Фирма «Kismet Records» (иногда писалась как «Kismet Recording Co.» или просто «Kismet»)* была основана в 1938 году в Нью-Йорке Дмитрием Николаевичем Корниенко (музыкантом, к тому времени уже известным своим хитом «Босфор») и его женой Анной Корниенко (урожденная княгиня Менавде). Первоначально они производили пластинки с записями ансамбля самого Д.Корниенко, сбывая их в различные магазины. В 1943 году Дмитрий умер, однако друзья помогли вдове открыть собственный музыкальный магазин в Нью-Йорке (по адресу 227 East 14-th street) и продолжить производство пластинок.
Под руководством Анны Корниенко компания вошла в эпоху винила; «Kismet» выпустил десятки наименований долгоиграющих пластинок, в том числе диски с песнями Александра Вертинского, Леонида Утесова, Сергея Лемешева, Изабеллы Юрьевой и многих-многих других.
КАТАЛОГ ГРАММОФОННЫХ ПЛАСТИНОК KISMET
===== Серия 1nn -- оригинальные записи =====
101 (mx 107/108, на этикетке может быть и 401/403) -- не позже 8.1943
анс. Д. Корниенко
Коханочка (русский танец)
Карапет (тустеп)
102 (mx 404/405) -- не позже 8.1943
Arif Vedjdi и анс. Д. Корниенко
Гурбет
Газель (жалоба любовника)
103 (mx 105/106) -- не позже 8.1943
Коля Негин и анс. Д. Корниенко
Корсетка
Moonlight serenade
104 (mx 111/S112) -- не позже 9.1943
анс. Д. Корниенко
Тройка
Кокетка (полька)
105 (тип 1: mx A110/S14)
анс. Д. Корниенко
Краковяк
Gregory Mathews и анс. Д. Корниенко
Victory (полька)
105 (тип 2: mx A110/DK-115)
анс. Д. Корниенко
Краковяк
Минувшие дни (вальс)
106 (mx S-116/S-119)
анс. Д. Корниенко
Гопак (казачий танец)
Коробушка (украинский танец)
107 (mx S-117/S-118) -- не позже 9.1943
анс. Д. Корниенко
Гречаники (украинский танец)
Венгерка
108 (mx 120/121) -- не позже 9.1943
анс. Д. Корниенко
Оборванные струны (вальс)
Цыганочка
109 (иногда 109/110) (mx S-124/S-125 -- на зеркале может быть не обозначено)
-- не позже 9.1943
анс. Д. Корниенко
Падеспань
Бальная лезгинка
115 (mx DK-117/DK-119)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Коломыйка (украинский танец)
Бульба (украинский танец)
116 (mx DK-116/DK-120)
оркестр "Кисмет"
Espan
Тамара (полька)
117 (mx DK-410/DK-414) -- не позже 10.1944
Нина Тарасова с оркестром
Песня о России (Я. Cтример, сл. В. И. Лебедев-Кумач)
Колыбельная (Т. К. Толстая, сл. К. Д. Бальмонт)
118 (mx DK-409/DK-412) -- не позже 10.1944
Нина Тарасова с оркестром
Все равно (Ю. С. Милютин, сл. Ц. Солодарь)
Непутевая жена (народная песня)
119 (mx DK-408/DK-411) -- не позже 10.1944
Нина Тарасова с оркестром
Любимый город (Н. В. Богословский, сл. Е. А. Долматовский)
Лимонад (народная песня)
122 (mx SH-505/SH-506)
Соня Шамина и оркестр
Где ты, Родина моя
Моряки (сл. и муз. Сандро Корона)
123 (mx DK-60/DK-62)
Misha Michon, Vladimir Kayaloff (ф-но), Nicolas Matthey (скрипка)
Калитка
Тушите лампы, свечи
124 (mx DK-54/DK-63)
Misha Michon, Vladimir Kayaloff (ф-но), Nicolas Matthey (скрипка)
Мишка-одессит
Дорогой широкой
125 (mx ?/?)
Misha Michon, Vladimir Kayaloff (ф-но), Nicolas Matthey (скрипка)
В путь-дорожку
Стенька Разин
126 (mx DK-56/DK-58)
Nicholas Matthey и его цыганский оркестр
Тени минувшего
Барыня
129 (mx K-102/K-103-B)
Костя Полянский и оркестр балалаек
Александровский (вальс)
Полянка (русский танец)
130 (mx K-104-B/K-105-B)
Костя Полянский и оркестр балалаек
Гайавата (русский танец)
Черкессия (палестинский танец)
131 (mx K-101/K-106-B)
Костя Полянский и оркестр балалаек
Во саду ли
Татарочка (русский танец)
132 (mx KIS523/KIS524)
оркестр балалаек п/у Кости Полянского
Светит месяц
Ожидание (вальс)
135 (mx KIS518/KIS519)
Michael Herman и оркестр народных танцев
To tur (датский нар. танец)
At the inn (немецкий нар. танец)
138 (mx K2-139/K2-140)
оркестр "Кисмет"
Baroiges tanz (еврейский) + Hora (палестинский)
Cariñosa (филиппинский танец)
139 (mx FD-1/FD-5)
оркестр "Кисмет", скрипка Paul Zam
Marklander (немецкий танец)
Цыган (медленная швейцарская полька)
140 (mx FD-2/FD-4)
оркестр "Кисмет", скрипка Paul Zam
В моем саду (венгерский танец)
Парижская полька (датский танец)
144 (mx ?/?)
Ben Lambert и оркестр
The Montgomery
Esmeralda
146 (mx SD-3/SD-4)
Ralph Tefferteller and his Rangers; Buck Lambert, fiddle
Sugar in my coffee-o
Hell broke loose in Georgia
147 (mx S-154/S-155)
Ben Lambert и оркестр
La rinka (старинный англ. хоровод, муз. Hurndall & Beale)
Royal empress tango (старинный англ. танец, муз. Harry Wood)
148 (mx S-156/S-157)
Ben Lambert и оркестр
Teddy Bears' picnic (Eva three-step, старинный танец)
The tango waltz (старинный англ. танец)
149 (mx S-158/S-159)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Русское попурри (Карапет; Коробушка)
Куявяк
150 (mx S-160/S-161)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Израильское попурри (Harmonica; Sham b'eretz Yisroel; Mayim; Hava nagila)
Чехословацкие танцы (Andulke)
151 (mx ?/S-163)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Американское попурри (Lili Marlene; Hot Pretzels; Laces & Graces; Jessie
Polka)
Скандинавское попурри (Swedish Hambo; Swedish Varsovienne; Norwegian
Polka; Danish Paris Polka)
152 (mx S-164/S-165)
оркестр п/у С. Чернецкого
Молитва Шамиля (грузинский танец)
Лезгинка
154 (mx K-154-A/K-154-B, на этикетке SDK-154-A/SDK-154-B)
Al Brundage и ансамбль "The King street pioneers"
Lady round lady (Swanee river)
Grand sashay (Portsmouth hornpipe)
156 (mx ?/?, на этикетке ?/SDK-156-B)
The King street pioneers
Waltz quadrille
Barnacle Bill
157 (mx ?/?)
The King street pioneers
Swanee River
Henri Clog
162 (mx K-162-A/K-162-B)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Dal dans (шведский народный танец)
Fjallnas polska & Fyramannadans (шведский народный танец)
163 (mx K-163-A/K-163-B)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Vastgota polska
Trasko dans
164 (mx K-164-A/K-164-B)
оркестр народных танцев "Кисмет"
Trekarls polska
Ostgota polska
===== Серия 2nn -- переписи =====
(кроме, может быть, № 212)
201 (mx 373/374)
Клавдия Шульженко и джаз-орк. п/у В. Коралли
Синий платочек
Анс. красноарм. песни и пляски МВО п/у С. Н. Лаппо
Пой, играй, гармошка
202 (mx 372/376)
Вадим Козин и аккордеоны Д. Ашкенази, А. Тимофеев
Два друга
Гос. джаз-орк. СССР п/у В. Н. Кнушевицкого
Катюша
203 (mx 375/381)
П. Т. Киричек, хор п/у А. С. Крынкина, орк. НКО СССР п/у С. А. Чернецкого
До свиданья, города и хаты
Анс. п/у А. Б. Александрова
Канава (русская пляска)
204 (mx 377/383)
Анс. п/у А. Б. Александрова
Все за Родину
XXV лет Красной Армии
205 (mx 379/382)
И. С. Козловский, ф-но М. И. Сахаров
Горные вершины
Тамара Церетели, ф-но З. Н. Китаева
Не говорите мне о нем
206 (mx A33/A34)
хор им. Пятницкого
Ой, туманы мои, растуманы (партизанская песня, 2 части)
207 (mx A39/A40)
С. Лемешев и джаз-оркестр Цфасмана
Голубой конверт
Моя любимая
208 (mx A41/A42)
Г. П. Виноградов, оркестр Э. Рознера
На полянке возле школы
Зачем смеяться, если сердцу горько
209 (mx A35/A36)
И. С. Козловский, хор и оркестр п/у Штейнберга
Їхав козак на війноньку
И. С. Козловский и гос. филарм. оркестр п/у Штейнберга
Сонце низенько
210 (mx A31/A32)
Анс. п/у А. Б. Александрова
Сусідко
Закувала та сива зозуля
212 (тип 1: mx 1548/1549)
Misha Michon
Темная ночь
Костя-моряк
212 (тип 2: mx F-5 (на этикетке V-12) / 1549)
Г. П. Виноградов и анс. п/у А. Б. Александрова
Темная ночь
Misha Michon
Костя-моряк
214 (mx R1/R2)
И. С. Козловский, орк. п/у А. И. Орлова
Ария из оп. "Дубровский" (2 части)
215 (mx R-5/R-6)
Утесовы
Если любишь, найди (танго)
Г. Абрамов и анс. Цфасмана
Было нас четыре друга
216 (mx R-3/R-4)
хор им. Пятницкого
Вышли девушки на лужок
Частушки
217 (mx R-7/R-8)
А. А. Иванов, анс. домр п/у Н. Н. Некрасова
Возле сада
Дороги
218 (mx R-9/R-10, этикетки могут быть перепутаны)
Утесовы
Будьте здоровы
Г. П. Виноградов и анс. п/у А. Б. Александрова
В лесу прифронтовом
219 (mx R-14/R-15)
Хромченко и анс. Цфасмана
Огонек
Клавдия Шульженко
О любви не говори
220 (mx R-16/R-17)
Кузнецова, Мордасова и хор Массилитинова
Подруги
И. С. Козловский и хор п/у Н. П. Осипова
Ах ты, степь широкая
221 (mx R-20/R-21)
Анс. Александрова, соло Никитин, Тебаев
Самовары
Анс. Александрова, соло Ярошенко
Варяг
222 (mx R-22/R-23)
Анс. песни и танца ДК железнодорожников п/у Дунаевского
Прощайте, скалистые горы
Ох ты, сердце
223 (mx KIS-503/KIS-504)
Г. П. Виноградов
То не ветер ветку клонит (2 части)
224 (mx KIS-505/KIS-506)
И. А. Крючков
Три танкиста
С. А. Ценин
Песня Харитоши
227 (mx KIS 509/510, на этикетке KIS-509/KIS-510)
Воронежский нар. хор п/у Массалитинова
Ехал наш Ванюша
Я по бережку похаживала
230 (mx KIS529/KIS530)
хор им. Пятницкого
Кто его знает
Провожание
234 (mx A1-1/A1-2)
С. Лемешев и оркестр
Коробейники
В. Нечаев и оркестр
Огонек
236 (mx U-1/U-2)
Литвиненко-Вольгемут и Паторжинский
Дуэт Одарки и Карася (2 части)
237 (mx U-3/U-4)
Паторжинский, укр. хор и секстет домр
Гречаники
Бандура
??? (mx MA-3/MA-4)
Е. Флакс и оркестр
Песня о Москве из к/ф "Свинарка и пастух"
С. Лемешев и оркестр
Это русская земля
243 (mx MA-9/MA-10)
Г. Нечаев и оркестр
Дороги
Матросские ночи
244 (mx MA-11/MA-12)
Марк Бернес
В жизни так случается
Песенка фронтового шофера
245 (mx ?/?)
Грузинский ансамбль
Сулико
Дарико
247 (mx KIS-247/KIS-248)
Рашид Бейбутов
Мальчик из Карабаха
Соловей над розой алой
248 (mx KIS-249/KIS-250)
Оркестр п/у С. А. Чернецкого
Старинный вальс
На сопках Маньчжурии (вальс)
249 (mx ?/?)
хор Свешникова
Однозвучно гремит колокольчик
М. Михайлов с хором
Вниз по матушке по Волге
251 (mx K-251-A/K-251-B)
Изабелла Юрьева
О любви и дружбе
Саша
252 (mx K-252-A/K-252-B)
И. С. Козловский
Тишина
Баркарола (муз. Гуно)
253 (mx K-253-A/K-253-B)
Тамара Церетели
Звездочка
Отрада
254 (mx ?/?)
Хор им. Пятницкого
Ванька-ключник
?
?
256 (mx ?/?)
В. Нечаев
За рекою зори
На Волге широкой
257 (mx ?/?)
Хор им. Пятгицкого
На перекрестке
Хороши июльские ночи
258 (mx ?/?)
С. Данилевский
Девонька милая
У пруда
260 (mx 1153-A/1153-B, на этикетке k-260-a/k-260-b)
Петр Лещенко
Татьяна
Кавказ
261 (mx K261A/K261B)
Петр Лещенко
Чубчик
Прощай, мой табор
265 (mx 265A/265B, на этикетке k-265-a/k-265-b)
Г. Виноградов
Счастье (танго)
Любовь (танго)
266 (mx 266A/266B)
оркестр
Белая роза (вальс)
Люблю вас так безумно (вальс)
267 (mx 267A/267B)
Юрий Морфесси
Что за хор певал у "Яра"
К чему скрывать?
268 (mx 268A/268B)
А. Вертинский
Палестинское танго
Каторжная
269 (mx 269A/269B)
А. Вертинский
Желтый ангел
П. Лещенко
Два сердца
270 (mx 270A/270B)
А. Вертинский
Бал Господень
Минуточка
271 (mx 271A/271B)
А. Вертинский
В синем и далеком океане
Сероглазочка
275 (mx 275A/275B)
М. Александрович и оркестр
Край наш родной
Моя избранница
279 (mx 279A/279B)
оркестр п/у Г. Колышкина
Амурские волны (вальс)
оркестр п/у Г. Запорожца
Над волнами (вальс)
280 (mx 280-A/280-B)
В. К. Трошин
Подмосковные вечера
Свежий ветерок
===== Серия 3nn -- переписи =====
(судя по номерам матриц, эти пластинки продолжают ряд 214...222, но зачем-то
вынесены в отдельную серию)
301 (mx R-24/R-25)
И. С. Козловский
Баллада Герцога ("Риголетто")
С. Лемешев
Песня Герцога ("Риголетто")
302 (mx R-26/R-27)
Г. П. Виноградов и оркестр п/у Н. С. Голованова
ария Ленского (2 части)
===== Вне серий -- оригинальные записи =====
7001 (mx L-501/L-504)
Людмила Лопато и Континентальный оркестр
Не сердись, не ревнуй (вальс)
Чарочка (попурри)
(и еще есть альбом Людмилы Лопато Kismet K-24 из двух пластинок; оттуда ли
эта, неизвестно)
8561 (mx 722/726)
анс. Д. Корниенко
Сахра (персидский танец)
Хайтарма (крымскотатарский танец)
8562? (mx 723?/724?)
анс. Д. Корниенко
Лезгинка
Одалиска (турецкий танец)
8563? (mx 721?/725?)
анс. Д. Корниенко
Салоника (греческий танец)
Египетский танец
8564? (mx 719?/720?)
анс. Д. Корниенко
Босфор
Дойна (румынская пастушеская песня)
8565 (mx 719?/720?)
анс. Д. Корниенко
Reception of the shah (персидский этюд)
Шалахо (армянский танец)
Начиная с середины шестидесятых, Анна Корниенко наряду с эмигрантской музыкой Александра Вертинского, Юрия Морфесси, Петра Лещенко, Сони Шаминой, Нины Тарасовой, Николая Россолимо стала довольно активно выпускать долгоиграющие пластинки с популярными советскими песнями того периода: Лидии Руслановой, Владимира Трошина, Марка Бернеса. Однако эта продукция не пользовалась особенным спросом. Интересно, что Анна Дмитриевна Корниенко часть пластинок по неизвестным причинам (вероятно, в попытке избежать проблем с авторскими правами) издавала под лейблом «SOLO Records». В частности известны диски Александра Вертинского, оформленные совершенно идентично, однако, опубликованные под разными марками: «Kismet» и «Solo».
После некоторого упадка в 1970-х компанию оживил ее новый владелец Рудольф Фукс (он же — Рудольф Соловьев, он же — Рувим Рублев), который выкупил бизнес в 1981 году.
*Не следует путать фирму русской грамзаписи «Kismet» с другими фирмами и марками звукозаписи того же наименования, которых было, по крайней мере, три — в Испании в 40-е, на Ямайке с 70-х и в Лондоне с 1999.
В 1981 году у штурвала фирмы «Кисмет» встал советский эмигрант Рудольф Фукс, он же — Рудольф Соловьев, он же — Рувим Рублев. В Ленинграде он был широко известен, как коллекционер-филофонист и первый продюсер «короля блатной песни» Аркадия Северного.
Первым релизом «Kismet» под руководством Фукса стала пластинка Вадима Козина «Песни прошлых лет», вторым – диск Аркадия Северного «Король подпольной песни», третьим – Владимир Высоцкий «Концерт в Торонто», четвертым — Вадим Козин «Последний концерт». Далее последовала серия пластинок Высоцкого, диски-гиганты группы «Машина времени», Александра Розенбаума, Александра Галича и певцов-эмигрантов — Геннадия Браймана (США), Евгения Гузеева (Финляндия). Причем, как и раньше, часть из них, фактически являясь продукцией «Kismet», выходила под другими названиями: Sign — (Владимир Высоцкий «Блатная романтика», Александр Розенбаум «Меня не посадить»); Fortuna — (Александр Галич «Смех сквозь слезы»); вообще без лейбла «Трамвайный вальс» Евгения Гузеева и др. Предположительно, это делалось во избежание проблем с авторскими правами. Еще в 1950-70-е годы подобным занималась и прежняя владелица фирмы Анна Дмитриевна Корниенко. В частности известны диски Александра Вертинского, изданные совершенно идентично, однако, под разными марками: «Kismet» и «Solo». Также довольно часто можно встретить диски фирмы «Solo» с записями звезд эмиграции, а, в особенности, советской эстрады — Шульженко, Трошина, Бернеса – чье оформление схоже с дизайном «Kismet» того же периода.
Отдельной страницей в истории «Кисмета» является выпуск серии виниловых пластинок Владимира Высоцкого. Началось все с диска «Концерт в Торонто», изданного в 1981 году. И хотя по соглашению с Владимиром Семеновичем звукорежиссер записи в Торонто Юрий Шецен не должен был продавать и копировать запись, пленка через одного из организаторов выступления попала в руки Рудольфу Фуксу. Ну, а дальше понеслось…
Восьмидесятые годы — время рассвета легендарного лейбла. Фукс открывает филиал в центре скопления русской эмиграции третьей волны, на Брайтон-Бич; помимо выпуска виниловых дисков он начинает выпускать кассеты, а также пытается заниматься продюсерской деятельностью — в пику мега-популярному Вилли Токареву создает «проект» Виктор Слесарев (настоящее имя — Виктор Чинов). Сегодня творчество Слесарева, вероятно, назвали бы концептцальным, причислили к «панк-року» или авангарду. Он исполнял матерные и хулиганские песни под синтезатор, что для того времени действительно, было крайне необычно и непривычно. Широкого распространения его записи не получили, хотя их было сделано немало — несколько десятков магнито-альбомов. В узких кругах любителей жанра его творения хорошо известны, но ни денег ни славы самому Слесареву они не принесли. Более того, Вилли Токарев, в пику которому был выбран псевдоним, узнал о существовании «антипода» много лет спустя от автора этих строк. В начале 2000-х распространилась новость, что Виктор скончался. Однако слух оказался ложным. Музыкант по-прежнему живет в США, сочиняет и записывает песни, правда, уже в совершенно ином жанре. Кроме того, Виктор Чинов (теперь его уместнее называть настоящим именем) ушел в религию и кроме музыки сочиняет философские трактаты, с которыми можно ознакомиться в интернете.
Но вернемся к главному герою нашего рассказа — главе фирмы «Кисмет» Рудольфу Фуксу. В период Перестройки на ленинградском филиале фирмы «Мелодия» была переиздана виниловая пластинка «Памяти Аркадия Северного», а также под маркой «RCD» увидели свет компакт-диски с первыми концертами «Братьев Жемчужных», ранее опубликованные на виниле. Последний, как считалось до недавнего времени, релиз «Kismet» под руководством Фукса состоялся в 1999 году, им стал диск певца из Нью-Йорка Валерия Вьюжного «Салют, Аркаша!». Но совсем недавно выяснилось, что уже в начале 2000-х Рудольф Израилевич выпустил ограниченным тиражом диск с записями песен в собственном исполнении. Увидеть сей раритет и ознакомиться с аннотацией к нему можно ниже.
В 1999 году Рудольф Фукс принимает решение вернуться в Россию. В это же время в офисе «Кисмета» случился пожар, нанесший непоправимый урон бизнесу. Данный факт, а главное — меняющаяся конъюнктура рынка, заставили в 2000 году фактически прекратить деятельность компании, хотя номинально «Kismet» продолжал существовать. Отпраздновав в Нью-Йорке миллениум, Рудольф Фукс все больше времени начинает проводить в Санкт-Петербурге, где разворачивает бурную деятельность на ниве культуртрегерства. Он собирает вокруг себя друзей и единомышленников, устраивает музыкальные вечера, пишет кино-сценарии, сочиняет песни, принимает участие в съемках документальных фильмов, посвященных андеграунду советской эпохи, а также звездам ретро: Петру Лещенко, Вадиму Козину, Александру Вертинскому, Аркадию Северному…
Несмотря на солидные годы (в 2017 – маэстро отметил 80-летие), эта активность продолжается и сегодня. Недавно Рудольф Израилевич, как блокадник, получил однокомнатную квартиру на окраине Петербурга и загорелся идеей создать там частный музей Аркадия Северного. Сейчас он занят сбором экспонатов. В общем, как поется в песне: «Ни минуты покоя…». И это очень хорошо! Нью-йоркский магазин фирмы «Кисмет», который более 60 лет находился на 14-й улице в Манхэттане, сперва заняли продавцы русских сувениров, а с 2016 года — кофейня «Mr. Moustache». Увы, с каждым годом не только в Нью-Йорке, но и во всем мире, в Париже, Берлине или Лондоне, драгоценных осколков культуры русского зарубежья становится все меньше.
Хотя «Кисмета» в Нью-Йорке больше нет, дело его живет. В начале 2015 года с подачи коллекционера из Техаса Андрея Зеленева и по соглашению с Рудольфом Фуксом деятельность легендарной марки была возобновлена.
В 2015 году старейший лейбл грамзаписи русского зарубежья «Кисмет» возобновил свою деятельность по выпуску и продюсированию дисков. Хотя каждый релиз издается коллекционным тиражом (от 300 до 500 экз.), выход очередной новинки неизменно сопровождается концертом и презентацией. Информация о новых проектах также анонсируется в рамках моих выступлений с лекциями об истории русской песни.
12. Юбилейный сборник к 80-летию «Кисмета» — 2 CD — 2019.
13. Леонид Утесов, «Одессит-Мишка» (морские песни) — приложение к книге Бориса и Эдуарда Амчиславских «Черное море Леонида Утесова. Морская тема в жизни и творчестве Леонида и Эдит Утесовых» — 2019.
14. Виктор Терехов, «Магадан» — 2019.
15. Елена Щапова читает свои стихи — 2020.
16. Герман Гецевич, «Параллельные дороги» (2 СD) — 2021.
17. Юрий Борисов «Все теперь против нас…» (Домашний концерт у художника Петра Капустина. Ленинград, 1984).
18. Аркадий Сержич, «Памяти Заборского».
19. Виктор Терехов, «Проходят годы».
20. Сингл «Житомир» (слова Игорь БЕРЕНТ, музыка Анатолий МОГИЛЕВСКИЙ). Исполняет: Анатолий МОГИЛЕВСКИЙ.
В 2013 году увидел свет DVD диск с концертом Алеши Димитриевича в США, в 2014 — компакт-диск харбинской эмигрантки первой волны Софии Реджи «Уличные песни», а в 2016 — диск с записью стихов Бориса Тайгина, Николая Ивановского и Константина Кузьминского. Эти релизы тоже можно отнести в Каталог «Кисмета».
Газету «Новое Русское Слово» я заприметил еще в первый же день приезда в Нью-Йорк. На развороте обнаружил рекламу магазина «Кисмет-рекордс», только почему-то рекламировались там не пластинки и кассеты, а… купеческий чай. В Союзе у меня было несколько старых долгоиграющих дисков Петра Лещенко этой фирмы. Тогда коллекционеры считали, что «Кисмет» давно почил в бозе.
Взволнованный я тут же пошел по указанному адресу, но магазин стоял закрытым.
Естественно, углядев в витрине записи с русскими песнями, я заинтересовался, но сколько не приходил туда вновь и вновь, натыкался на вывеску «CLOSED». Потом выяснилось, что немолодая хозяйка – Анна Дмитриевна Корниенко – начинает работать с обеда. А я заходил утром. Когда мы все-таки познакомились, она начала нахваливать статьи некоего Рувима Рублева. Я так смутился, что даже не сразу признался, что это мой псевдоним. Сперва – промолчал, но кто-то раскрыл мое инкогнито. Узнав об этом, Анна Дмитриевна сказала: «Ну, что же вы не признались сразу? Поскромничали? Помните: «Скромность – ширма для бездарностей». Но к вам это высказывание не относится».
Она как-то прониклась ко мне, но поначалу я был обычным клиентом, которому дозволялось чуть дольше задерживаться в магазине. Не более…
Корниенко было уже тяжело поддерживать магазин – сказывался возраст.
Помимо непосредственно торговых площадей, в подвале существовало довольно большое помещение фабрики по выпуску старинных, на 78 оборотов, пластинок. Лет десять к тому моменту туда никто не спускался.
Однажды, Анна Дмитриевна предложила мне купить бизнес за 25.000$ в рассрочку. Но таких средств у меня не было, оставалась лишь «итальянская» штука баксов, наторгованная на рынке «Американо».
— Давайте, я отдам вам пока тысячу долларов, а вы разрешите мне стать вашим помощником, дадите взглянуть на всю «кухню» изнутри?
— Ок, — согласилась хозяйка.
И потянулись мои дни и недели в новом качестве…
Конечно, мне безумно хотелось иметь свой собственный бизнес, но категорическое отсутствие финансов не позволяло думать об этом всерьез.
Благодаря своим публикациям я перезнакомился со многими эмигрантами, также как я, интересующимися музыкой. Как-то раздался звонок от Владимира Гурвича – одного из крупнейших собирателей оперного искусства, а в особенности, Федора Ивановича Шаляпина. Бывший ленинградец, он эмигрировал раньше меня, в 1974 году. Странно, но в Питере наши дороги не пересекались. Он позвонил просто пообщаться. «Рыбак рыбака видит издалека» — говорят в народе. Так и мы, пусть заочно, по телефону, но сразу же заговорили на одном языке. Не смотря на его глубочайшие познания в жизни и творчестве оперных звезд, мне удалось кое-чем удивить Володю. После нескольких часов беседы он заявил: — Рудольф, вы – увлеченный человек, я знаю место, которое буквально создано для вас… Это — студия «Кисмет»! Вот бы вам купить эту фирму!
— А!.. – я не знал, что ответить. Он, точно, озвучил мои грезы. – Я уже, признаться, работаю там, но купить… Об этом я только мечтаю.
— Ладно, давайте повидаемся завтра! Я тут знаю уютное кафе.
Мы встретились, продолжили общение вживую. Не прошло и пятнадцати минут Володя говорит:
— Подождите меня здесь, я скоро.
Четверть часа спустя он появился с чеком на 6.000 долларов в руках: — Держите, я оформил для вас заем на свое имя, вот вам книжка, тут расписано, сколько выплачивать каждый месяц.
Трудно описать мое состояние и чувства словами! Очумелый, смущенный, я не верил своим глазам и ушам.
— Но… Позвольте, Володя, мы… Мы же даже не знакомы с вами…
— Не переживайте, Рудольф, я навел о вас справки, позвонил друзьям в Ленинград. Мне сказали – вы порядочный человек, со всеми сполна рассчитались перед отъездом. Берите деньги и ни о чем не думайте.
По-прежнему ошалевший от эмоций, я протянул руку, и взял чек.
Володя Гурвич был классным программистом и хорошо зарабатывал в Штатах, но одолжить абсолютно, по сути, незнакомому человеку такие деньги! В 1980 году шесть тысяч баксов «весили», как минимум, раз в пять больше нынешних. Володя был человеком большой души. Всю свою жизнь он посвятил собирательству наследия Шаляпина, и достиг впечатляющих вершин. К несчастью, в 1999 году его не стало. Он не вернулся из своей последней поездки в Петербург. Посетив музей граммофонов на Пушкарской, он спускался по лестнице, когда моментально умер от инфаркта прямо на ступеньках. Его супруга продолжает дело его жизни: коллекция живет. Не так давно американская компания выпустила полтора десятка дисков Шаляпина из его архива. А еще он автор эксклюзивных исследований, одно из которых, «Шаляпин глазами дочери» еще можно нарыть, если очень постараться, на нью-йоркских или парижских букинистических развалах. Пусть земля тебе будет пухом, мой добрый ангел, Володя Гурвич!
Так я оказался владельцем легендарного лейбла, с многолетними традициями. Прежде чем приступить к рассказу о моем «Кисмете», хочется вспомнить об истоках его зарождения. Одним из тех, кто оставил заметный след в истории русских эмигрантских пластинок в Америке являлся Дмитрий Николаевич Корниенко. Прибыл он в Америку еще в середине 1920-х годов во главе ансамбля музыкантов. Предшествовала этому романтическая история. В 1918 году бравый красавец Дмитрий Корниенко, военный музыкант тифлисского гарнизона квартировал у князя Менавде. Его дочь Анна влюбилась в него без памяти. Родители были категорически против брака и указали кавалеру на дверь. Но молодые решили тайно обвенчаться и бежать морем в Турцию. За Дмитрием последовали его друзья из оркестра. На рыбацкой шхуне ни пересекли Черное море и оказались в Константинополе. Чтобы заработать на жизнь, им приходилось играть в турецких духанах, опиумных притонах и одновременно в роскошных кабаре. Волей-неволей они до тонкостей освоили все «мелодии и ритмы» Востока. Однажды в одном из ресторанов их заметил американский посол в Турции, и предложил приехать в Штаты. Благодаря великолепным аранжировкам и мастерству музыкантов ансамбль сразу же завоевал успех не только у русской, но и у американской публики. Он играл в восточной манере, что для коренных американцев звучало и звучит весьма романтично. Как пример таких произведений можно привести фокстрот «Кавказ» Петра Лещенко, знаменитый «Караван» Дюка Эллингтона в джазе и модный в начале 50-х годов шлягер «Истамбул». Дмитрий Корниенко написал и записал на грампластинку свой собственный шлягер в восточной манере, который назывался «Босфор». Он разошелся более чем миллионным тиражом, выпущенный крупнейшей американской фирмой «RCA Victor». После этого многие его произведения имели шумный успех у американского слушателя, Корниенко наперебой стали приглашать на радио, концерты, турне. Дельцы из «RCA Victor» зарабатывали на его успехе огромные деньги, музыкантам же, как всегда, доставались крохи. По истечении очередного контракта уже почти перед самой войной Дмитрий Корниенко решает сам выпускать свои произведения. Так появились первые пластинки новой, в то время никому не известной граммофонной фирмы «Кисмет». Слово это на турецком языке означает «судьба», «рок». Собственно, самой фирмы ещё не было. Были лишь тиражи отпрессованных пластинок с этикеткой «Кисмет», которые негде было реализовывать, поэтому приходилось их распределять по музыкальным магазинам. Бывает, что талантливые музыканты, артисты и поэты сгорают, как факел, и рано умирают. Так случилось и с Дмитрием Корниенко, который умер в начале 40-х годов.
После него осталась молодая вдова Анна Корниенко. Друзья ее покойного мужа, а некоторые из них работали в фирмах «RCA Victor» и «Dесса», решили, что самое лучшее для нее будет продолжить дело мужа и открыть музыкальный магазин. Они же подыскали помещение и собрали недостающие деньги.
Так на 14-й улице в Манхэттане в доме № 227 Ист появилась новая граммофонная фирма под названием «Kismet Record Co.» Было это в 1938 году. В то время эта улица считалась сердцем Нью-Йорка, а место, где расположился «Кисмет», являлось русским центром. Достаточно сказать, что газета «Новое Русское Слово» и книжный магазин Мартьянова (а позднее – Камкина) располагались в соседнем доме, а еще русский театр и ресторан «Кречма», впоследствии переименованный в «Две гитары». Поначалу Анна Дмитриевна была очень неопытна в бизнесе, но ей активно помогали друзья покойного мужа и вскоре дела пошли. Фирма специализировалась в выпуске фольклорных танцевальных пластинок не только русских, но и американских, итальянских, испанских и, конечно же, восточных. По соглашению с фирмой «Коламбия» Анна Корниенко начала перепечатывать лучшие произведения Петра Лещенко. и Александра Вертинского. Были сделаны оригинальные записи Сони Шаминой, А. Сергеева, М. Вербитской и других. Одним из интереснейших проектов стал альбом Дмитрия Корниенко в сопровождении его оркестра. Пластинка называлась «Russian folk dances» и сопровождалась брошюрой-руководством как эти танцы танцевать. Постепенно фирма приобрела известность. Сначала о ней узнали все русские люди в Америке, затем ее пластинки стали попадать и в Европу. Когда наступила эра долгоиграющих пластинок, Анна Корниенко начала переводить все записи своей фирмы на долгоиграющие диски. Несмотря на то, что операция эта трудоемкая и дорогостоящая, необходимо было идти в ногу с современной техникой звукозаписи. Постепенно для всех русских музыкальных магазинов Америки наступили тяжелые времена. С одной стороны, все труднее стало выдерживать конкуренцию крупных граммофонных фирм, таких, как «Монитор», и больших магазинов, таких, как «Четыре континента». С другой стороны, в связи с тем, что СССР присоединился к международной конвенции по авторским правам, стало невозможным бесконтрольно копировать советские пластинки, а, следовательно, неплохо зарабатывать на реализации записей популярных советских песен. Как сейчас я помню день, когда Володя Гурвич вручил мне необходимые для первого взноса деньги. Это была пятница. Придя к Анне Дмитриевне, я обрисовал ей ситуацию и мы отправились к знакомому адвокату, уладить формальности. Был расписан график платежей, и тем же вечером бывшая хозяйка вручила мне ключи: «Работай! «Кисмет» теперь твой! Только пообещай мне, когда встанешь на ноги сделать одно доброе дело…» Выслушав Анну Дмитриевну, я без колебаний принял условие, но об этом – не сейчас. Следующий день – суббота – вообще-то был выходной, но уже знакомый зуд предпринимательской деятельности охватил меня: «Что же я сижу? Ведь теперь можно работать, у меня есть свой магазин!». И я на всех парах рванул из Бруклина в Манхэттан. Дебют вышел удачным: стоило открыться, через два часа вошла молодая пара: — У вас есть записи Аркадия Северного? Я чуть со стула не упал: Найдутся, — отвечаю. Незадолго до этого я скопировал несколько пленок Северного из архива «Свободы». Дело вроде бы пошло.
Но отравляли ситуацию ряд моментов: долги, отсутствие собственной продукции и современной аппаратуры для копирования пленок. Кредиторы висели Дамокловым мечом, выручки едва-едва хватало покрыть рент и свести концы с концами. Необходим был радикальный выход. И как всегда, судьба дала мне шанс – в Торонто я приобрел запись концерта Высоцкого, который он дал в бане «Амбасадор» в апреле 1979 года. Официально «Кисмет» считался русским подразделением крупной фирмы грамзаписи «RСА Victor», но к моменту моей покупки лейбла головной офис практически думать забыл о его существовании. Вооружившись идеей напечатать пластинку Высоцкого, я отправился в штаб-квартиру. Даже если бы я захотел обойтись собственными силами, ничего бы не вышло – у меня элементарно не было технических возможностей для издания «гиганта». В «Викторе» меня приняли любезно, до крайности удивившись, что «Кисмет» снова на плаву. Я изложил суть дела. Босс, ни слова по-русски не знавший, попросил включить кассету. Голос, энергетика, харизма Высоцкого не могли оказать иного эффекта – он сразу понял, что это стоящий материал: «Ок, Руди, мы поможем тебе в выпуске, а ты – занимайся дизайном, продажами и авторскими правами». Мы ударили по рукам. Они выделили целую команду людей, студию… И процесс пошел. Фото для обложки мне дал однофамилец Владимира Семеновича, фотограф Игорь Высоцкий. На снимке видно, что у Володи на шее висит солидный крест. Это распятие его специально для съемки попросил надеть Игорь, сам Владимир Высоцкий, насколько мне известно, не носил креста. Фото на заднике – из коллекции Михаила Шемякина, о котором мы еще поговорим отдельно. Мне пришла в голову мысль обыграть знаменитые канадские виды в дизайне конверта, я зашел в ближайшее турагентство и взял проспекты с видами Ниагарского водопада. Получилось красиво. Фирменный значок «Кисмета» — растянутую гармошку — я слегка изменил: теперь инструмент держала рука с кольцом на пальце, на котором виднелись четкие буквы: «R.F.» (Рудольф Фукс). Мне хотелось, чтобы мои друзья — ленинградские коллекционеры — поняли, чья эта работа. А то, что пластинка попадет по адресу – не сомневался. Основным моментом стало решение вопроса с авторскими правами. Этот щекотливый момент взялся решить знакомый Высоцкого Павел Палей, который стал продюсером пластинки. Палей связался с Мариной Влади и получил «добро», вскоре диск появился на рынке. Он произвел не просто фурор, это оказался выстрел в самое «яблочко». При средней цене на пластинки в 6-7 долларов я поставил цену в 12 с полтиной и не прогадал. Заказы шли со всего мира, мы сделали три допечатки. К сожалению, последующие релизы не имели столь громкого успеха, но пользовались стабильным спросом. Всего мною было издано 8 дисков-гигантов Высоцкого. Будучи продюсером, Палей имел право брать нужное ему количество дисков бесплатно. Однажды в магазин зашел итальянец американского происхождения. Он ехал в Россию и спросил про новинки, они разговорились, и Паша по доброте душевной подарил ему сразу 10(!) «Концертов в Торонто» — «один тебе – остальное — друзьям в СССР». Тот взял, и в ответ на щедрый жест сделал свое «алаверды». «Макаронник» оказался богатейшим человеком, мультимиллионером Дэвидом Морро. Вскоре он инвестировал крупную сумму в создание одного из первых русскоязычных теле-каналов в Нью-Йорке, а Палей стал президентом новоиспеченного холдинга. Вообще, мне везло на встречи с отзывчивыми людьми. Например, известный сегодня бизнесмен и один из первых миллионеров третьей эмиграции Сэм Кислин, державший в ту пору магазин электроники на 23-й улице, абсолютно безвозмездно предложил мне выбрать любую технику для начала раскрутки «Кисмета». Я набрал магнитофонов, копировальных машин, факсов… Так он еще дал команду, чтобы весь товар мне доставили прямо на место. «Расплатишься, когда сможешь…» — сказал Сэм. Мне оставалось лишь благодарно пожать ему руку.
«Эмигрантский виниловый альбом «Трамвайный вальс», изданный Рудольфом Соловьевым (Фуксом) совместно с автором этой статьи появился на свет в США в конце 80-х. Случилось это незадолго до двух революционных событий. Развал СССР и смена системы было одним из грядущих изменений. Второй революцией был приход лазера на смену винила. Диск широкого распространения не получил отчасти не только по этим двум причинам, но и по другим, в том числе и потому, что я — автор, исполнитель, а также авантюрист в области звукозаписи и аранжировки — этот первый блин посчитал комом. Хотя, соглашусь, это мое субъективное авторское мнение. Предыстория такова. В детстве мне посчастливилось слышать магнитофонные записи Петра Лещенко, Вертинского и, возможно, еще каких-то эмигрантов. Кроме того эмигрантские и дореволюционные песенки напевались, передавались от одного другому, то есть существовали сами по себе без магнитофонов и проигрывателей. Дети подслушивали что-то у взрослых, потом во дворах напевали друг другу полюбившиеся блатные песенки, песни анархистов периода гражданской войны (особенно модным был «Цыпленок жареный»), эмигрантские, одесские и еврейские куплеты и песни. Напевались также переведенные на русский язык западные шлягеры типа «Он влюблен был в ножку маленькой блондинки — машинистки Поли с фирмы Джеймс Дуглас» и прочие — кабацкие, портовые песни. Эта музыка, эти песенки оставили определенный след и, наверно, иногда влияют и по сей день на мое собственное творчество, не смотря на то, что самые сильные впечатления детства и юношества у меня были связаны с другими музыкальными стилями. Мне лично казалось, что где-то за бугром в эмигрантской среде существует уйма такой музыки, и именно в таком направлении русская культура продолжает там до сих пор развиваться. Я даже представлял себе четко те «их» песни, как они звучат, насколько они пикантны и раскованны и как отличаются от всего того, что можно было услышать официально у нас в СССР. И все это почему-то напоминало в моем воображении темы Вертинского, Лещенко и этих самых дворовых песенок. Позже где-то в начале 70-х годов, услышанные на кассетах концерты Аркадия Северного по каким-то схожим признакам я тоже посчитал эмигрантскими и некоторое время был в этом уверен. Там был оркестр, скрипочка, кроме музыки были байки, гости, разговоры. Что-то было даже из Вертинского, и аргентинское танго в веселой одесской интерпретации, и потрясающая институтка — фея из бара, старый добрый Йозеф композиторов Nellie Casman — Samuel Steinberg — Sammy Cahn — Saul Chaplin с дописанным кем-то куплетом про тетю Хаю, а также множество настоящих так называемых блатных песенок, но в общем-то со вкусом подобранных. И звучало все это на мой неопытный взгляд явно не по-советски: мерещился эмигрантский Париж, Сан-Франциско с его притонами, может быть Шанхай или Буэнос-Айрос. Советское-подпольное в записях, конечно, тоже существовало тогда, но, как мне казалось, кроме пения под худо настроенную семиструнку, записанного на отечественный магнитофон с полуофициальных и подпольных концертов, ничего другого ждать не приходилось. Тогда как раз в основном доминировали знакомые по звуку записи Высоцкого. Так что мне лично казалось, что записи с оркестром могли быть только копиями официальных звуконосителей, одобренных властями либо скопированными с контрабандных дисков. Естественно, я сделал вывод, что пара альбомов, которые удалось послушать, — это попавшая нелегальным путем откуда-то из-за рубежа продукция, вернее сотая копия некого эмигрантского альбома (качество все же не было совершенным). Ведь доступа к студиям без соответствующих разрешений в СССР не было, а как оркестр, даже небольшой, можно записать дома — я не представлял. Я еще не знал, что некоторые рок-группы уже умудрялись писать свою музыку где-то нелегально в тех же 70-х, но это была электроника. Запись же обычных живых инструментов вещь гораздо более хлопотная, и добиться хорошего результата вне профессиональной студии чрезвычайно сложно, в чем я убедился сам несколько позже. Кстати, если официальные студии сравнивать с типографиями, то аналогичная ситуация была и с печатью. Доступы к типографиям контролировались, поэтому все аккуратно отпечатанное было официальным, а самиздат представлял собой просто потрепанные из под копирки печатные листы. Прошу меня простить за отступление, но не могу не привести пример из своей студенческой жизни, когда один из хохмачей нашего курса Андрюша Бельмондо, поющий и играющий лидер капустного движения, принес на институтский «пятак», где мы тусовались, симпатичную коробочку, украшенную яркой этикеткой с безупречной типографской надписью «Гондоны детские» производства такого-то советского госпредприятия. Внутри была куча маленьких презервативов. Все понимали, что это настоящий стеб, хохма, но в то же время жутко растерялись перед профессионально отпечатанным текстом. В голове проносились мысли: а кто его знает, вдруг существуют такие предметы, нужные для каких-то особых целей? Вот настолько сильно было влияние этой утвердившейся в людях тупой уверенности, что иначе быть не может, так как официальная типографская этикетка гарантирует и подтверждает законность того, что ты видишь и держишь в руках, заставляет поверить в этот бред. (Позже выяснилось, что надпись на коробке наш приятель сделал с помощью букв-наклеек, привезенных из ГДР, о каких в СССР почти никто еще не знал. А презервативы «детские» были куплены в аптеке — так называемые «напаличники», оригинальное изобретение советской аптекарской промышленности). После Северного и услышанных в определенном восприимчивом возрасте знаменитых эмигрантов стиль этот больше не брал, уже не так впечатляли вновь открытые имена и их творчество, и казалось, этот круг замкнулся. Тем более я стал уже взрослым и не таким впечатлительным, другие музыкальные увлечения доминировали — от Баха до британского рока. Однако Северного пришлось вспомнить позже. Очень быстро прояснилось, что концерты его записаны не за рубежом, а где-то тут рядом, и сам король Аркаша вовсе не из Шанхая, а трудится тут же под боком в городе Ленина, ходит по его улицам. Сначала трудно было в это поверить. О том, кто стоит за этими записями никто из моих знакомых, правда, не имел понятия. Я, однако, к этому времени пытался делать свою музыку, рвался сочинять и петь баллады, ориентировался на запад. В институте затянуло также капустное движение, было весело. «Институтку» частенько вспоминали, пели на студенческих вечеринках, сидя за столом и взяв гитару в руки. Тот самый Андрей Витальевич Бельмондо (Филиппов) пел эту песню круче, чем Северный и Луи Армстронг вместе взятые. Попав в Финляндию в 1983 году мое творческое состояние при отсутствии народного контроля и в связи с резкой сменой привычного студенческого праздника на будничную рабочую жизнь дало какой-то крен. Неожиданно, по инерции что-ли, из меня полезли своеобразные песенки — иронические и веселые, безыдейные и весьма далекие от Битлз или Прокол Харум, навеянные капустниками, службой в армии, да и всей той оставленной в прошлом несуразной, но богатой по-своему жизни в СССР, бытом, людьми, событиями. Появилось около 40 таких песенок. Я писал какие-то стишки на работе, когда было свободное время, приходил домой, брал гитару и лепил на слова музыку. Смешно получалось только с простыми мелодиями, поэтому я не изощрялся в композиции, не сочинял, а брал все что можно из воздуха. Впрочем, позже снова стали появляться баллады. Я всегда был хорошим мелодистом, а текстам меньше уделял внимания. Здесь же Финляндии я заметил, что они стали получаться все лучше и лучше. Вот, наконец, помимо гитары в моем распоряжении появился инструмент — синтезатор. Был тотчас куплен подержанный 4-канальный кассетный магнитофон. Без всякого опыта, «на глазок», с перегрузками и прочими ошибками я по вечерам стал записывать свое творчество на кассеты. Позже к песенкам и балладам добавились еще и романсы — от себя такого консерватизма я не ожидал. Но в конце концов, пользуясь своей независимостью, я стал под настроение делать все то, что нравится — простое, сложное, грустное и веселое — так продолжаю и по сей день. В середине 80-х в Финляндии у меня уже начала завязываться какая-то карьера, были записи на радио и телевидении, выступления, авторские гонорары. Пока финны знали только Пугачеву, Леонтьева, Ротару и Бичевскую, мне жилось просто. Из финских русских тогда был популярен Виктор Клименко.
По многим параметрам имидж его соответствовал нашим представлениям о традициях русской зарубежной культуры. С Клименко я познакомился случайно в Ленинграде в 1979 году, но не знал о нем почти ничего. Позже встречался с ним в Финляндии, но он уже не был таким, каким выглядел на ярких обложках дисков, разговоры вел в основном о Боге, от народных и казацких песен временно отстранился, стал петь по-фински религиозные песни. Я же тогда считался живым экземпляром — представителем советской культуры, а поскольку пел под акустическую гитару баллады, меня пускали в радиоэфир чаще всего на пару с Бичевской. Приглашали и на телевидение. Так продолжалось до развала СССР. Потом начались другие времена. Пропала программа «Мелодии из Советского Союза», обанкротился магазин и продюсерский центр «Гоголевский Нос». В Финляндию приехали тысячи ингерманландцев и прочих русскоязычных переселенцев. Обедневшие знаменитости из СССР стали приезжать на заработки, давали концерты, малобюджетные спектакли или просто трепались, сидя на стуле перед зрителями. Их легко было заполучить в Хельсинки, постоять рядом, потрогать руками. Я на фоне этой волны тут же затерялся. Это забегая вперед. А тогда в начале 1987 года мой приятель Витя Древицкий привез из Америки визитную карточку президента Нью-Йоркской эмигрантской фирмы «Кисмет Рекордс», и я рискнул позвонить ему самому — Рудольфу Соловьеву. Позвонив, я сразу попал на него. Он охотно согласился на то, чтобы я выслал свои песенки для прослушивания. Я тогда все пытался представить, как выглядит эта солидная фирма, в которой трудится множество сотрудников под руководством Рудольфа Соловьева. И его самого я представлял этаким высоким, загорелым, сравнительно молодым, в белом костюме и на дорогой белой машине. Потом мы пару раз опять разговаривали по телефону, он похвалил мой шарманный стиль, и так мы договорились об издании пластинки в США на «Кисмете». Наверно, я был в восторге от этой перспективы, и меня даже не смутило то, что половину проекта все-таки надо было оплатить самому. Тогда это было для меня дороговато. Потом пришло первое письмо от 12.7.1987, где Рудольф предложил список песен.
Я беспрекословно согласился, хотя не был в восторге от того, что диск начинается с песенки про часового, которому нельзя было нарушать устав и отправлять естественные надобности на посту у знамени. История эта, правда, была почти реальной. Был такой солдатик на самом деле. Я сам охранял знамя в СА, и эту историю слышал в караулке. Ну, может, я слегка приврал — солдатик на самом деле помочился не в сапог и не в портянку, а нашел подходящее место за знаменем части. К сожалению, ожидаемых билетов на самолет Хельсинки-Нью-Йорк для записи в Америке на студии фирмы «Кисмет Рекордс», где меня поджидали бы первоклассные музыканты и сидящий за огромным микшером звукорежиссер, Соловьев мне не пообещал выслать, а просто сказал, что нужны хорошие записи. И это тоже легло на мои плечи. Не мог же я использовать для этих целей свою игрушку — четырехканальный кассетный магнитофон. Были еще письма с конкретными рекомендациями. Позже я получил по почте также первый в своей жизни договор на издание диска, отпечатанный по-русски на машинке. Кстати, в письмах промелькнул и творческий псевдоним Рудольфа — Рувим Рублев. Про псевдоним он сказал также и при встрече. Но не помню, чтобы он когда-либо назвал свою собственную фамилию — Фукс. Поэтому я привык к Рудольфу Соловьеву. После долгих мытарств в студии пленка была отправлена в Нью-Йорк, и деньги переведены на счет фирмы «Кисмет Рекордс». Потом наступил период нервного ожидания и затишья. Как всегда начиналось мерещиться, что все это блеф, денежки тю-тю, пластинки не жди. Почему-то до Соловьева было не дозвониться. К тому временя я уже успел от знакомых узнать, как выглядит лавочка и место, где занимается пропагандой и торговлей русской музыки некто Рудольф Соловьев и, наконец, постепенно понял, что такое эмигрантская среда в Америке, и как там под тенью небоскребов непросто выжить мелкой чужеродной фирме, где вряд ли неизвестному музыканту-исполнителю можно ждать для себя каких-то особых льгот. Надо было радоваться тому, что есть, что какой-то диск все же должен появиться на свет. Наконец, к моему облегчению, связь как-то восстановилась. Оказалось, что все оставалось в силе. Просто там в Нью-Йорке не нашлось сразу подходящего магнитофона, чтобы заниматься сведением моей пленки, но потом его раздобыли. Неожиданно выяснилось, что Рудольф должен был посетить Ленинград, где у него были дела на «Мелодии». А ведь тогда уже началась горбачевская оттепель, железный занавес проржавел до дыр, открылись новые возможности для сотрудничества. Соловьев планировал заехать и в Хельсинки, даже остановиться у меня. Через некоторое время он действительно приземлился в аэропорту Вантаа. Кажется, это было начало весны 1988 года. Как происходила встреча, как мы узнали друг друга — все это вылетело из моей памяти, трудно восстановить. Помню лишь момент, как вез дорогого гостя на своем синем «Вольво» из аэропорта к нам домой. Выглядил Рудольф, естественно, иначе, чем я представлял по голосу из телефонной трубки — рост невысокий, очки, возраст выше среднего, на вид добрый, спокойный и какой-то чуть насмешливый-невозмутимый. С собой у него была большая сумка через плечо набитая черно-белыми дисками — продукцией фирмы. Их он вез в Ленинград. Мы общались, обедали, наверно, выпивали. Позже ходили в нашу сауну, пили чай. У гостя нашего пару раз выпадало одно стекло из оправы очков и падало в чашку. Он доставал его ложечкой, обтирал салфеткой и вставлял на место. Моя жена этот момент тоже помнит. Потом мы сидели с гитарой. Я пел новые песни. Рудольф тоже брался за гитару и пел что-то свое то ли лирическое, то ли блатное. Жаловался, что не может для себя лично подобрать подходящий микрофон. Возможно планировал издать свой альбом. А может такой существовал уже, не знаю. Кажется, показалось в одной из песен что-то знакомое, где-то я это уже слышал. Вещь, однако, была его собственная. Конечно, мы обсуждали и издание моего диска. Все шло по плану, хоть и медленно продвигалось. Постепенно за разговорами мне открылись и неожиданные подробности той ныне известной истории Аркадия Северного, записи его концертов и роли во всем этом Рудольфа Соловьева. Тут только к своему удивлению я понял с кем имею дело, и в голове это как-то не совсем укладывалось, да и рассказывал он подробности своей бурной творческо-коммерческой жизни в прошлом как-то полуиронично и просто, особо не гордясь и не навязываясь. Оказывается мой гость приложил руку ко многим, ставшим знаменитыми песенкам из репертуара Северного и даже был автором русскоязычной версии текста популярного шлягера про Йозеля и его мозель. Всплыла также и удивительная история с письмом, полученным им от Элвиса Пресли. Соловьев рассказал, что в Америке за письмо сразу же предлагали большую сумму, кажется 60 тысяч, но самого письма уже не было — его отобрали наши органы при пересечении границы, а может еще раньше до отъезда. Он рассказывал и о своей фирме, которую смог выкупить у какого-то старого эмигранта, кажется за 25 тысяч долларов, что показалось мне очень скромной цифрой. Показывая фото своей однокомнатной квартиры с большим камином, которую снимал в хорошем районе, он рассказывал, что живет в данный момент один и питается скромно, иной раз готовит себе суп на несколько дней, что жизнь не балует особо. Но все-таки фирма работала, диски издавались и, наверно, продавались. Все было на плаву и уже не один год. Покупатели — в основном наши бывшие соотечественники — в то время в основном еще были бедны, не все устраивались по-американски в новой жизни. Остатки предыдущих волн эмиграции тоже не все процветали. Естественно, в бизнес фирма не могла вкладывать столько, сколько вкладывалось в Америке (впрочем, и в других странах тоже) в своих раскрученных, модных, востребованных артистов, их записи и продвижение. Соловьев показал мне эскизы картинки для будущей пластинки «Трамвайный вальс»- какие-то черно-белые карикатуры на темы песен. Это было похоже на то, что обычно издавалось на Кисмете (диски в большой сумке Рудольфа). Конечно восторга этот дизайн у меня не вызвал, но я условий не ставил, принимал то, что дают. Не помню, может быть пластинки каких-нибудь более известных музыкантов-исполнителей были изданы на «Кисмете» на более высоком уровне, с более дорогой цветной полиграфией. Что-то такое, возможно, и было среди черных с белым дисков в сумке Рудольфа Соловьева. На обратном пути Рудольф снова посетил наш дом. У него помимо каких-то вещей и пластинок (кажется, уже не своих, а фирмы «Мелодия») была с собой бас-гитара советского производства. По поводу нее он сказал, что пригодится, и за нее можно получить 100 долларов. Я удивился, что ради такой суммы нужно было возиться, таскать за собой из страны в страну этот длинный и неудобный предмет. Мы еще гуляли по Хельсинки. Соловьев удивлялся на дороговизну одежды в хельсинском Стокманне. По просьбе Рудольфа я сделал несколько снимков на его фотоаппарат — его самого на фоне Хельсинки. Что еще было, не помню. Но судя по одной сохранившейся фотографии, я благополучно проводил гостя в аэропорт. Со мной его провожала моя младшая дочь. Кто-то по нашей просьбе запечатлел всех нас троих на мой фотоаппарат-мыльницу. До лета я поджидал развития событий. Рудольф Соловьев опять пропал на время, до него было не дозвониться. Потом я опять его поймал, наконец. Он оправдывал задержку каким-то пожаром. Рассказывал, что небоскреб пылал, как факел, и что-то мол там сгорело — то ли мои диски, то ли обложки, то ли что-то еще важное, и каким-то образом это задержало выход альбома. В результате через некоторое время, кажется где-то в конце лета 1988 года, я получил по почте посылку с пачкой сплошь черных дисков. На них я не увидел даже тех обещанных карикатур, на которые какой-то художник потратил свое время. Бумага, правда, была ничего, плотная. Посреди конверта с той и с другой стороны по образу и подобию грампластинок фирмы «Мелодия» зияла круглая дыра, чтобы можно было прочитать название и список песен прямо с круглой, неряшливо напечатанной этикетки винила. Названия некоторых песен были изменены то ли по ошибке, то ли с какой-то определенной целью. Фотография на фоне трамвая была едва различима, будто отпечатана на первобытном ортопринте. Но, как говорят, во всем этом и заключается некий эмигрантский шарм и своего рода ценность. Бывшие подпольщики и здесь на западе сохраняли свой стиль. О том, что песни звучали не так, как мечталось, я уже упомянул. Слушая, хотелось многое исправить, переделать, переписать. В результате, обобщив свое впечатление от звучания и внешнего вида пластинки, я решил отказаться от остальной причитающейся мне части тиража — а чтобы я с этим количеством дисков делал? Дарить такие диски, особенно знакомым финнам, не хотелось. Они бы этого не поняли. В общем ощущения были противоречивыми. Но все-таки это был мой собственный альбом, и я понимал, что диски теперь лежат где-то на полках лавочки «Кисмета», кто-то их видит и даже покупает. Были ли изданы все 1000 шт. или только часть — не знаю. Старая аппаратура моя давно уже поломалась, и винил слушать не на чем. Не помню даже, как звучит альбом. Не знаю, какое впечатление он произведет на меня, если я как-нибудь найду способ прослушать диск. Но не так давно я собрался и все эти и остальные постстуденческие творения переписал на всякий случай, разделив на два альбома, которые пока не изданы. Некоторые песни я использовал уже ранее в других альбомах. Песни уже звучат по-другому, многим я более-менее доволен, хотя записал все у себя дома. С Рудольфом Соловьевым мы поддерживали еще некоторое время связь. Я хорошо к нему относился и, не смотря ни на что, никаких претензий не предъявлял, поняв и его ситуацию и учитывая свою собственную неопытность и наивность. Хороший урок для начала. Я понял главное то, что мне самому следует совершенствоваться, а не надеяться ни на кого. Увы и последующие записи все никак не желали становиться совершенными. Опыт и в последствии приходил как-то слишком медленно, особенно если все делать методом втыка — все эти вечные проблемы с аппаратурой. Хотелось писаться дома, а это сложно. В студиях же было неуютно. С приходом интернета, я стал побаиваться, что диск «Трамвайный вальс» как-то реанимируется, и особого энтузиазма это не вызывает во мне и по сей день. Но как факт, как страничка моей личной истории — это было важное, интересное и полезное событие. Не могу вспомнить, был ли Рудольф еще раз проездом в Финляндии, или я потом посылал по почте свой второй и последний винил «Монте-Карло», изданный на «Мелодии» возможно даже с помощью Соловьева — он мне посоветовал каких людей. Я также, помнится, давал послушать записанные в 1989 году к 100-летию Ахматовой песни и романсы на ее стихи. Кажется, он мне посоветовал вернуться на трамвайные рельсы и продолжать писать песенки, ему самому это было ближе по душе. Насчет Ахматовой он, я думаю, ошибался. Этот альбом многим нравился и нравится до сих пор. Под настроение я делаю и другую музыку, но иногда запрыгиваю на ходу в старый знакомый трамвай. Еду и вспоминаю первый свой диск «Трамвайный вальс» — наше с Рудольфом Соловьевым совместное творение».
Евгений Гузеев. Специально для книги «Рудольф Фукс. «Песни на «ребрах»-Высоцкий, Cеверный, Пресли и другие», изд-во «Деком», серия «Русские шансонье», 2010 год.
Линейный вид
