[Дмитрий]

Помню, слушал на рассвете
Ледовитый океан
то, как пел ему Лоретти —
соловеистый пацан.

И не знал он, Робертино,
гость матросского стола,
что работка-работина
нерп в ловушку зазвала.

Были в наших ружьях пули.
Каждый был стрелок — будь спок!
Мы в обман тебя втянули,
итальянский ангелок.

Наша шхуна-зверобойка
между айсбергов плыла.
Мы разделывали бойко
нерп заманенных тела.

Я, красивый сам собою,
фикстулявший напоказ,
первый раз был зверобоем,
но клянусь — в последний раз.

Молодая, видно, нерпа,
не боясь задеть винты,
как на нежный голос неба,
высунулась из воды.

Я был, вроде, и тверезый,
но скажу не для красы,
что садились ее слезы
чтоб послушать — на усы.

Что же ты не излечила
от жестокости всех нас,
песенка "Санта Лючия",
выжимая боль из глаз?

И не знаю уж как вышло,
но пальнул я наугад.
До сих пор ночами вижу
непонявший нерпин взгляд.

Сна не знаю окаянней:
до сих пор плывет оно,
не расплывшись в океане,
темнокрасное пятно.

До чего все это гнусно,
и какой есть злой шаман,
превращающий искусство
в усыпляющий заман.

Невеселая картина...
У меня кромешный стыд,
что Лоретти Робертино
мне мой выстрел не простит.