аппаратурой не сложилось. И писали потому на обычный "Юпитер". Правда "обычный", да не совсем! Так как числился он на балансе МВД, в системе которого работал знакомый Фреда – Владимир Усенко.

Первоначально Аркадий живёт у Фреда, по выражению самого Северного, на "Борщёвке" (правильно – "Борщаговка", – южная окраина Киева), а затем перебирается почти в центр к Володе Криворогу, с которым у него сразу же налаживаются дружеские отношения. Они практически не разлучаются всё это время. Владимир показывает ему Киев, знакомит с достопримечательностями и кабаками (а как же без них?) Море встреч и новых друзей. Причём, друзья эти, в основном, не какие-то "крутые" коллекционеры, а обычные советские люди, любящие музыку, "которую не передают по радио". Некоторые из них и о Северном-то никогда раньше не слышали. А какая, впрочем, разница? Главное, что все свои в этой компании. И певец, и простой работяга. Брат Владимира Криворога Николай вспоминает:

"Сидим мы как-то у Володи дома. Стол накрыт. Гитара. Всё, как положено. Вдруг телефонный звонок. Звонит один из Володиных знакомых: "Вы тут сидите, водку пьёте, а в Киев, между прочим, Северный приехал и сейчас записывается у Рабиновича! Он мне только что звонил!" Как говорится: хохот в зале. А Аркадий с удивлением спрашивает: "А кто такой, собственно, Рабинович?" Ну, ему объясняют, что это такой известный киевский коллекционер… – "И я у него записываюсь? Ну-ка, Володя, набери". Володя набирает телефонный номер, передаёт трубку Северному и тот в своей неподражаемой манере: "Алё. Это Рабинович? А это Северный говорит. Вы таки говорите, что я у вас записываюсь?" Ну, остальное вы можете сами себе представить!"

Тем временем Фред Ревельсон, наконец, находит место для записи – это квартира Бориса Марковича Коваля, ещё одного коллекционера. Сам Маркович, кстати говоря, гораздо больший любитель классического джаза, чем всего того, что поёт Северный. Но, тем не менее, согласие даёт – интересно всё-таки! И вот 20 апреля запись наконец-то состоялась.

О том, что вместе с Северным будет выступать Григорий Бальбер, было решено сразу. Во-первых, Фред Ревельсон давно и хорошо его знал, а во-вторых… Да ему и не было равных по голосу и мастерству в те времена среди "жанровых" исполнителей! Бальбер привёл и музыкантов, а сыгрываться им и надобности не было, так как все они играли в ресторане "Спорт" и были старыми Гришиными знакомыми. Гриша, бывало, и сам выступал с этими музыкантами на разного рода весёлых мероприятиях, свадьбах и юбилеях. Немного и записей их совместных сохранилось. Правда, никто уже не помнит, когда те записи делались, до или после концерта с Северным. А песни на них – почти те же самые и в том же стиле. Состав ансамбля был следующий: Григорий Бальбер – вокал, ударные, Александр Фельдман – скрипка, саксофон, Наум Зигман – вокал, гитара и Леонид Полищуков – гитара. Как видите – инструментальный состав совсем не замысловатый. Даже перекличка сакса со скрипкой не получается – музыкант один. Но и такими простыми средствами эти ребята делают очень качественную музыку. Пусть она не блистала оригинальностью стиля – это была всё та же, хорошо знакомая ресторанная музычка, местами современная, местами – "классическая"… Но зато почти каждую песню построили действительно как концертный номер! Начиная с "гвоздя программы", бессмертной песни самого Гриши Бальбера:

Но
без
Подола
Киев невозможен!
Как святой Владимир без креста!
Это же кусок Одессы,
Это ж новости для прессы,
И мемориальные места…

А чего стоит хотя бы "Бабушка-старушка" – настоящая интермедия… Бальбер со своими друзьями работает не просто аккомпанементом или фоном к Северному; ведь Гриша и сам был классным Артистом, – мог делать и под Утёсова, но, как говорится, и "под себя" у него выходило неплохо. Да так, что в одной песне с Северным им даже становится тесно… Северный был, безусловно, артистом сольных партий, и всегда сам разыгрывал драматургию песни, разве что с "бэк-вокалом". А тут каждый строит "номер" в своей манере, ну, а полифония – она, как известно, дело сложное… К тому же у Северного и Бальбера разные манеры, но стиль один – "пододесский"; и местами они забивают друг друга. По крайней мере, с Бальбером Северный воспринимается значительно сложнее, чем, например, с совершенно неодесским Резановым…

Впрочем, рискнём заявить, что относить стиль киевского концерта целиком на счёт Одессы – несправедливо! И не прав был даже сам Григорий Бальбер, когда обидел Подол "куском Одессы"… Ведь у Киева всегда был свой собственный колорит, только ему, в отличие от одесского, немножко не повезло: редко его прославляли писатели и артисты… Но колорит всё-таки был, и в этом концерте его можно услышать во всей красе – эту гремучую еврейско-украинскую смесь. В общем, всё это ставит киевский концерт туда, где ему и надо стоять – в первые ряды классики жанра.

Но этот концерт интересен не только в музыкальном плане. Некоторые реплики Северного просто обязывают нас снова вернуться к истории с "украденными оригиналами". "Привет "Обертону"! Набоке!" – кричит Аркадий перед началом песни "Я сижу на верхотуре"… Не думаем, что к этому моменту он уже знал про вступление к первому концерту "Обертона" с Шеваловским, где, помимо прочего, говорится: "…Аркадий Дмитриевич таки Северный уехал в Краснодар, решив притом, что воровать значительно прибыльней…" Иначе Аркадий таки Дмитриевич не "привет" бы кричал, а что-либо иное… Тем не менее, эти обвинения всё же настигли его именно в Киеве. В ранее цитированной нами "послеконцертной" записи Северный говорит буквально следующее: "Мне нужно слетать ещё в одно место, в котором я должен… хочу плюнуть-таки своему куму… Что-то сказать ему прямо в глаза… А то, что там Набока сказал о том, что я таки это… воровать – это легче чем что-то… Так запомни, Набока! Никогда в жизни я не воровал, не крал и там… И никогда нигде".

Может быть, и не стоило останавливаться на этом так подробно, но обвинение в воровстве, причём сказанное "вслух на всю страну" – штука достаточно серьёзная. Тем более, что оно до сих пор не снято, как, впрочем, и ничем не подтверждено. Поэтому мы хотим высказать и свою точку зрения на всё это.

Люди, близко знавшие Северного, говорили (и говорят), что Аркадию было легче умереть с голода, чем украсть что-то. А возможностей было предостаточно. Сколько лет прожил он по чужим квартирам? В Питере, в Одессе, в Киеве… В семье Калятиных вообще прошло около двух лет его жизни. Наверное, если была б такая склонность, как-то проявилось бы это, вылезло наружу? Да и молчал бы, наверное, в тряпочку, если б действительно случилось, а тут: "никогда нигде". Точка.

Правда, было несколько эпизодов в жизни Северного, которые иногда рассказывают в подтверждение версии о воровстве. Коцишевский говорил, что когда его не было дома, Северный с Шандриковым пропили оригиналы концертов (своих!!!), да ещё рассказывали про Аркадия, что в бытность с Калятиным записывали они за ночь концерт, если не было денег, а потом шли и возле ближайшего пивняка продавали. Похоже и у В. Кингисеппа: Северный и Тихомиров продали из-за нехватки денег оригинал "Химика". Но опять же: сами записали, сами и продали. Своё. А сколько та бобина стоит? Фигня, если сравнить с мировой революцией! А тут целый "преступный сговор" с Сергеем Ивановичем. Украл и отдал Маклакову. Скорее можно было бы поверить, что пропил. Но смысла нет, на концертах ведь и так поили, да и в качестве гонорара должны были хотя бы пару купюр отстегнуть… Впрочем, это всё только наши предположения. Да и с "кумом" не всё тут понятно. Но, всё-таки, чем больше вникаешь во все эти "дела давно минувших лет", тем больше убеждаешься, что это не в характере Аркадия Дмитриевича. Надеемся, что будущие исследователи его жизни всё же подтвердят чем-то более существенным нашу правоту.

Но мы немного отвлеклись. Вернёмся всё-таки обратно в Киев. Тем более что Аркадию давно бы пора из него уехать. Фреду уже звонят: "Одесса на проводе!"

Этот воистину исторический звонок совершил Владислав Петрович Коцишевский, – и тем самым именно он стал первым одесситом, "поймавшим" Северного. Как ему это удалось – до сих пор до конца не понятно! Разумеется, этому предшествовали какие-то многоходовые переговоры между деятелями коллекционерских кругов Питера, Одессы и Киева; но вот какие именно – это, похоже, детальному восстановлению уже не подлежит… Люди, так или иначе причастные к тем событиям, давно уже сами запутались, и дают совершенно противоречивую информацию о том кто, с кем, о чём и в какой последовательности тогда переговаривался. Поэтому нам остаётся только констатировать факт: как бы то ни было, в финале всех тех событий оказался таки Коцишевский. Известный одесский коллекционер… впрочем, не просто коллекционер, а деятель того же уникального советского типа, что и Рудольф Фукс, – настоящий промоутер нашего подпольного Жанра. Правда, те "проекты", что были на его счету до работы с Северным, нельзя назвать историческими, но сейчас фортуне было угодно улыбнуться именно ему… А планы у Коцишевского в этот раз были просто наполеоновские.

Он решает собрать воедино самых на тот момент известных авторов и исполнителей, работавших в "блатном жанре" и записать их чуть ли не под симфонический оркестр! Планировались: Высоцкий, Северный и Шандриков, уже хорошо знакомый любителям жанра омский автор-исполнитель, начавший записываться ещё на "химии", в 1972 году. Высоцкий не приехал, якобы не договорились; хотя, вполне возможно, что это только в задумке было. А до реального приглашения дело так и не дошло. Во всяком случае, ни один из серьёзных биографов и исследователей жизни и творчества Высоцкого о таком факте нигде не упоминает. И это сейчас, когда известен чуть ли ни каждый шаг, сделанный Владимиром Семёновичем в тот или иной момент!

Но, как бы там ни было, визит Высоцкого не состоялся… А жаль! Дело, конечно, не в записи под ансамбль, – это было по тем временам уже не Бог весть какое открытие. А вот встреча Северного и Высоцкого в рамках одного мероприятия могла бы быть очень интересна! Встреча артистов, творчество которых – два совершенно разных мира в нашей песенной культуре. Они не были лично знакомы, что подтверждается теми же исследователями жизни Высоцкого почти абсолютно. "Почти" – потому что сохранилось одно свидетельство об их возможной встрече через год после описываемых событий. Но об этом мы поговорим позже, в соответствующем месте… А сам Аркадий тоже был большой любитель мистификаций. Рассказывают, что на одной вечеринке он на спор набрал телефон Владимира Высоцкого и тот пел (!) гостям по телефону. Впрочем, всё это не столь важно. Дело, конечно, не в личном знакомстве, а в отношении… Северный, как известно, очень уважал творчество Высоцкого, и исполнял некоторые его песни. Высоцкий же был в достаточной степени безразличен к творчеству подавляющего большинства наших авторов-исполнителей. А многих "блатных" менестрелей просто не уважал за подражательство. Такие претензии он в своё время предъявлял и Северному, хоть это было и не совсем справедливо. Правда, надо заметить, что до нас дошло очень мало информации об этом. Известные нам реплики Высоцкого о Северном крайне немногочисленны, а воспоминания различных людей об отношении Владимира Семёновича к творчеству Аркадия не всегда достоверны. Но, по крайней мере, можно сделать вывод, что Высоцкий считал его очередным подражателем и оценивал соответственно. Ведь Высоцкий, практически, не был знаком с творчеством Аркадия, и для него все эти "блатные барды" были просто "всякими северными"… А теперь мы можем только гадать, как оценил бы Высоцкий Северного в качестве артиста староодесского жанра, – того жанра, в котором Аркадий и был наиболее ярок и колоритен. Впрочем, оставим гадания, просто ещё раз посожалеем о несостоявшемся сейшне "Высоцкий – Северный", и вернёмся к реалиям нашего одесского "фестиваля".

Первым в Одессу прилетел Владимир Шандриков. Ему и слово:

"В 1977 году я получил письмо (от В. П. Коцишевского – И. Е., Д. П.) из Одессы. Был удивлён – никого знакомых у меня там нет. Короткого содержания: приглашали посетить Одессу, посмотреть на Дерибасовскую и спеть несколько песен. Я тогда отнёсся несерьёзно, но друзья уговорили, ведь мне обещали оплатить самолёт, питание, проживание… В основном, я поехал из-за того, что должен был быть Высоцкий… В аэропорту даю телеграмму следующего содержания: "Встречайте. Рубаха красная, костюм "Тройка", глаза голубые, волосы короткие. В левой руке газета "Омская правда". В правой – коричневый портфель с текстами… Ведь меня там никогда в глаза не видели. А я не знал тех, к кому еду… Вадим1 был в командировке и поэтому меня никто не встретил, а Аркаша где-то забухался в Киеве и опоздал на два дня".

Поселили Шандрикова в какой-то огромной коммуналке на Франца Меринга2, в которой, по рассказам, до революции был публичный дом, а после… Нет, не швейная мастерская, а… комитет комсомола! Здесь и прожили они с Северным все 20 дней "одесских гастролей". Наиболее полные и связные воспоминания об этом периоде остались у Владимира Романовича Шандрикова, поэтому в дальнейшем мы будем опираться именно на них. Разумеется, не забывая и о других участниках этой истории. Итак, на второй день появился Аркадий Северный. С глубокого похмелья. Да и вид был соответствующий: "…У него был галстук на резинке, пиджак "местами" блестел, рубаха нейлоновая, недели две не стиранная, носки дырявые, босоножки стоптанные". В итоге Коцишевскому пришлось покупать Аркадию новую одежду – от костюма до ботинок.

Здесь мы немного отвлечёмся. После того, когда часть воспоминаний В. Р. Шандрикова была опубликована в газете "Новая Сибирь"3 именно это место вызвало резкий протест дочери Северного Натальи Звездиной.4 По её словам, отец очень любил чистоту, всегда сам стирал свои вещи, не доверяя даже жене, и в таком виде просто не мог приехать. Честно говоря, первоначально это описание вызвало и у нас некоторое сомнение. В нашем распоряжении было множество фотографий, запечатлевших Северного в Киеве весной 1977 года. В джемперах, пальто, да и галстук весьма приличный. Кроме того, и те киевские знакомые Аркадия, с кем нам доводилось беседовать, все как один утверждали, что вид у него был вполне достойный. Однако на одесском фото с Коцишевским и Шандриковым и на всех киевских фотографиях, датированных маем месяцем, он одет уже совершенно по-другому! Да и не мог Владимир Шандриков, человек глубоко порядочный и обладающий к тому же фотографической памятью художника, всё это сочинить. Зачем? А если вспомнить двухдневное (а, может, и более продолжительное?) опоздание Северного, сам собой напрашивается вывод, что то ли загулял где-то Аркадий на киевский гонорар, то ли случилось что-то с ним. А возможно, и то и другое… Фред Ревельсон вспоминает, что в Киеве Северного несколько раз забирали в вытрезвитель. Но Аркадию при первом задержании каким-то образом удалось доказать, что нарушивший общественный порядок гражданин Звездин и певец Северный, – один и тот же человек. Поэтому потом милиция просто привозила наутро Аркадия домой к Фреду на "машине с красной полосой", не забывая при этом выписать штраф. А вообще-то Аркадий играл с огнём, – всё из-за тех же паспортных проблем. Поэтому трудно предположить, что, распрощавшись с друзьями, Аркадий попал в ментуру; тем более – на таких ментов, которых не интересовала его музыкальная слава. Если бы он так всерьёз загремел, то вышел бы оттуда не оборванцем… а вообще б не вышел! Так что, скорее всего, обошлось всё-таки без ментовских ужасов. Свободный человек при хороших деньгах, к тому же любитель известного дела и завзятый картёжник… Но важно ли это? Главное – Северный, в каком бы то ни было виде, всё ж таки добрался, наконец, до Одессы, где его ждут уже Коцишевский и Шандриков.

А Коцишевский, видимо, заранее представлял, что затраты на организацию концертов у него будут большие. Поэтому ещё загодя попытался привлечь к этому делу знакомых одесских "бизнесменов" и привёл их посмотреть на "заезжих артистов". "…Однако они пришли утром, я уже проснулся и слышал их разговор с Вадимом: "Вот эти два цуцика будут петь?! Я пас!" Второй поколебался и сказал: "Я тоже пас!" И Вадиму пришлось одному пойти на эти немалые расходы" – вспоминает Владимир Шандриков. Гонорары певцам и музыкантам, оплата квартиры, где происходила запись, питание и выпивка в ресторане – всё это требовало действительно больших денег. И, следовательно, должно было как-то окупиться. Поэтому решено было записать как можно больше концертов.

Но дисциплина у Северного с Шандриковым была ещё та! Если музыканта за опоздание можно было "уволить" (а такие случаи тоже были) и найти нового, то наших героев оставалось только терпеть и не давать им сильно разгуляться. Впрочем, Аркадия трудно упрекать за это разгуляево. Ведь он в первый раз, наконец, оказался в городе, который по легенде был ему родным! Так где же легендарному "одесситу" глотнуть колоритной атмосферы реальной Одессы-мамы, как не в "Гамбринусе" и в прочих весёлых заведениях… Причём, в "Гамбринусе" он не только пиво пил, но и в картишки поигрывал. Да так, что порой на пиво денег уже и не оставалось. Денег он вообще не жалел. Коцишевский рассказывал про одесского скрипача Шлёму, игравшего на улицах: Аркадий, мол, как увидит его, так кидает червонец и стоит, смотрит, как тот играет. Что Коцишевского немало возмутило – "скрипач-то – говно!" Но где ещё были в Союзе в то время уличные скрипачи? Должен же был Аркадий, в самом деле, окунуться в эту Одессу… Поэтому записи всё-таки шли со скрипом. К тому же были и "объективные" причины: то на запись какие-то посторонние шумы наложились, то облава "в районе концерта", а то музыкантов перекупил кто-то. В итоге за двадцать дней было записано только три концерта. И получилось в результате совсем не то, что первоначально задумывалось. Но предоставим слово непосредственному участнику событий:

"Вадим задумал: две-три песни поёт Аркаша, две-три – я. А было время, когда Аркаша не мог петь совсем. Потом я уже не мог… Я его толкаю к микрофону, а он меня: "Иди, ты вроде лучше сегодня?" Там даже есть момент, где он поёт, а у меня слёзы – так я проникался его песнями. А он смотрит на меня, и у него тоже… В одесских записях очень много брака. У меня было несерьёзное отношение… До обеда идёт запись. Вместе с репетицией мы записывали 12-13 песен с 9 до 12 часов. Потом идём в ресторан, хорошо обедаем, возвращаемся на хату и записываемся ещё, сколько можем. Как правило, другую сторону ленты, ещё 12-13 песен. Пили во время записей каждый день, но не так, чтобы после каждой песни…"

Может быть, именно поэтому второй концерт получился вообще из одного Шандрикова, а Северный отметился только во вступлении. Про "козлов, которые в Омске встречаются" и "Вачулу". Ну, козлы в любое время и в каждом городе встречаются… А вот что за "Вачула" такая? Она немало озадачила простых советских слушателей, а Михаил Шелег впоследствии решил, что это просто… название ансамбля! Чтобы развеять мистику, обратимся вновь к Владимиру Романовичу: "Вачула". Это в перерыве между записями и когда мы отдыхали, естественно с подогревом, Вадим нам ставил музыку. Больше всего понравилось нам танго. Оно называется "Вачула". Вот этой мелодией мы Вадима и… Он уже другой раз взмолится: "Зайчики! Ведь уже соседи на нашу хавиру косяка давят!" Вот это называется – "Вачула". Мы же, со своей стороны, рекомендуем всем интересующимся достать и послушать запись этого танго – Аркадий с Владимиром выдали его начало один к одному!

Таким образом, режиссёрские задумки Коцишевского "две-три песни – Аркаша, две-три – Володя" накрывались начисто. И, по-видимому, Северный спел далеко не все песни, которые подобрал для него Владислав Петрович… Но самое интересное, что в итоге-то всё получилось достаточно гармонично! Концерты оригинальных авторских песен Шандрикова, в меру украшенные колоритнейшим исполнителем блатной классики Аркадием Северным… И хоть не с "симфоджазом", как выражался сам Северный, но всё же с хорошим ансамблем, получившем гордое имя "Черноморская чайка". Музыкантов в этот ансамбль Коцишевский старался подбирать знакомых, из тех, которых записывал когда-то с Евгением Свешниковым, был такой исполнитель в те времена. Но это не всегда получалось. Поэтому иногда приходилось идти на "музыкальную биржу" и нанимать необходимые инструменты до комплекта. Биржа эта находилась то ли на знаменитом перекрёстке Дерибасовской и Ришельевской (том самом, где отобрали честь у одной бабушки); то ли на Соборной площади… Сами одесситы расходятся в воспоминаниях. Впрочем, главное не это, а то, что такая биржа функционировала, и талантами в те времена Одесса-мама была ещё богата…

Однако, заканчивая разговор о музыкальном сопровождении этих концертов, приведём и наше субъективное мнение. По тем временам запись "под оркестр" была для автора-исполнителя обозначением довольно солидного уровня. И с этой точки зрения концерты с "Черноморской чайкой" стали удачей для Владимира Шандрикова. Но вот чисто в музыкальном плане… Его песням весь этот "симфоджаз" не добавил ничего, если вообще не оказался излишней красивостью. Как нам кажется, всё-таки под гитару они звучат лучше… Может, ещё и поэтому оказалось столь органичным участие в этих концертах Аркадия Северного, который сочетался с оркестром совсем по-другому. Проявился ли в этом "нюх" Коцишевского, или всё получилось случайно – теперь уже неважно…

Но всему, даже хорошему, наступает конец. Пришла пора расставаться. Записи записями, но решено было также запечатлеть участников концертов и на фото. Вот как вспоминает об этом Владимир Шандриков: "Приходим в ателье, там солидно, бархат. Старый-старый еврей фотограф нас усадил, как положено, подбородки нам поставил и к своей треноге под одеяло. А я заранее попросил, чтобы перед нами стульчик покрасивее поставили. Вот мы сидим. Вадим нас сзади обнял, всё красиво. Фотограф: "Приготовились… Внимание…" Я быстренько – раз, бутылку на стул. И мы с Аркашей, как договорились, моментально руки на неё положили. Старичок из-под одеяла спокойно так говорит: "Это серьёзно?" – "Вполне серьёзно". – "Нет, я тоже серьёзно. Это же вам память?" – "В том-то и дело, что на память". – "Но так никто не снимает!" – "Понимаете, мы хотим так! Мы, два клоуна из разных городов, здесь встретились. Это нам на память". – "Ну, я снимаю тогда!"

Нам неизвестно, было ли в планах Коцишевского повторить в будущем такие вот совместные концерты. Но, по крайней мере, сами "зайчики" на это надеялись. "…И где-то мы скоро встретимся!" – говорит Северный в конце последнего концерта. Не встретились. Не пришлось. Правда, была ещё недолгая переписка и навсегда осталась у них память об этих незабываемых двадцати днях в Одессе. А песни Владимира вошли в постоянный репертуар Аркадия. И вот, последнее рукопожатие, Шандриков летит домой в Омск, а Северный… совершенно неожиданно оказывается в Киеве.

Зачем его туда опять понесло, абсолютно непонятно… Сохранились только документальные свидетельства его пребывания в столице УССР, по крайней мере, с 15 мая и до конца месяца. Что он там делал? Гулял, загорал на Днепре, пробовал управлять катером, слава Богу – не заведённым!.. Выезжал с друзьями куда-то за город. Судя по всему, именно к этому периоду относится и запись так называемого концерта "У Миши в Киеве", который некоторые коллекционеры называют почему-то "У Гриши", явно имея в виду Бальбера. Тот же, в разговоре с одним из авторов книги, честно признался, что записывался с Северным только один раз. Хотя, по легенде была у него возможность если не записаться, то совместно "выступить" с Аркадием. Рассказывают, что гулял как-то Северный с друзьями по городу, и проходили они мимо того самого ресторана "Спорт", что на Красноармейской 55. "Вот здесь, мол, Гриша иногда выступает. Давай зайдём!" Зашли. И так совпало, что Гриша как раз в этот момент был на сцене (честно говоря, уже этот момент вызывает некоторые сомнения, так как Бальбер, как правило, пел только на "закрытых" мероприятиях). Аркадий прямиком на сцену: "Гришенька, давай я спою?!" Напуганные музыканты с трудом уговорили Северного отказаться от этой идеи. Трудно сказать, чего здесь больше – правды или вымысла…

Но вернёмся к записи "У Миши". По свидетельству Фридриха Яковлевича Ревельсона, производилась она дома у Михаила Резника.5 А пел Северный на этом концерте под гитару, в основном – привезённые им из Одессы песни Шандрикова. Самое интересное, что была и ещё одна Киевская запись Северного примерно в это же время! Живы и люди, принимавшие в ней участие. Но, вероятней всего, именно была, потому как найти её так и не удалось. Остались фотографии, на которых Аркадий запечатлён поющим перед микрофонами. Причём в разной обстановке и в разное время. На одном фото проставлена дата – "20 мая 1977 г". Но что это за концерт – "У Миши" или второй, утерянный, – неизвестно. Последняя достоверно известная "киевская" дата Северного – 29 мая. Что же было дальше?

В июне Северный снова-таки в Одессе и снова, как ни в чём не бывало, записывается с "Черноморской чайкой".

Конечно, трёх апрельских недель было мало, чтобы насладиться… чтоб её уже таки покушать! – той неповторимой одесской романтики… И Аркадий продолжает своё путешествие по этому "солнечному городу". Впрочем, тут уже нет той патетики момента, как в апреле. Тогда Аркадий ступил в первый раз на одесские мостовые, и тем самым покончил с сюжетом, великолепным в своей нелепости: "легендарный одессит, ни разу не бывавший в Одессе!" Но зато начался другой сюжет: Аркадий Северный в городе своей легенды… И вот теперь, в июне, этот сюжет продолжается. Примерно так, как говорил когда-то сам Аркадий: "…Привоз, Молдаванка, или там Дерибасовская. Нарисуйте нам эти перлы, дайте ж нам эти бриллианты, нарисуйте нам этот шарм!" Но теперь всё это не надо изобретать, а можно просто смотреть живьём… И работать, то есть "рисовать этот шарм" своими песнями. Хотя "работать", наверное, слишком громко будет сказано. За три долгих месяца было сделано всего два концерта, которые, к тому же, очень сильно разнятся друг с другом. Сразу после приезда – "Четвёртый концерт с "Черноморской чайкой" ("Тётя Шура"), и перед самым отъездом – "Прощание с Одессой".

Песенный репертуар для этих концертов составил, и тем самым определил их стилистику, Владислав Коцишевский. И в "Тёте Шуре" был сделан совершенно неожиданный ход: легендарный "одессит" выступает в самой Одессе… абсолютно не в одесском жанре! Он вдруг начинает петь обычные, лирические и шуточные дворово-студенческие шлягеры пятидесятых. Разве что есть при этом немного блатной романтики… Но Одессы тут нет и в помине! Ни тематики, ни стиля, ни колорита… И даже одесского "прононса", с которым Северный, кажется, сжился уже намертво, он здесь почти что не демонстрирует! Почему? А это происки Коцишевского, – ведь Владислав Петрович хотел сделать действительно оригинальный концерт Северного. А за Одессу-маму Аркадию уже очень трудно петь, не впадая в повторы, – после всего, что успел натворить Фукс. Поэтому Коцишевский решает сделать концерт совсем в другом стиле – стиле этакой "уличной эстрады". Отразив при этом все жанры, без перекосов в блат или в лирику, и сделав, громко говоря, "музыкальный портрет эпохи". Именно этим и отличается "Тётя Шура" от лирических проектов Калятина. Предоставим читателям решать самим, насколько он оказался удачен, но, по мнению авторов, до сих пор не было лучшего исполнения этих чудесных песенок наивных 50-60-х годов:

Всё косы твои, всё бантики,
Всё прядь золотых волос,
На блузке витые кантики,
Да милый курносый нос…

А здесь оно оказалось особенно интересным ещё и потому, что было построено на контрасте. "Черноморская чайка" тоже не изображала "одесский кабачок", а играла в этом концерте именно так, как играли приличные эстрадные коллективы пятидесятых. Зато Северный пел совсем не так, как приличный певец из консерватории (хоть и без "одесских" штучек)! В этом и был весь шарм… Впрочем, колорит этого концерта надо, конечно, не описывать, а просто слушать.

И ещё: на этом концерте прозвучала впервые одна песня. Причём не "впервые в исполнении Аркадия Северного", а, похоже, в полном смысле слова. Это – "Поручик Голицын". Песня, об авторстве которой до сих пор не утихают споры и исписаны тонны бумаги. Мы уже упоминали её в главе "По чужому сценарию". А сейчас просто хотим поделиться с читателями некоторыми фактами, которые нам удалось выяснить. Никак их не комментируя. Во-первых, сколько мы не искали, подключив к своему поиску многих коллекционеров, нам до сих пор не удалось обнаружить ни одной записи этой песни ранее 1977 года. А во-вторых, по свидетельству Владимира Шандрикова, исполнить текст Аркадию Северному предложил Владислав Коцишевский. Причём, не просто предложил, а даже несколько откорректировал его, убирая, по возможности, слова с буквой "Р". Аркадий не всегда правильно произносил этот звук и, видимо, по мнению Коцишевского, этакая картавость могла помешать правильному восприятию песни…

Этим же летом судьба, наконец, свела Северного ещё с одним видным деятелем одесской подпольной звукозаписи – Станиславом Яковлевичем Еруслановым, встретиться с которым он собирался ещё с прошлого лета. Маклаков давно уже обещал их познакомить. Но не получалось никак: "град с дождём" постоянно мешали встрече с "крутым другом из Одессы". А теперь, поскольку Аркадий уже здесь, то почему бы и не встретиться ему с "Ерусалимом"? По воспоминаниям самого Ерусланова, Северный каким-то непостижимым образом нашёл его на работе "в районе Молдаванки". Гримаса судьбы (впрочем, типичная для советской жизни) заставила тогда Стаса Ерусланова, выдающегося одесского коллекционера и продюсера многих блатных проектов, работать на Молдаванке дворником. И вот как раз в то время, когда Стас наводил чистоту на одной из молдаванских улиц, и состоялась его историческая первая встреча с королём советской блатной песни Аркадием Северным. Которого, кстати, Ерусланову тоже удалось вовлечь в дела коммунального хозяйства Ильичёвского района города Одессы! Как вспоминал сам Станислав Яковлевич, у Северного тогда было всего две копейки в кармане и сильная головная боль. Однако же чувство долга не позволило Станиславу немедленно покинуть трудовую вахту, и он предложил Аркадию, чтоб тот помог ему завершить это грязное дело. А когда с работой было покончено, Ерусланов посадил Аркадия на мотоцикл и повёз к себе. Вот так и осталось на Молдаванке историческое место, где летом 1977 года Ерусланов мёл, а Северный сгребал в кучу… В своё время мы шутили, что там неплохо бы вывесить мемориальную доску… Теперь эта шутка наполнилась горьким смыслом: в июне 2003 года Ерусланова не стало, и его имя и дела уже принадлежат истории…

В дальнейшем Ерусланов с Аркадием обычно встречались на так называемом "Сахалинчике", который расположен не так уж далеко от центра Одессы – чуть больше 15 минут езды от Дерибасовской. Это район Бассейных улиц от 3-го Водопроводного переулка до "Красного креста", ограниченный с восточной стороны огромной дугой железной дороги… Возле неё все улицы кончаются тупиками, и если заехать туда, то никуда уже дальше не попадёшь. Можно только обратно. Потому, наверное, и назвали его Сахалинчиком; но, говорят, ещё и потому, что в XIX веке туда "сгоняли" преступников… Весёлое, в общем, местечко. И застроен этот "край света" был соответственно: типичными для трущобной Одессы дворами, где от ворот по периметру толпятся одноэтажные дома, а во дворе красуются сараи, "летние кухни", и обязательно – общественная уборная. Дополнялся этот милый пейзаж ещё и тем, что Сахалинчик стоит среди Центральной промышленной зоны Одессы. Скорее всего, именно сюда попала С. Г. Калятина, приехав в Одессу по просьбе Дмитрия Михайловича за какой-то записью. Она вообще не поняла, что это такое, и рассказывала потом, что одесские коллекционеры обитают "в каких-то гаражах".

Планы у Ерусланова были большие, но, к сожалению, им по разным причинам так и не суждено было сбыться. Да всё как-то ещё так получалось, что Северный постоянно был не в форме, и от всех многочисленных, по словам самого Стаса, записей осталась только одна маленькая бобина. На которой Аркадий поёт, а, вернее, пытается петь под гитару. Для нас эта запись интересна, пожалуй, только настойчивой просьбой Северного о том, чтобы Маклаков прислал, наконец, в Одессу Женю Фёдорова: "У нас скрипача нет!" Похоже, что Аркадию просто надоело выступать только певцом, и захотелось, наконец, и самому "поучаствовать" в организационной предконцертной суете. Да ещё и с экстравагантностью – выписать себе скрипку из Питера! Трудно же, в самом деле, всерьёз предположить, что в Одессе нельзя было найти скрипача. В городе, где считалось хорошим тоном "учить детей на скрипке"! И Стасу было бы гораздо проще побегать в поисках скрипача по ресторанам, чем платить Жене командировочные. Но, как бы то ни было, до Сергея Ивановича этот отчаянный зов не дошёл, и Женя не приехал… А Ерусланов по этой, или какой-то другой причине, так и не записал Северного с ансамблем.

Чем занимался Аркадий в перерывах между записями, мы можем только догадываться. Судя по всему – тем же, чем и в Питере и в Киеве в свободное от "работы" время. Правда, остались какие-то смутные воспоминания о его выступлениях по одесским кабакам. Дмитрий Михайлович Калятин приводил даже конкретный адрес: ресторан "Приморский". Сам Калятин там, конечно, не присутствовал, но в своё время утверждал, что это был действительно концерт, в полном смысле слова. От кого он это мог услышать? Явно сам Аркадий рассказывал, больше, вроде бы, и некому… Вполне возможно, и было что-то похожее. Ведь записывали же когда-то и Алика Беррисона тоже прямо в ресторане. А Северный мог и прихвастнуть, конечно. Но Коцишевскому такие ресторанные записи были совершенно ни к чему, и он решает сделать хотя бы ещё один концерт с ансамблем. И к концу лета всё было готово.

"Прощальный" концерт оказался совсем не похож на предыдущие. Как мы уже говорили, Коцишевский собирал "Черноморскую чайку" из знакомых музыкантов, причём не всегда из одних и тех же. По воспоминаниям самого Владислава Петровича, музыканты иногда менялись даже по ходу концерта.6 Тем не менее, стиль "Черноморской чайки" оставался, в общем-то, стабильным… но с вариациями! Так произошло и в этом концерте. Куда-то вдруг исчез фирменный атрибут одесской музыки – скрипка (поневоле задумаешься: а может, правда, что-то случилось тем летом с одесскими скрипачами?) Зато Коцишевскому посчастливилось раздобыть клавишника Фиму с неплохим электрооргáном. Кстати, всех музыкантов ансамбля Северный в этом концерте перечисляет поимённо. А в конце добавляет: "Ну, и Владик, конечно!", подразумевая, что всем и так понятно – кто это такой. Продюсер, режиссёр и звукооператор Владислав Коцишевский… который в этом концерте поработал ещё и солистом!

Ну, а что же музыка? Музыка получилась достаточно интересная – почти что чистый диксиленд. Клавиши, аккордеон и сакс затеяли довольно изощрённую перекличку… А, кроме того, в "Прощальном" концерте всё-таки решили, наконец, почтить вниманием одесскую тематику. Правда, не сильно: звучит несколько песен из классики и одна написанная Коцишевским специально для этого концерта. Просто великолепная и неподражаемая суперпесня "Расскажу я вам немного об Одессе". Примечательна она не только тем, что написана практически безо всякого размера и рифмы, и не юмором о неправильных плавках Володи Шандрикова, но ещё и тем, что тут вдруг пошла речь о "внутренних" заморочках коллекционерского бомонда. Мы не будем влезать в их подробности, да и не добавляют они в данном случае ничего ни к делам, ни к образу Аркадия Северного. Хотелось бы просто подчеркнуть, что идея сочинять в блатном стиле песни о своих делах была совершенно неизящной, но, как впоследствии оказалось, заразной. С неподдельным энтузиазмом она будет подхвачена в самом ближайшем будущем и другими "поэтами"…

Самому же Северному этот концерт дался с большим трудом. Аркадий уже на грани своих физических возможностей, и все прекрасно понимают это, в том числе и он сам. Вероятно, поэтому концерт и назвали "Прощание с Одессой", хотя "прощание" оказалось сугубо формальным… Северный ещё какое-то время живёт здесь, и возвращаться домой не собирается. Судьба делает очередной зигзаг, и он, не заезжая в Питер, направляется в Москву. Сейчас уже трудно установить от кого именно исходила инициатива, но факт остаётся фактом: осенью 1977 года Северный оказывается в 15-й московской клинике (на Каширке), куда его снова устраивает Георгий Сергеевич Ивановский. По словам самого Аркадия, человек "круто повернувший" его жизнь. Жизнь певца на этот раз действительно круто повернулась – Северный не пил почти год. Так мало и так всё-таки много – почти целый год…

А первый "концерт" после лечения он даёт здесь же, в Москве, в гостях у известного музыкального коллекционера Юрия Николаевича Давидянца, "по совместительству" – начальника отдела снабжения Института стали и сплавов. К сожалению, пока не удалось раздобыть какой-либо более точной о том, как был организован этот концерт; равно как и о некоем Толе Помойке, которого молва также числила организатором записи. Кстати, она долгие годы считалась единственной уцелевшей из сделанных в Москве…

На этом концерте совершенно неожиданно Аркадий начинает петь песни на стихи Саши Чёрного. Может, хозяева попросили, а может, просто самому попался в руки довольно дефицитный в те времена томик из "Библиотеки поэта"… Саша Чёрный в исполнении Аркадия Северного! Было бы естественным ожидать от такого сочетания чего-нибудь юморного и весёлого. Но у Аркадия в этот день весёлые вещи не получаются совершенно. Даже тогда, когда он поёт уже песни из своего привычного репертуара. "На Дерибасовской открылася пивная", "Подол" – и те звучат у него без прежнего "огонька"… И никаких хохм, никаких приколов. Зато грустные лирические песни, наоборот, удаются. И хотя он время от времени, по просьбе присутствующих, поёт быстрые вещи, всё равно опять и опять возвращается к лирике. Северный поёт то, что ему нравится, и то, что лежит сейчас на душе. "Я сейчас плакать буду…" – говорит кто-то из гостей после исполнения "Сладкой ягоды". Даже им, успевшим уже неоднократно бабахнуть за "непьющего Аркашу", к концу записи передаётся его настроение. Саша Чёрный давно забыт и предан забвению, и слышен только голос Аркадия Северного:

…И тогда с потухшей ёлки быстро спрыгнул дьявол жёлтый.
Он сказал: "Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны…
Говорят, что Вы в притонах по ночам поёте томно,
Даже в нашем грешном мире все давно удивлены".

Он действительно устал и действительно болен. Неизлечимо болен. А сейчас у него просто "период ремиссии", как говорят врачи…

1 Имеется в виду Владислав Петрович Коцишевский. Из-за путаницы уменьшительных имен "Владик – Вадик", многие называли его Вадимом.

2 Ныне – улица Нежинская.

3 "Новая Сибирь", 5 октября 1995 г.

4 "Новая Сибирь", 18 января 1996 г.

5 В коллекционерских кругах этот концерт иногда называют "У Михаила Модеста". Этот момент весьма показателен в качестве иллюстрации к тому, как действует здесь принцип "испорченного телефона". И сколь бывают запутаны исходные данные, с которыми приходится иметь дело... Итак, от старых киевских коллекционеров мы получили следующую информацию: действительно, был в Киеве такой деятель, которого звали Модест. Но это было его имя, а не фамилия. "Михаил" в данном случае мог быть разве что кличкой Модеста. Хотя, по другим данным, не то кличка, не то настоящее имя этого Модеста – Абрам…

6 О музыкантах, принимавших в различные годы участие в составе "Черноморской чайки", есть информация от Владимира Ващенко, клавишника этого ансамбля. Вот его рассказ: "Состав периодически обновлялся, но основной костяк это были: гитара – Володя Спекторский; бас – Жора Спирин (покойный) или Александр Белый;. саксофон – Борис Добровольский или Сима Кандыба – уехали в Америку; органист – Фима Король (несколько концертов, потом уехал в Америку) или я – Влад Ващенко; барабаны – Игорь Демешкан (покойный) или Петя Ройтман; труба – Петя Вайман (в Америке); кларнет – Жора Горовенко (покойный); скрипач – Миша Беленький (в Америке)".

Аркадий Северный, Советский Союз!
"РЕМИССИЯ"

"Итак, мы прощаемся с вами! Ждите нас в Одессе и Москве!"
А. Северный, октябрь 1977 г.

Эту главу мы сначала хотели начать дежурной фразой, что вот, мол, "Северный в отличной форме, полон творческой энергии…" Хотели, но отказались. Потому как это было бы неправдой, а точнее – полуправдой. Да, "физически" Аркадий, действительно, здоров. А вот психологически… Недаром врачи-наркологи советуют "завязавшим" сменить обстановку. Легко сказать! Это там, в заграницах, просто: взял и полетел куда-то там на Таити, погреться на солнышке пару месяцев… А у нас? Весёлый посёлок на Купчино менять, что ли? Какая хрен разница: "ни кола и ни двора, и ни рожи с кожей…" Все вокруг пьют, веселятся и не спиваются почему-то. Один ты, как дурак, трезвый на этом празднике жизни. Один. "Спой, Аркаша, что-нибудь весёлое…" Щас. Разогнались. Но жить-то надо, ведь каждый человек надеется на что-то лучшее. И в гостях хорошо, но и домой уже пора. А если не домой, то в Питер хотя бы.

Октябрь. "Листья жёлтые над городом кружатся. С тихим шорохом нам под ноги ложатся…" Северный возвращается в Ленинград – из Москвы и с песнями. А его уже ждут. Кто-то с неподдельной радостью, а кто-то… Да чего уж там! Пока Аркадия не было в Питере, слава о его киевских и одесских гастролях долетала сюда вместе с записями. Питерские коллекционеры вполне могли и заочно убедиться, что Северный "пока ещё не выдохся"; а теперь, когда он сам предстал перед ними и… "ни в одном глазу". Вперёд! Аппаратура готова – пора делать новые концерты! А с каким ансамблем – тут и думать нечего. Под эту затею ещё один питерский коллекционер Николай Иванович Корниенко вместе с Маклаковым и вернувшимся с кавказских заработков Резановым, конечно же, решают возродить "Братьев Жемчужных". Да не просто возродить, а с такой музыкой, чтоб все упали! Раньше у "Братьев" был только саксофон, а теперь Резанову удаётся сколотить сильную духовую группу: Виталий Смирнов, Валерий Заварин и Георгий Чиков, работавший в знаменитом "Ленинградском Диксиленде". Сам Резанов берёт в руки банджо – он ведь тоже джазмен! – и "Братья Жемчужные" тоже становятся настоящим, профессиональным диксилендом. Под кличкой "Диксиленд" этот концерт, записанный в октябре 1977 года на квартире Раменского, и вошёл в историю.1

Однако, знаменательными и "эпохальными" оказались не только музыкальные находки! Этим концертом действительно открывается новый этап творчества Аркадия Северного, потому что именно здесь впервые звучит так много песен на стихи Владимира Раменского.

Позволим себе небольшое отступление. О личности этого достаточно самобытного поэта довольно подробно рассказал в своей книге Михаил Шелег.2 Мы хотим только добавить несколько штрихов. Ведь Аркадий довольно часто "гостил" у Раменских. А сколько концертов было сделано на этой квартире! Недаром Н. С. Резанов в интервью с одним из авторов книги, которую вы сейчас читаете, говорил, что "надо сделать мемориальную доску на доме, где жил Владимир Раменский… Столько там записано было всего". И не только записано. Аркадию всегда были здесь рады. И когда в очередной раз он оставался без крыши над головой, то шёл именно сюда, зная, что приют будет ему обеспечен. Они были в чём-то похожи – непризнанный поэт и непризнанный певец… Впрочем, не признаны они были только официально, государством, а народонаселение этого государства знало и любило их песни.

Как мы уже говорили, первый раз песню на стихи Раменского Аркадий исполнил ещё в начале 1975 года, но тогда это дело практически никакого развития не получило. Маклаков, Рышков и Калятин особо голову не ломали: для составления репертуара концертов Аркадия им вполне хватало либо фольклорных песен, либо чьих-то авторских, но уже хорошо известных. Однако теперь организаторов не устраивают такие варианты. Им тоже нужен "оригинальный Северный", а для этого нужны и оригинальные, нигде ещё не звучавшие песни. Мысль, конечно, совсем не новая: и Фукс писал песни для Северного, причём, немало; да и вот, Коцишевский в Одессе тоже отметился… Но путь-то, вообще, перспективный! – были б песни хорошие. Маклаков песен не пишет; знакомых бардов у него, правда, полно, – но они все и сами горазды петь. Остальных участников тоже Бог не сподобил. И тогда кто-то из них вспоминает о Раменском. Владимир Николаевич охотно откликается, и достаёт свои тетрадки. Пожалуйста! Только здесь нет ни тёти Хаи, ни дяди Вани, – это в основном лирика, очень незамысловатая, именно в том стиле, в каком обычно и сочиняли неизвестные авторы уличных песен. И весьма созвучная нынешнему настроению Аркадия:

Я не жду уже лучших времён.
Я не буду начальником треста.
Я не буду никем увлечён,
Да и в жизни мне нет уже места…

В итоге концерт получается действительно качественный и оригинальный во всех отношениях. Маклаков и Рышков рассылают кассеты ящиками в различные города Союза, "Жемчужные" готовы к новым творческим успехам… а Аркадий вдруг исчезает из Питера. Но, несмотря на столь чувствительную потерю, "Братья", окрылённые успехом "Диксиленда", почти сразу же пишут ещё один концерт – "Листья жёлтые", и вновь с песнями Раменского. Вспоминая при этом, конечно же, об отсутствующем Аркадии: "Этой осенью от нас уехал наш самый лучший друг и товарищ – Аркадий Северный. Осенью мы временно потеряли своего друга. Но, Аркадий, ты услышишь эту песню, тебе станет грустно, ты вспомнишь о нашем городе, о твоих братьях Жемчужных и снова вернёшься в наш город. Аркашка! Мы ждём тебя! Приезжай к нам быстрей!" Как видно, "Жемчужные" сами не знают толком: а куда же, собственно, так неожиданно исчез их друг? А действительно – куда? Оставим пока этот вопрос без ответа, мы ещё вернёмся в эту осень, но чуть позже…

Аркадий вновь появляется в Питере только в декабре. И, что интересно, в шикарном прикиде; как рассказывали М. Шелегу: "На нём был хороший костюм, лакированные туфли и зонтик-тросточка…"3 В общем, человек пропадал не даром! А в Питере все уже готовы к новым свершениям: "продюсеры" со своими магнитофонами, Раменский с текстами, и, конечно, Резанов. Гитара всегда при нём, а музыканты… Таковых на этот раз приводит Владимир Тихомиров, давний знакомый Раменского ещё по зоне. Сам немного играющий на гитаре, он тоже решает приобщиться к компании, окружающей Северного, и поучаствовать в записях. В дальнейшем он близко сойдётся с Аркадием и будет дружен с ним почти до самой смерти певца.

Итак, Тихомиров приглашает ансамбль, игравший в то время на подменах в одном из залов ресторана "Невский". Это была любительская группа, которой руководил старый друг Владимира гитарист Борис Циммер. В её состав также входили: барабанщик Владимир Вахромеев, басист Василий Морозов и певица Маша Иванова. Названия у этой скромной группы не было, но ведь ансамбль, аккомпанирующий Аркадию Северному, должен как-то называться! Несмотря на то, что Николай Резанов не только будет играть с этими новыми музыкантами, но и споёт несколько песен, марку "Братья Жемчужные" решили не использовать. А придумали нечто новенькое и оригинальное. Традиция всяческих творческих приколов и мистификаций для Северного давно не в новинку, и вот тут тоже сочиняется миф – прямо-таки детективный. "Грипп скосил всех "Жемчужных", и Николаю Ивановичу Корниенко, стало быть, приходится "срочно вызывать из ФРГ ансамбль "Чайка". Кстати говоря: а ведь был такой ансамбль! И именно из ФРГ, – играл в 60-70-е годы русские народные песни в этаком "лубочно-ресторанном" стиле. Конечно, мало похоже на то, что изображает Резанов с новыми коллегами; но, как бы там ни было, аккомпанемент для Северного готов. Две гитары, бас и ударник – сопровождение, как видите, совсем далеко убежало от джазовых опытов "Жемчужных". Но для песен, звучащих в этом концерте, оно оказывается вполне в масть. Ведь концерт получается не простой: богатая идея делать записи Северного из оригинальных песен на стихи Раменского здесь, наконец, разворачивается во всей красе. Фольклорных песен нет вообще, Северный поёт исключительно песни Раменского, и только Маша Иванова слегка разбавляет его популярной эстрадной лирикой. Песни разнообразные, и в целом получается концерт, который полностью стилистически выдержанным не назовёшь; хотя все темы здесь, безусловно, интересны. Но в первую очередь, конечно же, – белогвардейская:

Не надо грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли – уже не вернуть…
Пусть нету отечества, нет больше веры,
И кровью отмечен нелёгкий наш путь…

Эта "контрреволюционная" тема в те годы уже не была новинкой для советского народа. И, конечно, не автор "Поручика Голицына", так и оставшийся нам неизвестным, открыл её. Она просто витала в обществе развитого социализма ещё с середины 60-х годов, на что уже не раз обращали внимание журналисты и социологи. Факт был несомненный: в самом передовом обществе планеты завелась ностальгия по старой России. Причём у того поколения, которое эту Россию и не видало, – просто создалась сказка от тоскливой реальности Совдепа… В этой сказке, кстати, с белогвардейской темой смыкалась и гусарская, реализованная, правда, совсем уж гротеском – анекдотами о поручике Ржевском. Вспомнилась нам она потому, что в концерте с "Чайкой" кроме белогвардейских песен звучит и ещё одна "художественно-историческая" – "И я была девушкой юной". Правда, она не имеет никакого отношения ни к гусарам, ни к России XIX века, – ведь это стихи Роберта Бёрнса; но чем ещё объяснишь появление такой песни в концерте Аркадия Северного? И точно в тот же ряд встаёт уже современная филатовская "Тает жёлтый воск свечи"… В общем, это вам не блатная романтика, Комитету уже есть на что обратить внимание…

И он, естественно, обращал, но больше в целях профилактики, чем по необходимости. Остались воспоминания Калятина о том, что приходили какие-то люди в штатском к Раменскому, да и Николай Резанов рассказывал об интересе к "Братьям Жемчужным", проявленном со стороны руководства "Ленконцерта". Но особо серьёзных последствий это не вызвало. Разве что некоторые боязливые коллекционеры повытирали на бобинах наиболее одиозные фамилии, произнесённые вслух: Галича, например, а также и свои собственные. На всякий случай, чтобы чего не вышло… Но в то же время, и опять же, на всякий случай, – многие стараются оставить о себе "память на века", пользуясь для этого любым удобным моментом.

Например, Николай Гаврилович Рышков. Примерно в эти же декабрьские дни он даёт Аркадию несколько текстов собственноручного изготовления. Сохранился небольшой фрагмент их записи под гитару: песня про самого Аркадия "Все меломаны Ленинграда…", а также песня про дочку Рышкова – Наденьку, – "Ей восемнадцать только что исполнилось…" Песни как песни, любительские поделки, конечно; но отчего бы и не спеть их в домашнем концерте для уважаемого хозяина? Вероятнее всего, это была своего рода репетиция перед новой записью, проверка "на звучание". И, хотя звучание получилось и не ахти какое, но Северный всё-таки споёт одну из них ещё раз, уже с музыкантами. Песню про самого себя он петь не станет, – возможно, из скромности, – а исполнит "Про девочку Надю". К некоторому, так сказать, недоумению многих простых советских слушателей, "воспитанных" на одесско-блатном имидже Аркадия Северного…

Увы, над его имиджем наши продюсеры-подпольщики уже провели к этому времени очень большую работу… Хотя, конечно, это нельзя было назвать целенаправленной работой. Каждый из них просто делал то, что приходило в голову, даже не понимая, наверное, что получается в результате. Хотя некоторые приёмчики, используемые ими для "завлечения слушателей", оказывались такими, что напрашиваются аналогии прямо-таки с неизвестным тогда ещё никому шоу-бизнесом! Но для этого надо было обладать хотя бы своеобразным вкусом и способностями Рудольфа Фукса. А наши деятели, пользуясь тем, что Аркадий готов петь всё, что угодно, превращают его уже даже и не в "артиста подпольной эстрады", а, вслед за Коцишевским, в какого-то своего "персонального" певца… И теперь уникальный голос Аркадия Северного вещает нам о каких-то малопонятных несведущему слушателю заморочках коллекционерского бомонда. Вот вам и весь "имидж"…

И, конечно, ни о каких таких "высоких материях" не думают Рышков, Маклаков и Корниенко, организуя новый концерт, который состоялся буквально вслед за "Чайкой". Просто все видят, что Северный в ударе, – так надо ковать железо! И 22 декабря на квартире Владимира Раменского организуются "Проводы 1977 года". Собрана вновь духовая группа, всё-таки "Жемчужные" – это джаз! И "Братья" в этом концерте выдают на полную мощь. То, что они сыграли, по аранжировке и звукорежиссуре становится уже совершенно вровень с музыкой, которую можно было слышать тогда в исполнении эстрадных коллективов по радио и ТВ. Впрочем, музыканты "Жемчужных" и есть, собственно, члены подобных коллективов; просто в этом концерте им удаётся реализоваться гораздо в большей степени, чем раньше. Духовая группа Лахмана-Чикова продолжает лабать в диксилендовой традиции, очень грамотно звучит клавишный аккомпанемент, да и бас отличается весьма ярким и оригинальным звучанием. А что Резанов выделывает с гитарой – нечего и говорить. Классические мелодии про "Пиковую даму" и про "Маруську с пачкой денег" обыгрываются вообще чуть ли не в авангардном джазе. Ну, а репертуар… В концерте опять звучат песни на стихи Раменского, – разумеется, эту новую традицию все хотят продолжать и развивать. Вот только интересных текстов к этому концерту Раменский успел подготовить немного – но не беда! Ведь ещё достаточно песен в безднах фольклора; и ничего страшного, что многие из них уже исполнялись раньше. Пусть прозвучат теперь в более мощном музыкальном сопровождении! Всем оркестром – вступление из "Анжелины", и:

Раз пришлось мне как-то летом
В стоге сена ночевать,
Притомился я с дороги,
Стал тихонько засыпать…

В общем, концерт удаётся на славу. В новом, 1978 году народ с большим интересом будет слушать этого нового, совсем уже "эстрадного" Северного. Это действительно интересно и необычно по тем временам…

Но не более. Потому что куда-то пропал к концу года за всем этим "эстрадным великолепием" блатной колорит. И не только в музыке, но и у самого Северного…

Аркадий опять, как и прежде, за сравнительно короткий период времени напел несколько концертов. Но если раньше в таких "сериях" концерты отличались друг от друга только репертуаром или музыкантами, то здесь присутствует и другое отличие. Изменилась сама манера исполнения. Вроде бы, всё как и всегда, но уж больно как-то ровно и причёсанно… Весёлые песни – веселы, а грустные – грустны, соответственно. Но нет в них прежнего надрыва и радости прежней тоже нет… Причём, наиболее отчётливо это видно именно на "Проводах". Куда-то подевалась вся экспрессия и все эти "одесские штучки". Что-то случилось. А что могло случиться-то? Жизнь круто изменилась? Конечно. Но не так, как думалось, и начинает уже казаться, что совсем не в ту сторону. Что всё – зря, и уже не исправишь того, что было. А что в будущем – непонятно. И идёт человек к депрессии потихоньку, незаметно для самого себя и, часто, для окружающих. А пение, если оно из души, – выдаёт. Вот и нет того веселия. Остались только воспоминания о нём, и о том, что всё прошло и никогда уже не повторится. И нельзя вернуть того, что было. В трезвом виде нельзя. А в пьяном? А вдруг – чудо? А вдруг – можно, если, конечно, не похмеляться, а "как все"? Может, попробовать? Нельзя. И в Новый год нельзя? И в Новый год. Какая уж тут экспрессия при таких мыслях… Кто-то может сказать: "Ну и накрутили авторы здесь!" Может, и накрутили. А вы всё-таки спросите: что думает по этому поводу ваш "подшитый" сосед, или ребята вот те – из наркологической клиники.

Вот таким концертом и завершается этот год – столь богатый событиями в жизни Аркадия… И одновременно этот концерт оказывается и последней его записью с "Братьями Жемчужными", – в том смысле, что под таким названием Николай Резанов и другие музыканты уже никогда больше не аккомпанировали Северному. Либо ансамбль выступал под другим лейблом, либо название вообще не озвучивалось…

Итак, отшумел и новогодний праздник, и Рождество, которое тогда отмечалось подпольно; советский народ готов к новым трудовым свершениям, а Аркадий Северный… Бродяжьей душе опять не сидится – и он в очередной раз покидает Питер, и снова-таки оказывается в ставшей ему уже совсем близкой Одессе.

На этот раз ленинградские друзья Аркадия знали, куда его унесло с берегов Невы. Например, Валентин Витальевич Мироновский в своём рассказе про подготовку к концерту с ансамблем "Химик" (который состоится в конце февраля 1978 года), вспоминал: "Володя Раменский говорит при встрече: "Аркаша приезжает из Одессы, будем писать концерт – надо сделать микшер". Есть и ещё один малоизвестный факт. В самом начале 1978 года производится "пробная" запись ансамбля "Чайка" – того самого, "из ФРГ", для фонотеки Тихомирова. И говорятся на этой записи такие вот слова: "Аркадия Северного с большими трудностями удалось отправить на перекладных в его любимую Одессу…" и далее: "Аркаша! Бросай свою пошлую Одессу, приезжай быстрей к нам. Мы тебя все очень ждём с Володькой!"

Таким образом, факт почти двухмесячного пребывания Аркадия в Одессе сомнений не вызывает. И, вероятнее всего, именно в этот приезд он записывает 6-й концерт с "Черноморской чайкой": "После долгого перерыва я опять нахожусь в Одессе…" Это концерт, где первым номером звучит ответ "Братьям Жемчужным" на "Листья Жёлтые" из одноимённого октябрьского концерта: "Не нагоняйте здесь тоску вы про опавшую листву…" Хотя нельзя исключить и вероятность того, что запись могла быть и в ноябре 1977 года, как раз после памятного "исчезновения" Аркадия из Питера. Впрочем, мы не берёмся сейчас устанавливать точную датировку этого концерта. Но поскольку уж зашла о нём речь, остановимся в двух словах, – концерт того стоит… Он был организован снова неутомимым Коцишевским; которого, к чести сказать, не особо смутили все эти питерские новшества, выданные в конце 1977 года. Владислав Петрович продолжает своё дело безо всяких экспериментов – концерт выдержан всё в том же, уже "классическом" стиле "Черноморской Чайки", а питерским просто посвящено несколько песен… Что же касается репертуара – здесь Владислав Петрович тоже остался верен себе. Песни он опять подобрал с толком, и народные, и авторские… вот только сам опять написал непонятную песню "Ах, одесские мотивы"… Вернее, понятную, но только отдельным товарищам. Впрочем, Бог с ней, не она определяет "лицо" концерта. А нам хотелось бы сказать отдельно пару слов об одной действительно замечательной песне:

Ой, захотелось Берчику выехать на Запад,
Оттуда пишут: вызов надо заслужить.
И решил наш Берчик совершить диверсию –
В туалет общественный взрывчатку подложить!

Это сатира, великолепная именно тем, что невозможно однозначно сказать: высмеивается ли в ней еврейская эмиграция, или пародируется советская "антисионистская" пропаганда… Одним словом, очередной, вполне приличный концерт фирмы Коцишевского… но разговор о нём мы на этом закончим. Потому что наиболее важным моментом и причиной этого приезда Аркадия в Одессу был не концерт, а нечто совсем иное…

Это была его очередная попытка уладить свои личные дела. И сейчас мы подходим к одному эпизоду из жизни Северного, о котором практически нет никаких точных сведений, кроме не всегда чистоплотных слухов и смутных воспоминаний. Хотя, по нашему мнению, история эта является одним из самых ключевых моментов в последние годы жизни певца. Это история его последней и неудавшейся попытки изменить свою жизнь. И началась она в Одессе, где Аркадий познакомился с женщиной. То ли сам, то ли Коцишевский свёл, – но впрочем, это, по сути, и неважно. О ней мы почти ничего не знаем; по одним сведениям она была то ли дочерью, то ли женой болгарского дипломата, по другим – рыночной торговкой и аферисткой, молдаванкой по национальности. Известно только её имя – Зина. Но, как бы то ни было, женщина эта не на шутку затронула сердце Аркадия; да так, что он на полном серьёзе собрался на ней жениться (по некоторым сведениям они действительно чуть позже расписались). Летом этого, 1978 года, Фред и Светлана Ревельсон случайно встретятся в Одессе с Аркадием и Зиной и решат отметить эту встречу в каком-то кафе. И Северный знакомил их со своей подругой таким образом: "Это – моя жена". Причём, говорил на трезвую голову – а значит, больше оснований поверить. Да и Д. М. Калятин вспоминал, что Аркадий "…приехал из Одессы с симпатичной бабой, представил её как жену". Что Северный был настроен серьёзно по отношению к этой женщине, подтверждает и С. Г Калятина: "Он познакомился с ней в тот момент, когда не пил. Он в неё влюбился страшно. Мне в Ленинград звонит: – Софа! Ты бы видела её… Я говорю: – Перестань, Аркадий! Я тебя хорошо знаю… Я себе её прекрасно представляю. – Можно я к тебе приеду? – Да ты что! Я прекрасно представляю из какой среды, из какого общества она. Зачем мне это надо. Но он приехал. Всё-таки привез её, видно хотел похвастаться, что он в Ленинграде жил".

Неприязнь Софьи Григорьевны к этой женщине вполне объяснима: Аркадий не так давно делал предложение ей самой, и вдруг предлагает познакомиться со своей новой подругой. Когда он встретился с Зиной – этого нам, к сожалению, точно выяснить не удалось… Скорее всего, раньше – осенью, когда вдруг неожиданно пропал из поля зрения всех. Вполне возможно, что после записи "Диксиленда" и рванул он на пару месяцев в Одессу, от греха подальше и подальше от компании прежних собутыльников, к непьющему Коцишевскому. Но как оно было на самом деле, мы, скорее всего, уже никогда не узнаем – столько лет прошло… Но опять же: неважно это в данном случае, а важно, что вновь появились у него надежды на какие-то изменения в жизни в лучшую сторону. Хотя Аркадий и не знает ещё, что надежды эти вновь окажутся несбыточными…

И вот, одним зимним утром 1978 года Северный с новой своей знакомой приезжает в Питер… И почти сразу же после приезда его ждёт множество неожиданных событий.

А начинаются они с того, что Владимир Тихомиров и Владимир Раменский приглашают Аркадия прокатиться на запад, в смысле – на 147 километров западнее Ленинграда, в город Нарву, самый близкий к Питеру город Советской Прибалтики. А Прибалтику граждане СССР в те времена считали и впрямь "кусочком Запада", и для многих ленинградцев это было вполне естественным делом – скататься на выходные за Нарову-реку, прикупить "Vana Tallinn" и всего такого прочего, а вечерком посидеть в "почти европейском" маленьком кафе… Впрочем, это лирическое отступление как раз таки не имеет почти никакого отношения к нашим героям – Раменскому с Тихомировым. Они катались в Прибалтику не развлекаться, а работать, и занимались в городках Эстонии обивкой дверей – довольно прибыльным по тем временам "бизнесом". Ну, а после хорошего заработка шли отдыхать, конечно, всё-таки в те самые, знаменитые прибалтийские кафе. В одном из таких заведений – кафе гостиницы "Нарва", называемом в народе "Старым кафе", им довелось достаточно близко познакомиться с местным музыкальным коллективом – ансамблем под управлением Николая Лысикова. Вскоре Владимир Раменский даже стал привозить этим музыкантам свои стихи. И вот в старом нарвском кафе зазвучали песни на стихи непризнанного ленинградского поэта… Сюда и приглашают Тихомиров с Раменским своего друга Аркадия Северного.

Подробности этого визита стали нам известны сравнительно недавно, от бывших музыкантов "Старого кафе" – Владимира Бривика и Александра Лобанова, благодаря расследованию журналиста из Нарвы Эдуарда Мольдона. Кроме того, своими воспоминаниями поделились и близкие знакомые семьи Раменских Т. П. Павлова и П. М. Муравьева, проживавшие тогда в Нарве, и также ставшие очевидцами тех событий.

Итак, в феврале Аркадий Северный приезжает в Нарву вместе с Зинаидой, в компании В. Раменского и В. Тихомирова. Пятым был ещё один "обойщик" – Лев Красовский, владелец "Жигулей", на которых вся "банда с Ленинграда" и прибыла в Советскую Эстонию. Поселяются Аркадий с Зиной в той самой гостинице "Нарва", над "Старым кафе". Прожили они здесь около недели. Конечно, на взгляд столичного жителя Нарва – город совсем небольшой… Но достаточно интересный. Как вспоминали нарвские музыканты и их знакомые, Аркадию очень понравился этот чистый уютный город, с русским населением, и в то же время – с той самой, "почти западной" жизнью. Не оставил он без внимания и красоту здешних исторических мест. Но, конечно же, визит Аркадия Северного в Нарву не ограничился только "экскурсионными мероприятиями"…

Все очевидцы вспоминают о том, что здесь состоялось несколько его выступлений. Разумеется, Аркадий, как всегда, готов петь для своих новых знакомых, и в его гостиничном номере каждый вечер собирается большая компания, чтоб послушать пение под гитару. Гостиница –не совсем типичное место для пребывания и выступлений маэстро Северного. Этим, пожалуй, и интересны те мероприятия, а в остальном, наверное, они ничем и не отличались от обычных "квартирников"… Но есть воспоминания и о других выступлениях, более "творческих", нежели обыкновенные дружеские посиделки! Рассказывают, что Аркадий пел в "Старом кафе" с музыкантами из ансамбля Н. Лысикова. Причём, пел те самые, специально привезённые в Нарву песни на стихи Раменского! Однако… Эти рассказы, увы, весьма противоречивы. И многие детали говорят за то, что их следовало бы относить к следующему визиту Северного в Нарву, о котором мы расскажем ниже Хотя, по всей логике вещей, такая "спевка" с ансамблем Лысикова должна была непременно состояться именно в первый визит. Ведь Аркадий Северный действительно приехал тогда в Нарву не как турист, а в основном по музыкальным делам.

Всё это было частью "подготовительной программы" к новой грандиозной затее Владимира Тихомирова. Он решает, что пора уже и ему сделать полностью свой проект, безо всякого участия "больших дядей" из коллекционерского мира. И вот, по уже упоминавшемуся нами рассказу Валентина Мироновского, ещё до приезда Аркадия из Одессы в "сговоре" с Владимиром Раменским и втайне от Маклакова начинается бурная организационная деятельность. И, судя по всему, первоначальный замысел Тихомирова как раз и заключался в том, чтобы запись была произведена именно в Нарве, с ансамблем Лысикова. Такое решение напрашивалось само собой: ведь песни Раменского, как мы уже говорили, неоднократно исполнялись этим ансамблем, были хорошо "обкатаны", а некоторые даже вошли в его постоянный репертуар. Вроде, всё и шло к тому, что после Киева, Одессы и Москвы эстафету "гастрольных" записей Аркадия Северного примет город Нарва… Однако этому так и не суждено было осуществиться. Помешали какие-то организационные и технические причины, которых мы, видимо, уже не узнаем. Поэтому нарвские гастроли Северного и ограничились только "эстрадными" выступлениями в кафе. А студийную запись новых песен Раменского решают произвести всё-таки в Питере.

Для её технического обеспечения подключают уже упоминавшегося выше Валентина Мироновского, друга Раменского и Тихомирова, радиоинженера из НИИ Приборостроения. Причём сначала предполагалось произвести эту запись на его квартире. Но Мироновский отговорил: "Нет, ребята, у меня нельзя – стены слишком отдают. Старое дерево, настолько высохшее, что ничего не получится, не будет звука". Поэтому решили писать на проверенной "явке" – у Раменских. Мироновский делает микшерский пульт, а вот импортного магнитофона у наших "заговорщиков" нет, и приходится использовать родной советский "Ростов".

Музыкантов на этот концерт собирает, конечно же, тоже сам Тихомиров. При этом он не ищет каких-то новых, а приглашает тех же, что недавно выступали под видом "Чайки из ФРГ": группу Бориса Циммера. Только на этот раз Николая Резанова вместе с ними не приглашают, и на ритм-гитаре будет играть сам Тихомиров. А поскольку это новый и оригинальный проект, то и название у ансамбля должно быть новое! Так рождается "Химик". По версии Мироновского – от слова "схимичить", потому что делалось втайне от Маклакова. Но для вступления к концерту, конечно же, была написана гораздо более романтическая версия: "ребята свалили с химии"… Всем, вероятно, памятен этот художественный рассказ о том, как Северного, только приехавшего из Одессы, на Витебском вокзале перехватывают те самые, "свалившие с химии" ребята и увозят его петь песни "на другую химию, что под Нарвой, "Фосфорит"… Как уже могли заметить наши читатели, мы не раз говорили, что не стоит всерьёз относиться ко всем шуткам и мистификациям, которыми Северный обставлял свои концерты. Но в данном случае всё обстояло гораздо интереснее, чем с БАМом…

Конечно, после всех этих событий: неосуществлённого плана записи в Нарве, и тех нарвских "гастролей", о которых мы только что рассказали, нет ничего удивительного в том, что эта тема получила такое, уже "легендарное" развитие. Правда, "Фосфорит" находится не совсем под Нарвой, но не так уж и далеко от неё, как раз на пути из Питера, в городе Кингисеппе Ленинградской области. И, кстати, по некоторым сведениям, у Владимира Тихомирова были знакомые музыканты и в кингисеппском доме культуры объединения "Фосфорит", носившем, между прочим, название… ДК "Химик"! В общем, Тихомиров строил свою легенду на хорошо знакомом материале. Однако наиболее интересным является то, что она, похоже, была запущена Тихомировым не в шутку и не для "красивости", а… ради конспирации. Причём гораздо серьёзнее, чем это бывало в концертах у Маклакова… Итак: "Дорогие товарищи, за нами слежка. Надо срочно сматываться в Нарву. Попрошу некоторых товарищей не разыскивать ансамбль "Химик". Этих талантливых ребят мы спрятали в надёжном месте…" Не знаем, как для "некоторых товарищей", а для простого народа следы были заметены действительно намертво. Недаром же "нарвская" версия на все лады повторялась ещё долгие и долгие годы, причём, не только самим Тихомировым, но и Валентином Мироновским, и Николаем Резановым; и принималась как факт почти всеми коллекционерами. И только сейчас, благодаря рассказам непосредственного участника тех записей Бориса Яковлевича Циммера, истина, наконец, понемногу выплывает из мрака… Но оставим уже легенду о славном городе Нарве, и вернёмся обратно к этим замечательным концертам с ансамблем под загадочным именем "Химик", записанным в конце февраля – начале марта 1978 года.

Итак, звучит это пресловутое вступление, эта хорошо продуманная как в художественном, так и в конспиративном плане сага о "Фосфорите"… Но надо, впрочем, заметить, что самая первая фраза была всё-таки истиной: "Звонок из Ленинграда застал меня в Одессе…" Так оно всё и было. Аркадий действительно приезжает из Одессы, и ему не нужно об этом ничего сочинять, как в памятном концерте с "Жемчужными" в апреле 1975 года. И приезжает он на этот раз не с мифическим "сыночком Моней", а с реальной спутницей. Причём, и на запись концерта с "Химиком" Аркадий приходит с ней, – что запечатлено на многочисленных фотографиях, сделанных "штатным" фотографом всех подобных мероприятий Сергеем Петровичем Соколовым. Звание капитана милиции нисколько не мешало ему любить творчество Аркадия и быть активным участником многих концертов.

И, конечно, не забывает Северный послать привет нарвским музыкантам, с которыми совсем незадолго до этого спел уже многие песни из репертуара этого концерта. Песня о Нарве, которую Аркадий предваряет посвящением "старому кафе" и "оркестру, который скучает без меня", – надолго вошла коронным номером в репертуар нарвских музыкантов. А Северный с чувством исполнит её в концерте с "Химиком", заставив поверить всех, что у него действительно под окном не Нева, а Нарова…

Собственно, мы добрались уже и до песен самого концерта. Разумеется, это продолжение уже разработанного сюжета "Песни Северного на стихи Раменского", довольно удачного, как наглядно показали предыдущие записи. Мы недаром говорили о новом этапе в творчестве Аркадия… Ведь все эти концерты были сделаны в достаточно новом для того времени жанре. Оркестрованная авторская песня, получившая распространение к концу 80-х годов, и занявшая большое место в современном жанре, именуемом "шансоном", тогда ещё только-только начиналась. Хотя, конечно, формально стихи Раменского не подходили под определение самодеятельной авторской песни, столь популярной в те годы на фоне убожества официальной эстрады. Правильнее было бы, наверное, говорить о "песенной поэзии" Владимира Раменского. Правда, его творения вряд ли можно называть "поэзией" в высоком смысле этого слова, но, тем не менее, в оригинальном артистическом изложении Аркадия Северного под оркестр они обрели вполне достойное звучание. Жаль только, что таких концептуальных записей, построенных целиком на авторском материале Раменского, было сделано не так уж много.

А в концерте с "Химиком" Владимир Николаевич выступает к тому же не только как лирик, он делает ещё и стилизации под настоящий блат, и гражданские, можно даже сказать – протестные песни! "Мне не дадут звезду героя" – это же просто-таки манифест подпольного артиста Северного:

Да, я отлично всем известен
В огромном доме у Невы,
Как сочинитель гадких песен,
Как автор двойственной молвы…

А "Осень Петербурга"! Хоть она и не такая острая на первый взгляд, – но это опять песня о старой России, угробленной большевиками; а значит – противостояние официальной идеологии…

И на этом моменте мы считаем нужным немного остановиться. Михаил Шелег в своей книге писал,4 что Северного не прельщала роль трибуна и бунтаря, и однажды он отказался петь текст со словами "долой правительство ЦК КПСС", – потому что блатной жанр по сути своей не приемлет политику. Но нам этот вопрос представляется более сложным и неоднозначным… С одной стороны, у Аркадия, конечно, было очень мало песен с политической окраской. Но с другой – мы уже говорили о том, что блатная тематика и сама по себе оппозиционна режиму, и Аркадий Северный был, безусловно, нонконформистским певцом. А уж в случае с "Химиком" всё было однозначно – здесь некоторые песни отличались именно прямой политической остротой. И можно признать: Раменский и Северный сделали достаточно смелый по тем временам шаг.

В заключение надо сказать, что в этом концерте были интересны не только стихи Раменского. Многие музыкальные знатоки и ценители отмечали оригинальный и мощный рок-н-ролльный драйв, продемонстрированный группой Бориса Циммера. А для "историков" здесь, пожалуй, не меньший интерес, чем сами песни, представляют и вступительные слова к ним, в которых наши "герои" решили запечатлеть для истории многих своих знакомых: и Мироновского, и Соколова, и братьев Кадниковых, которые оплатили всё это мероприятие, и халдея из самой крутой шашлычной Питера "Мерани" – Володю Николаева, и "худенького мальчика" Сашу Давыдова по кликухе "Негр"… Как вспоминает сам Давыдов, он предложил тогда Аркадию за это посвящение сто рублей. "Мне на такое, конечно, не жалко было. Аркадий, правда, мой стольник не взял, а попросил его отдать его Раменскому. "Я, – говорит, – с друзей бабок не беру…" Я ему какой-то текст посвящения наговорил, чтоб тот для меня сказал. И вот запись! И тут Аркадий был в ударе, как начал про меня говорить, короче, совсем не то, что было оговорено. Но получилось очень прикольно. Я ему говорю – зачем он так много про меня наговорил? А он и отвечает: "Чтобы на стольник уложиться!" Правда, это история произошла чуть позже. Давыдов с Аркадием "повстречались в ресторане "Мотылёк" уже на втором концерте "Химика".

Этот концерт был записан почти сразу же вслед за первым – в марте 1978 года. Ободрённые успехом мероприятия Тихомиров с Раменским, разумеется, решают продолжить это дело. И даже при более солидном музыкальном сопровождении, для чего приглашают скрипача, старого знакомого Аркадия, сыгравшего с ним уже Бог знает сколько концертов – Женю Фёдорова. А вот новых текстов на целый концерт Раменский, вероятно, подготовить не успевает. Поэтому в программу включают много песен известных авторов-исполнителей: Высоцкого, Абдрахманова, Дольского, Клячкина. От оценки исполнения этих песен мы в очередной раз воздержимся. Пусть читатели сделают это самостоятельно – ведь вкусы у всех разные…

И, заканчивая наше повествование об этом замечательном "химическом" проекте, считаем нужным затронуть ещё одну, совсем не музыкальную тему. Пожалуй, все, видевшие фотографии с этих концертов, поражались внешнему виду Аркадия – он выглядит настоящим доходягой из слабосилки. Что же с ним случилось? Многие тут же вспоминают слова Калятина: "…Он в Одессу уехал, и когда вернулся – я его не узнал. Живой скелет, кожа да кости. И совершенно пустые глаза, стеклянные. Причём, он не пил тогда. Я сразу понял – появились наркотики". Лично нам этот вывод Калятина кажется совершенно бездоказательным. "Стеклянные глаза" – не обязательно признак наркомании. Такое бывает и у алкоголиков, и при различных психических расстройствах. Есть у этого состояния различные мудрёные названия типа "симптом Вестфаля-Бумке"… Думается, что у Северного просто была очередная депрессия, усиленная ещё к тому же сильным нервным истощением. Отсюда – и похудел так. Кстати говоря, мы уже отмечали ранее, что Аркадий вообще мало ел, а при том настроении, что у него сейчас, аппетиту вообще неоткуда взяться. Кроме того, его поведение и сама манера пения на "Химиках" никак не похожи на пребывание под воздействием наркотиков. Сравните, к примеру, с последними выступлениями Курта Кобейна. Да и где бы он мог, при его-то образе жизни, постоянно доставать наркотики? У Высоцкого, с его возможностями и связями, и то были проблемы с этим делом. И последнее: менее чем через год у Аркадия случится очередной срыв и начнётся его уже последний запой. А соскочить с наркотиков на водку – очень редко у кого получалось… Да простит нас читатель за это отступление, но так как разговоры о наркомании Северного ходят до сих пор, мы сочли просто необходимым остановиться на этом столь подробно, чтобы обосновать своё мнение. Которое, конечно же, не является истиной в последней инстанции.

Итак, концерты с "Химиком" завершены… "Я покидаю гостеприимный мне всегда Ленинград и возвращаюсь опять в Одессу. До новых встреч. Где-то уже в конце весны я опять приеду к вам и надеюсь, что мы ещё с вами встретимся", – говорит Аркадий в заключительном слове. И это опять-таки правда, Аркадий действительно снова отправляется в Одессу… Причём без ведома Коцишевского на этот раз. Зачем ему теперь чьё-то приглашение, когда он сам уже почти что одессит! Осталось что? – Расписаться с Зиной да получить одесскую прописку, – так, наверное, думалось Аркадию этой весной. Может быть, именно поэтому и его музыкальная деятельность в нынешнее посещение "Жемчужины у моря" начинается так неожиданно.

Первый концерт он записывает не у Коцишевского и не у Ерусланова, а… Честно говоря, мы сами не знаем, кто в этот раз принимал Аркадия, и вместе с ним участвовал в записи. Сведений об этом не сохранилось, к сожалению. Может быть, кто-то из знакомых его новой подруги Зины? Кто знает… Некоторые коллекционеры, желая восполнить этот пробел, просто зачислили Аркадию в "соратники" наиболее известных одесских деятелей: кто Коцишевского, а кто и Сорокина… Хотя голос этого человека абсолютно не похож на голоса ни того, ни другого. Да и сам концерт получился совершенно неожиданным для почитателей таланта Северного. Неожиданным – потому что он там практически не поёт, а только рассказывает анекдоты попеременно с этим неизвестным нам товарищем. Когда-то и Фукс организовывал нечто подобное, но в тех концертах анекдоты чередовались с песнями, а здесь они идут сплошным потоком. Северный поёт за полтора часа всего-навсего три песни: "Над тихоней-речкой рос с берёзой клён…", "Все говорят, что моряки – большие пьяницы…" и "Где среди пампасов бегают бизоны…" из кинофильма "Двенадцать стульев". И, что примечательно, эти песни он никогда не пел ни до того, ни после…

Но вскоре Аркадий встречается, наконец, со своим товарищем и музыкальным продюсером Владиславом Коцишевским. И это естественно: он же не собирается, в самом деле, завязывать с музыкой! Аркадий всё-таки хочет петь, как и раньше; да и гонорары за концерты никогда не лишние. А Владислав Петрович, конечно, тоже весьма рад тому, что знаменитый блатной певец снова в Одессе; и, более того! – дело-то идёт к тому, что он здесь, глядишь, и осядет! Что ж тут остаётся Коцишевскому – только работай! И работа начинается.

Причём начать Владислав Петрович решает сразу с чего-нибудь необычного. И вот он записывает гитарный концерт "Для Жоры Миргородского" – чрезвычайно насыщенный ненормативной лексикой. Запись получилась достаточно спорной, можно сказать – экспериментальной. Матерные песни в таком объёме не звучали у Аркадия, пожалуй, со времён знаменитого "Луки Мудищева"… Но на этот раз Коцишевский предложил Северному для исполнения ещё и большой массив песен из репертуара очень популярного в ту пору Кости Беляева. Включая "Куплеты про евреев" и матерные частушки. Константин Николаевич до сих пор жутко ругается, слыша эти записи. И в чём-то он, конечно, прав. Беляевские песни в исполнении Аркадия в этот раз совершенно не прозвучали. Нет ни куража, ни экспрессии, столь свойственных Северному. Хотя другие вещи, к примеру – "Я настроил гитару на лирический лад", получились у него действительно замечательно… А если задаться вопросом – почему Коцишевский всё же предложил Северному такой репертуар, то ответ, как нам кажется, очевиден: в пику Ерусланову. Ведь это именно с лёгкой руки Станислава Яковлевича пошли гулять по белу свету записи Беляева. Но, в общем-то, надо признать, что на этот раз эксперимент Владислава Петровича получился не шибко удачным… Вероятно, он и сам почувствовал что-то неладное, потому что в эти глубины русской субкультуры их с Аркадием больше не заносило. Разве что в следующем концерте попытались малость изобразить что-то похожее, но вовремя остановились – не пошлo.

Этот последний майский концерт состоял опять почти из одних анекдотов. Видимо, чужие лавры не дают Коцишевскому покоя, и он считает, что ему тоже обязательно надо записать Аркадия в таком жанре. Запись эта ничем особо не выделяется, разве что довольно злой песней, хотя сам Владислав Петрович и называет её "дружеским шаржиком" – "Крутится-вертится Славка с метлой…" В общем, очередные коллекционерские разборки в "поэтической форме".

А с записью под ансамбль пока что-то не клеится, и наши герои записывают очередной гитарный концерт, что-то типа "У Калятина". В меру – блата, в меру – лирики… Ничем особо не выдающаяся запись. Разве что количеством посвящений, в том числе "чудесной девушке Зине" и её сестре Лиле. Можно было бы и не останавливаться на этом концерте, если бы не одно "но". Коцишевский делает довольно ловкий ход. Он не даёт широкого хода этой записи, а решает использовать наработанный материал в следующем концерте, который состоится в начале лета. И "так как часть ансамбля "Черноморская чайка" уехала в это время в Ленинград", срочно организуется новый коллектив – "Шесть плюс один". Правда, музыканты там были практически те же самые. Как вспоминал клавишник В. Ващенко: "В принципе, это вся "Черноморская чайка", так как гитарист Володя Спекторский и барабанщик Петя Ройтман уехали тогда в Ленинград, а Аркадий приехал, и мы взяли другого барабанщика и гитариста". Недаром музыку этого концерта от "Черноморской Чайки" можно отличить только при кропотливом анализе. Можно сказать, у конторы Коцишевского уже сложилась настоящая "школа" аранжировки. То же касается и репертуара, – впрочем, мы уже говорили не раз о таланте Владислава Петровича в деле подборки песен. Вот и тут, как в памятной "Тёте Шуре", получилось прямо-таки музыкальное полотно – "Несоветские песни советского народа" в исполнении ленинградского певца с одесским ансамблем:

В бордовом зале "Журавли"
Играют музыканты…
Вдали от собственной земли
Тоскуют эмигранты.

А мы с тобою, милый друг,
Не жили в заграницах…
А мы чужими стали вдруг –
Где довелось родиться…

Вдохновлённый успехом "Шесть плюс один", к следующей записи Коцишевский подходит ещё более обстоятельно. Северный сначала записывает почти всю предполагаемую программу под гитару. Практически полностью отсутствуют комментарии к песням, в некоторых моментах слышны подсказки Владислава Петровича Северному, с различными советами касательно исполнения. А "Сад осенний, сад заброшенный…" Аркадию и вовсе приходится петь дважды. В общем, получилась своего рода "репетиция" перед концертом. Так эту запись и обозвали впоследствии. А вскоре уже готов и сам концерт, который в народе называют "№7 с "Черноморской Чайкой". В отношении музыки, собственно, ничего принципиально нового тут не было – это классический и неизменный стиль "Черноморской Чайки", о котором мы уже столько раз говорили на этих страницах… Однако аранжировки именно этого концерта удостоились уже в наше время настоящей музыковедческой рецензии! Он заслужил характеристику "…одного из самых блестящих концертов, подготовленных талантливыми русскими звукорежиссёрами-самородками специально для Аркадия и поражающих нас великолепием живой виртуозной игры подлинных мастеров музыкальной импровизации и необычайным богатством звуковой палитры, удивительно сочетающей благородные умиротворяющие тембры классической акустики и разухабистые танцевальные ритмы современной электроники… Гитаристы, вслушайтесь в душещипательные электрогитарные синкопы левого канала. А вы, клавишники, прислушайтесь к искромётным пассажам электрического оргaна, доносящимся справа. Вы, ценители замысловатой баховской полифонии, будете восхищены контрапунктной витиеватостью беседы кларнета и скрипки. А вам, поклонникам рок-н-ролльного драйва придётся поразиться доходчивости гармонической сетки, напоминающей своей простотой блюзовый квадрат, и, танцевально-призывной магии басовых остинат, завораживающих своей ритмической периодичностью".

А из песен этого концерта, конечно же, надо обратить внимание на продолжение той самой, не то антисемитской, не то антисоветской темы, начатой в "Берчике" с Шестого концерта:

Решили два еврея похитить самолёт,
Чтобы таки имели надёжный перелёт.
Продумали до тонкости возможные ходы
И для конспиративности набрали в рот воды…

Конечно, в Одессе с иронией было всё нормально! Ну, а если говорить о песнях с какой-то "личной окраской", – то это, скорее всего, "Давай, Серёга, бросим все концерты". Нет, мы, конечно, не замахнёмся на самоуверенное заявление, – что, мол, эта песня соответствует нынешнему душевному состоянию Аркадия… Не всерьёз же выносит он предложение далёкому питерскому другу Маклакову бросить музыкальную деятельность и уехать в пейзанскую идиллию молока и картошки… Но, что ни говори, а "антиалкогольные" замечания уже столько месяцев непьющего Аркадия, чем-то примечательны… Да и Фред Ревельсон, кстати, приводит интересную подробность их встречи в Одессе. Когда он с женой и Аркадий с Зиной зашли в какое-то кафе перекусить, то заказали окрошку, и Северный очень настойчиво интересовался у официанта: нет ли в ней пива? Мне, мол, нельзя ни грамма…

Как бы то ни было, конец весны и начало лета 1978 года Северный проводит весьма продуктивно, он бодр, полон сил и энергии. Пока ничто не предвещает беды. Всё хорошо. И с творчеством, и в личной жизни. Но очень вероятно, что именно в середине мая произошло в жизни Аркадия событие, которое не могло не отразиться на его душевном состоянии. Правда, сначала оговоримся, что только в том случае, если это событие действительно было.

В беседе с Андреем Шаруновым Михаил Шемякин рассказывал, что во время одного из своих приездов в Париж Высоцкий увидел у него плёнки с записями Аркадия Северного, на что поведал такую историю: "А, этот тип прорвался ко мне недавно в Одессе, важно говорит: "привет". И когда я узнал его имя, то сказал: "Так это ты, гадёныш, воруешь мои песни и, плюс ко всему, скверно их исполняешь!" – после чего он спешно ретировался".

Такая встреча, конечно же, могла быть. Именно в это время на Одесской киностудии идут съёмки фильма "Место встречи изменить нельзя", и кто-то из одесских знакомых Аркадия вполне мог добыть гостиничный адрес Высоцкого. Казалось бы, ни Высоцкому, ни Шемякину не было никакого смысла сочинять всё это… Однако, по сути, полностью достоверным можно считать только разговор Шемякина с Высоцким, а что за случай был в его основе – кто ж теперь разберёт? С кем встречался Высоцкий на самом деле – с самим Аркадием, или с кем-то, назвавшимся Аркадием Северным, или вовсе с… Жоржем Окуджавой? Вполне серьёзно: ведь Высоцкому, как мы уже писали выше, вообще все эти, как он считал, "подражатели" были абсолютно параллельны. Так какая хрен разница – Жорж Окуджава, Аркадий Северный, или Никола Питерский? И впоследствии имя визитёра вполне могло у него трансформироваться. Теперь уж не докопаешься. Судьба, или просто глупый случай, но не насвисти в своё время Высоцкому какой-то нехороший человек про всех этих "подражателей"… всяко могло произойти.

А Северный – он всегда относился к творчеству Высоцкого достаточно уважительно. И все его известные публичные, – к сожалению, немногочисленные, – высказывания в адрес Владимира Семёновича подтверждают это. Но только до начала этого, 1978 года. Следующий раз он "вспомнит" Высоцкого в конце года, в Москве. И тон уже будет совершенно другой – резкий и с явной обидой в голосе: "Я преклоняюсь перед твоим талантом!.. Но как перед человеком – никогда в жизни! Ты не прав!" Причём, эта фраза почти дословно будет повторена Аркадием несколько раз на протяжении вечера… Что это? Отголосок всё-таки состоявшейся встречи? Или реакция на слова Высоцкого о "всяких северных", которую тот произнёс на одном из своих выступлений? Наверное, мы никогда уже не узнаем об этом… И нет уже ни Владимира Семёновича, ни Аркадия Дмитриевича…

А в середине лета совершенно неожиданно все следы Северного теряются вплоть до конца осени - начала зимы. За одним маленьким исключением… Сохранилась справка УВД Одесского Горисполкома о том, что гражданин Звездин А. Д., проживающий по адресу: Одесса, улица Советская6, дом 44, кв. 3, – 1-го и 2-го сентября 1978 года с 9-00 до 17-00 находился в этом самом УВД в качестве свидетеля. Но свидетелем чего он там был, и где и чем он занимался в дальнейшем, – никто не знает… Сколько он находился в Одессе, поехал ли оттуда в Ленинград или ещё куда-то – абсолютно неизвестно… Можно только строить догадки. А между тем именно в это время, осенью 1978 года, в его жизни случился очень трагический и поворотный момент – очередной, последний срыв… Что послужило причиной этому? Долгое время самой распространенной была версия о каком-то конфликте Аркадия с новой женой. Ходили разные туманные слухи о том, что она якобы бросила его, прихватив при этом все его деньги. То ли после концерта в Москве в период лечения 1977 года, то ли после Тихорецких гастролей в 1979 году… Не сходится никак. В 1977-м они ещё не были знакомы, а к 1979-му, скорее всего, уже расстались. А вообще надо заметить, что случаи с пропажей денег происходили в жизни Аркадия, судя по всему, далеко не один раз. О подобных казусах мы ещё расскажем в следующих главах. А по поводу утери денег в Москве сохранились воспоминания Д. М. Калятина: "В Москве он дал концерт (за достоверность не ручаюсь, Аркаша мог и приврать) для дипломатов, на котором присутствовал сын Громыко. За выступление Аркаше дали полный "дипломат" денег. Было тепло, он сел на скамейку, уснул, и "дипломат" увели. Он звонит мне с почтамта: "Михалыч, выручай – ни копейки денег, не на что приехать!" Я быстренько иду на почту, отсылаю нужную сумму до востребования, Аркаша приезжает и рассказывает, как дело было. Но верить ему на слово или нет? И да, и нет, потому что он мог и соврать". Как видите, к Зине этот случай не имеет никакого отношения.

Теперь, по прошествии стольких лет, трудно говорить что-то конкретное об обстоятельствах "развода" Аркадия и Зины. Тем более, что опираться при этом приходится лишь на слухи, – причём, достаточно пристрастные. Но в любом случае можно утверждать, что не разрыв отношений явился причиной рецидива болезни Северного. Поскольку в конце осени – начале зимы 1978 года Аркадий появляется в Москве, – уже "развязавший", но пока ещё вместе с Зиной…

Но прежде чем перейти к рассказу о московских событиях конца 1978 года, хотелось бы всё-таки высказать некоторые соображения о причинах этого последнего срыва. Может быть, к этому привели вовсе не какие-то особо "трагические" события в жизни Аркадия? А дело просто в том, что "подшивку" ему делали сроком на один год? Если так, то год как раз истекал к сентябрю 1978 года. Конечно, что-то могло послужить и дополнительным толчком, но вот что именно – невозможно даже предполагать. У пьющих людей складывается вполне определённая психология, которая за год трезвой жизни могла и не претерпеть существенных изменений. А у человека с такой психологией поводом "развязать" может оказаться всё, что угодно. Причём зачастую такое, что с точки зрения "нормальных людей" является вообще ничего не значащей мелочью…

Но, как мы уже говорили, об этом периоде жизни Северного мы не располагаем практически никакой информацией. И нам остаётся только перейти к первому достоверно известному факту – приезду Аркадия в Москву.

Как это ни покажется странным, но обстоятельства этого приезда тоже пока остаются неизвестными! Когда он приехал, к кому, и зачем, – ничего этого выяснить не удалось… Г. С. Сечкин и Л. В. Орлов, у которых, в основном, и жил Северный во время этого визита в Москву, сами не знают подробностей его появления в столице. Просто однажды к известному московскому бизнесмену Льву Орлову Аркадия с Зиной привёл какой-то Володя… а кроме имени Лев Викторович об этом человеке, увы, ничего вспомнить не смог. Но, как бы там ни было, – "Я, друзья, приехал на Москву…"

Говорят, что Северный недолюбливал первопрестольную. Вполне возможно. Ленинградец, если не по рождению, то по душе, – он, как и все жители Северной столицы, считал свой город лучшим в мире, единственным и неповторимым. Разве что ещё Одесса вызывала у него тёплые чувства. Космополит по судьбе, он отнюдь не "исколесил страну от Кушки до Чукотки", как считали многие. Может быть, именно здесь следует искать корни его баек о военной службе во Вьетнаме и командировке в Канаду? Сочинять что-то про Ашхабад или, скажем, Нижний Тагил – смысла нет. Неинтересно, да и вдруг нарвёшься на того, кто был там на самом деле… А Вьетнам – поди проверь! На самом же деле, города, в которых он побывал, можно пересчитать по пальцам. А больше одного раза – всего в нескольких. Среди них и Москва. Но, как ни странно, Северный очень редко рассказывал о своих посещениях столицы и почти никогда не упоминал её на концертах. Разве что: "Очень в Москве меня почему-то полюбили…" Хотя ему было что рассказать.

Например, о своих встречах с хоккеистами ЦСКА, одна из которых состоялась на квартире у Генриха Сечкина. Не со всей, конечно, командой… Но был среди них, например, Владимир Лутченко – лучший левый защитник Союза, двукратный олимпийский и семикратный чемпион мира на тот момент! В те времена, в отличие от нынешних, имена хоккеистов сборной знали все – от мала до велика. И такое знакомство что-то да значило… Был и двадцатилетний, очень скромный парнишка, получивший в тот год свою первую чемпионскую медаль – Слава Фетисов. В будущем, как известно, – звезда мирового уровня, один из лучших защитников за всю историю хоккея, и, наконец, председатель Госкомспорта России! Но вот почему Аркадий никогда не рассказывал об этом? Если отбросить версии из области фантастики, то напрашивается только один вариант: он просто боялся подвести людей… Прекрасно, видимо, понимая, что навряд ли орденоносного Лутченко кто-то погладит по головке за знакомство с подпольным менестрелем. Гораздо безопаснее и, опять же, интереснее – рассказывать таинственные байки о концертах для дипломатического корпуса и высокопоставленных вельмож и их детей: "Сам сын Громыки был…" Может быть, при том и не ведая – был ли вообще сын у Андрея Андреевича. Хотя, какая разница – считал ведь кое-кто на полном серьёзе, что Северный сам – сын Микояна… Так что – нормально. Концерт, так сказать, "в узком кругу" – сын Микояна поёт для сына Громыко. Вполне в порядке вещей и в духе времени…

Но в духе ли самого Аркадия? Загнанный в подполье, причём не только и не столько властью, как всяческой "околомузыкальной" шушерой, прятавшей его от всех и вся, он постоянно пытается вырваться из порочного круга домашних концертов и кустарных студий. И спеть, наконец, для людей и "на людях". Отсюда его бесконечные метания, попытки знакомств с какими-то, по его мнению, "нужными и важными" людьми и всё более и более частые уходы в многодневные "гастроли" по кабакам и весям. Но ничего не получается… Он уже начинает становиться легендой, ещё при жизни. Давняя задумка Фукса совершенно неожиданно оборачивается совсем другой стороной. В реального Аркадия Звездина уже никто не верит и не хочет верить, он уже никому не нужен. А нужен всем только Северный. Который то ли давно умер, то ли уехал в края далёкие… "Легенда" не может жить с тобой в одном доме и ходить с тобой по одним и тем же улицам. Иначе – это уже и не Легенда вовсе. Всё. Ты уже "в образе". И будь любезен – придерживайся этого самого образа, тем более, что он самим тобой и создан: "Мне надо сказать – в Австралии ждут на гастроли… Я там лапшу-то навешаю…" И из этой двойственности Звездину-Северному уже никогда не вырваться. Стремясь вновь обрести себя в реальности и в людях, он неосознанно, "по привычке", продолжает творить себя в легенде. Уходя из серых сумерек советского подполья в яркие краски своих собственных фантазий о заграницах и важных персонах. Всё это к тому же дополнительно расцвечивается и причудливо преломляется в его сознании под влиянием постоянных вливаний в себя огромных доз алкоголя. Он уже, похоже, сам начинает верить в то, что ему рассказывают о Северном…

Но нам пора вернуться к действительным событиям того периода жизни Аркадия в Москве. Тем более что действительность тоже оказалась весьма примечательна и необычна. Этой зимой целая команда московских коллекционеров и коммерсантов организует ряд подпольных концертов певца по различным московским и подмосковным кабакам, в том числе и в знаменитой "Руси", где Аркадий пел опять же для хоккеистов сборной и ЦСКА. Об этом, в отличие от других подобных историй, доподлинно известно. Сохранились фотографии с того памятного вечера, а также воспоминания Льва Орлова и Генриха Сечкина, которые, кроме того, попытались записать домашние концерты Северного под две гитары. Но, по техническим причинам, записи получились не очень качественными, хотя и сохранились. Генрих Соломонович, сам профессиональный гитарист, так вспоминает об этом: "Аркадий мешал мне играть, а я мешал ему петь…" А наиболее примечательным в этих записи являются резкие высказывания Северного в адрес В. Высоцкого, о которых мы уже упоминали в этой главе…

Прочие бытовые подробности жизни Аркадия на квартире Г. С. Сечкина, пожалуй, не являются настолько оригинальными, чтобы на них останавливаться подробно. Разве что случай с французским коньяком, который, по словам Сечкина, Аркадий очень любил. У Генриха Соломоновича был изрядный запас, но отдавать его Аркадию сразу целиком хозяин не хотел. Коньяк был спрятан за тяжеленный старинный шкаф… но Аркадий его, тем не менее, там нашёл. Впрочем, в этой истории более интересны комментарии Сечкина и Орлова. Никто тогда ни в чём не упрекнул Аркадия; так же, как и другом случае, когда он уснул с непотушенной сигаретой и чуть не наделал пожар. Его просто принимали таким, каков он есть…

А дальше мы снова вынуждены признать, что следы Северного теряются, и обстоятельства его отъезда из Москвы точно так же покрыты мраком неизвестности, как и обстоятельства приезда… Соответственно, и дальнейший его путь нам неизвестен. Все версии в данном случае равновероятны. Может быть, он поехал в Одессу, а может – в Питер; может, в Ростов, а может… и в Крым. При чём здесь Ростов и Крым, мы расскажем чуть ниже. А в Питер, судя по всему, Аркадий в тот период заезжал совсем ненадолго. Никаких записей в Ленинграде в это время сделано не было, и рассказов о каких-то событиях из жизни Аркадия, которые можно было бы уверенно отнести к этому времени, нет. Но в Ленинграде он всё-таки был. Мы располагаем достоверной информацией, что осенью или в самом начале зимы 1978 года Северный вторично посетил Нарву в компании с Тихомировым и Раменским, а уж это он вряд ли мог сделать, не заехав в Ленинград. Но, к сожалению, точную дату этого визита нам установить не удалось, и пока даже нельзя определённо сказать, было ли это до поездки в Москву, или после.

О пребывании Северного в Нарве в конце 1978 года рассказывали музыканты из ансамбля "Старого кафе", – того самого ансамбля под управлением Николая Лысикова, с которым, как вы помните, Тихомиров и Раменский в начале года планировали сделать запись Аркадия. Естественно, что в этот приезд Аркадий снова встречается со старыми друзьями из ансамбля. Состоялись и ресторанные выступления Северного. Одно из них было всё в том же "Старом кафе", о чём есть многочисленные свидетельства очевидцев, как из числа музыкантов, так и зрителей. Другое – в ресторане "Балтика"; но о нём, к сожалению, сведения скудны. А в воспоминаниях о выступлении Северного в "Старом кафе" есть несколько весьма любопытных моментов. Например, рассказ о том, как Аркадий пел… классические итальянские романсы, причём настоящим оперным голосом! Любопытная иллюстрация к тому, как трансформируются со временем людские воспоминания, как далеко они убегают от того, что было на самом деле… "Оперный голос" появился просто потому, что Аркадию пришлось тогда петь в непривычной тональности, на грани баса. Дело в том, что Аркадий пел песни на стихи Раменского, которые, как мы уже говорили, ещё с начала 1978 года вошли в репертуар ансамбля "Старого кафе". И все оркестровки были у них прописаны под голос Николая Лысикова. А во время выступления Аркадия тональность менять не стали… Вот и пришлось ему демонстрировать такую широту диапазона своего голоса. Ну, а "итальянская" тема возникла, судя по всему, из-за спетого Северным всего-навсего одного куплета на итальянском, а может – и "псевдоитальянском" языке в песне на стихи Раменского "Часто ночами, ища покоя", положенной на хорошо известную в 60-е годы итальянскую мелодию "Guarda che luna" Джорджио Малгони.

К сожалению, запись тех ресторанных "концертов" не производилась, – для этого в кафе не было ни аппаратуры, ни соответствующих условий. Однако в этот приезд Северного в Нарве всё-таки записывали. Гитарист ансамбля Василий С. рассказывает, что Николай Лысиков неоднократно приглашал Аркадия к себе домой, чтобы записать его под гитару, и даже приходил к Аркадию в гостиничный номер с магнитофоном. Но следы этих записей разыскать не удалось. Николай Лысиков умер в 1998 году, и судьба его фонотеки неизвестна…

В Нарве Северный пробыл недолго; по всем прикидкам – не больше недели. Куда он поехал потом? Скорее всего, в Ленинград… Собственно, тут особо гадать и не приходится, потому что на помощь приходит география: ведь вариантов пути из Нарвы не так уж и много. Куда бы Аркадий в конечном итоге не направлялся, для начала он мог попасть из Нарвы только в один из двух городов: или в Таллинн, или в Ленинград. А поскольку о пребывании Аркадия Северного в эстонской столице никаких достоверных данных нет, остаётся предположить, что из Нарвы Аркадий отправился всё-таки в Питер… Но, как мы уже говорили, в конце 1978 года Питер мог быть для Северного разве что "транзитным пунктом". Трудно же, в самом деле, предположить, что ни Сергей Иванович Маклаков, ни Владимир Тихомиров не использовали бы более-менее длительное пребывание Аркадия в родном городе для того, чтобы сделать хотя бы одну запись! Ведь Сергей Иванович в это время вовсе не собирался сворачивать свою "продюсерскую" деятельность. Скорее, наоборот.

28 декабря 1978 года Маклаков и Мазурин записывают в Питере концерт Виталия Крестовского с ансамблем "Крёстные отцы". Позже сам Аркадий так говорил о причине появления этой записи: "По "Би-Би-Си" передали, что Аркадий Северный повесился". И далее объяснял, что поскольку Крестовский мог копировать его голос один к одному, Мазурин и предложил Маклакову сделать концерт этого исполнителя. Скорее всего, это был просто очередной прикол Северного, хотя, может быть, и ходили такие слухи по просторам страны. А в самом деле – что же ещё оставалось Сергею Ивановичу делать? Аркадий невесть куда пропал, не может же "фирма" простаивать! Вот и запустили новый проект. Жаль только, что не получил он, практически, дальнейшего развития… Крестовский действительно был очень интересным и самобытным исполнителем, но рассказ о нём мы оставим для другой книги.

А пока вернёмся к Аркадию, и его скитаниям по Союзу, последовательность которых мы так и не смогли точно восстановить. И никаких подробностей об отношениях Аркадия и Зинаиды тоже пока выяснить не удалось… Есть воспоминания, что в Нарву Аркадий приезжал один, но достаточно ли этого, чтобы делать выводы? Оставим всё это будущим исследователям. Мы же можем констатировать только один достоверный факт: в декабре 1978 года Северный снова в Одессе. Но прежде, чем перейти к этому, мы хотим, как и обещали, рассказать про Крым, и сказать несколько слов об одной записи, состоявшейся, вероятно, примерно в это же время, в конце 1978 года…

Это запись с ансамблем "Аэлита" – пожалуй, наиболее загадочная запись из всей оркестровой концертографии Северного. Об её истории и организаторах практически ничего неизвестно, и даже датировка её до сих пор остается спорной. У некоторых коллекционеров она датируется июлем 1978 года, у других – зимой 1978-го… Но надо заметить, что "зимнюю версию" подтверждают и некоторые косвенные признаки. Во-первых, слова Северного, сказанные во вступлении к концерту: "Зима есть зимой, а Крым – Крымом". А во-вторых, через год, в конце 1979-го, Северный рассказывал на одной записи, что "с 1978 на 1979 год… писал концерт в Феодосии". Запись "Аэлиты", как следует из вступления к концерту, как раз и происходит в "старинном городе Кáфе", то есть – в нынешней Феодосии… Впрочем, надо сказать, что о месте проведения записи мы тоже можем говорить лишь с малой степенью определённости. О многих поездках Северного почти не сохранилось никакой информации. Что поделаешь! – большинство из них организовывалось в обстановке глубокой конспирации. Во-первых, время было такое конспиративное, во-вторых – Её Величество Конкуренция… А, в-третьих, и сами участники и организаторы концертов сочиняли всевозможные байки о месте записи, то ли по причине той же самой конспирации, то ли просто хохмы ради. Вот и поди, проверь теперь, был этот концерт в той самой Кáфе или, всё-таки, на какой-то одесской хате…

Так что нам так и не удалось узнать, кто организовал запись, и откуда были музыканты, собравшиеся в ансамбль на этот раз. Но очевидно, что это были профессионалы, хорошо чувствующие блатную музыку, и достаточно красиво её изображающие, причём в "старинном", классическом стиле. Что было несколько неожиданно: всё-таки тогда в провинциальных ресторанах как-то "моднее" было аранжировать блатняк в стиле электроВИА. Но мода – модой, а классика – классикой; и, видимо, организаторы концерта прекрасно понимали, какая музыка лучше подходит для сопровождения знаменитого шансонье Северного. И концерт получился достаточно интересный, несмотря на то, что здесь не прозвучало практически ни одной песни, которой Северный не пел бы раньше. Только одна песня Коцишевского, очередная "музыкальная разборка". Но, всё-таки, в хорошем сопровождении можно было слушать и вторые, и третьи варианты исполнения одних и тех же песен, – ведь исполнительский шарм и кураж у Аркадия каждый раз сверкали какими-то новыми гранями:

Я больной, разбиты грудь и ноги,
Пред собой я вижу три пути.
И стою один на перекрёстке,
И не знаю – мне куда пойти…

Остается надеяться, что об истории "Аэлиты" когда-нибудь всё-таки появится более определённая информация. Мы же, наконец, перейдём к известным нам фактам жизни Аркадия Северного в конце 1978 года.

Итак, в декабре Аркадий снова в Одессе. Тому свидетельство – запись концерта "На стихи Есенина". Произошёл ли уже к тому времени разрыв с Зиной? Вполне вероятно… Вроде бы, косвенно это подтверждает брань самого Аркадия в её адрес во время исполнения песни "Сыпь, гармоника. Скука, скука…" Хотя, наверное, этого всё-таки мало для однозначного утверждения. Однако эта запись оставляет ещё немало загадок… Физическое состояние Аркадия уже совсем на пределе, это чувствуется буквально в каждой песне, а под стать состоянию и настроение. Такого надрыва у Аркадия никогда до этого не было, – да это даже и не надрыв уже, а что-то почти психоделическое. Взять хотя бы песню "Не жалею, не зову, не плачу…" – Северный явно исполняет её "на автомате", с какими-то своими, одному ему известными мыслями и словами, идущими из подсознания… Наверное, многие недоумевали над тем, как Аркадия в этой песне просто заклинивает на странном и непонятном слове "благогословно". Сам-то он объяснял, что это просто до идиотов не доходит, но… Возможно, что это уже не обычная оговорка или импровизация Аркадия, когда-то так восхищавшие некоторых слушателей…

Вот что мы выловили на эту тему во Всемирной Паутине: "Северный – гениальный русский скоморох, а значит и (может быть, неосознанно) шаман. Его оговорки, его алкогольный транс – это советская алкогольная тантра 70-х годов".7 Что-то, безусловно, есть в этом утверждении, – хотя, честно говоря, в тантрах, мантрах и прочем мракобесии мы разбираемся слабо. Но нельзя же отрицать, что в творчестве Аркадия Северного, в магии его голоса было нечто, необъяснимое простой логикой… Ведь мы ж и сами не знаем – чем конкретно нас так "цепляют" те или иные скоморошьи штучки Северного, это происходит на абсолютно иррациональном уровне. Не знал, видимо, этого и сам Северный. "Ты знаешь, как надо петь, а я – чувствую", – так говорил он профессионалам, пытавшимся его "поправлять". Однако, как бы там ни было, надо признать: Северному подчас удавалось в пении то, что дано в этом мире очень немногим. Нисходило ли что-то на него свыше, или же здесь было нечто иное… А, впрочем, кому ж это всё ведомо? И вот в этом "Есенинском" концерте как раз таки начало твориться вот такое – совершенно новое и запредельное. Но мы опять-таки не берёмся судить: проявился ли тут в полный рост этот самый шаманский транс, или наоборот – здесь уже иссякло всё великолепие импровизаций, и началось, как говорят врачи, общее психическое расстройство на фоне длительного злоупотребления, вовсе безо всякой мистической подкладки…

К сожалению, мы почти ничего не знаем об истории записи этого концерта. Почему организаторами было принято решение о таком простом музыкальном сопровождении, как гитара и аккордеон: из желания сделать "ретро-стилизацию", или просто потому, что не нашлось музыкантов на нормальный состав? И откуда взялась идея сделать целый концерт на стихи Есенина? Может, просто из желания сотворить нечто оригинальное, – а жанровых песен, ещё не звучавших в репертуаре Северного, в запасе не нашлось. Не было у одесситов и своего Раменского. Вот в итоге "творческого поиска" и решено было обратиться к бессмертной поэзии Сергея Есенина… Хотя, конечно, сама по себе мысль была абсолютно не новая, проэксплуатированная ещё в калятинских концертах. Но здесь всё-таки было спето несколько оригинальных песен, на те стихи Есенина, которые никогда ранее под музыку не звучали…

Но главное, вероятно, всё-таки в том, что и самому Аркадию эта упадочническая поэзия, как мы уже говорили, сейчас очень созвучна… "Ребята! Вы меня простите… Я прощаюсь с вами этой песней Есенина, которую он написал в последний момент", – говорит Северный перед тем как исполнить "До свиданья, друг мой, до свиданья…" Он как будто уже знает, что действительно пришло время прощаться… Аркадий ещё вернётся в Одессу, но время прощаний уже наступило. Дальше всё уже будет в последний раз.

1 Данный концерт иногда также называют "Братья Жемчужные" с "Ленинградским диксилендом", что заведомо неверно, так как из "Ленинградского Диксиленда" в этом составе был только Г. Чиков. Но ошибка оказалась в некотором роде пророческой: из этого состава вскоре действительно родился питерский эстрадный диксиленд, известный не менее, чем "Ленинградский" – "Невская восьмёрка". Вот что пишет об этом коллективе В. Фейертаг в книге "Джаз в Петербурге. Who is who" ("Скифия", СПб, 2004, с.158) "В 1977 году тромбонист Георгий Чиков пригласил Валерия Заварина на запись вокалиста Аркадия Северного. Там же присутствовали кларнетист Виталий Смирнов и гитарист Николай Резанов. "Мы завелись – рассказывает Валерий Заварин, – и тут же сколотили ансамбль "Невская шестёрка", потом превратили его в "Семёрку" и в "Восьмёрку". Добавим, что в составе "Восьмёрки" участвовал ещё один бывший "Жемчужный брат" – А. Кавлелашвили.

2 М. Шелег "Аркадий Северный. Две грани одной жизни". М., Издательство "ННН", 1997, с. 97-101.

Мы тоже дети страшных лет России,-
Безвременье вливало водку в нас...
В.Высоций.

Его голос, звучавший с затертых магнитофонных лент, в 70х годах знали почти все в той стране, которой уже нет, в стране, в которой он жил.

Удивительная судьба! Артист, который имел все основания называться народным,- потому что его слушал весь народ: от алкаша у пивного ларька до чинуш в высоких партийных креслах,- никогда за всю свою жизнь не выступил ни разу с официальным, а не подпольным, концертом. Ни одной грампластинки при жизни. Для советской официальной культуры певца Аркадия Северного не существовало. Он прожил короткую жизнь, оставив после себя километры магнитных плёнок. Он пел,- он мог быть очень разным в песнях: то нарочито грубым, то насмешливым, то залихватски бесшабашным, а порой и очень лиричным. И песни пел разные: от старой блатной "одесской" классики до романсов. В его репертуаре были песни на стихи Сергея Есенина, Александра Галича, Владимира Высоцкого, Глеба Горбовского, Рудольфа Фукса, Владимира Шандрикова, Анатолия Писарева, Владимира Раменского и даже Роберта Рождественского и Евгения Евтушенко.