Raduga

ЦАРИЦА САВСКАЯ



* * *
...У неё чёрные, как ночное море, глаза. Пухлые губы, пахнущие малиновой «Базукой». Тонкая талия. Потрясающе длинные стройные ноги. И кожа цвета расплавленного молочного шоколада.

Когда я привёл её к нам домой, баба Роза просто онемела. Но ненадолго.

— Только этого нам и не хватало, — сказала она, — всякие были в нашей семье. Но чернокожих не было!
Придерживая правой рукой левую грудь, в смысле — сердце, она торжественно удалилась на кухню, откуда немедленно и пронзительно запахло корвалолом.
Мать, не отрываясь от компьютера, сказала:
— Привет!
Сомневаюсь, что она заметила, с кем я пришёл. Мать обладает редким даром: присутствуя физически, она по-настоящему обитает только внутри себя. Видимо, там ей лучше и интереснее. Ничего, баба Роза расскажет ей всё в деталях.
Отец ничего не сказал, но кивнул и посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом. Слишком долгим. Впечатлился, бедняга.
Дана, моя пятилетняя сестра, с искренней радостью развитого не по годам и незакомплексованного ребёнка, сообщила, что у неё в группе тоже есть девочка из Эфиопии, которая всех бьёт, и воспитательница Хана называет её ги-пер-ак-тив-ной.

Мы ушли в мою комнату, обклеенную постерами с изображениями израильских футболистов, и два часа целовались. Я предпринял ещё кое-какие попытки, но она очень твёрдо сказала «нет», и я успокоился.

Потом я проводил её домой, а когда вернулся, застал всех, включая Дану, за круглым обеденным столом.

Начала, естественно, баба Роза.
— Вот это именно то, чего нам всем так не хватало, — сказала она трагическим голосом, но обошлась без корвалола.
Мне захотелось её успокоить:
— Не мы первые, не мы последние, — сказал я, — помнишь царя Соломона и царицу Савскую?
— Не надо смешивать всё в одну кучу, — возразила мать, которая собрала все свои душевные силы, чтобы сосредоточиться на текущем моменте, — мало ли что вытворяли цари три тысячи лет назад? Мы живём в другое время, и надо учитывать разницу в культуре, воспитании, менталитете...
Я посмотрел на мать внимательно, и она чуть-чуть покраснела.

(Наверное, она знает, что я знаю про её пузатого мароккашку-начальника, который привозит её с работы домой намного позже, чем положено, в те дни, когда у отца вторая смена).

— Как мужчина мужчину, я тебя понимаю, сынок, — сказал отец.

(Вот он, пожалуй, не знает, что я тоже понимаю его, как мужчина — мужчину. Однажды, когда мне было лет десять, отец взял меня в свою мужскую компанию на рыбалку. Проснулся я среди ночи в палатке от громких голосов и дружного ржания сидящих у костра мужиков. И до рассвета слушал замечательные истории об их бурных сексуальных похождениях, в том числе и собственного папаши.
С тех пор у меня обнаружилась аллергия на все виды рыбы. Даже аквариум пришлось отдать соседям.)

— Будь осторожен, Алекс, — отец дружески похлопал меня по плечу, — ты ведь знаешь, что среди эфиопов самый высокий процент носителей СПИДа.

— Я тоже знаю, что такое СПИД, — оживилась Дана. Но баба Роза строго на неё посмотрела и сказала:


— С тобой мы обсудим это в другой раз. А сейчас все идут спать.

* * *

Назавтра она не пришла в школу. Я полдня звонил ей на мобильник, но телефон был отключён. Вечером я пришёл к ней домой. Дверь открыла её мамаша, вся из себя — в национальных одеждах и с перекошенным от злости лицом.

— Не ходи сюда больше. Иди домой. Она не выйдет.

В этот момент она как раз и вышла. Отодвинула мать в сторону, шагнула ко мне на лестничную клетку и тихо прикрыла за собой дверь. Она была в тех же джинсах и трикотажной футболке, что вчера. И почему-то в огромных солнцезащитных очках.

— Привет! — сказал я, — солнце село. Можешь снять очки. Сегодня они тебе больше не понадобятся.

— Понадобятся, — уверенно сказала она. Но очки сняла.

Левый глаз у неё был закрыт, заплывшую узкую щёлку окружал иссиня-чёрный, с бордовыми вкраплениями, кровоподтёк.

Я почти задохнулся.

— Кто тебя так?!..

— Мой старший брат, — с некоторым оттенком гордости в голосе сказала она.

— Урою! Где он?

Я рванулся к двери, но она удержала.

— Не надо, Алекс. Послушай, это я виновата. И перед тобой тоже...

— В чём ты виновата?

— У меня есть жених, Алекс. Понимаешь, я не должна была с тобой ходить.

— Ты что, совсем одурела? Какой жених?

— Обычный. Из наших. Будущим летом, как только закончу школу, нас поженят.

— А я? — прошептал я, чтобы не закричать.

— Понимаешь, Алекс, — сказала она голосом моей мамы, — у нас всё-таки разные традиции, ментальность и всё такое...



* * *

В ближайшей продуктовой лавке я купил бутылку водки и пошёл к Арику. Арик — мой лучший друг. Он израильтянин в третьем поколении, поэтому совсем не умеет пить. Но в знак солидарности он выпил целую банку пива. А я — два стакана водки. И всё ему рассказал.

— Двадцать первый век, демократия, страна, в которой живут люди со всего мира, прикинь, Арик, да?

— Да-а, — задумчиво сказал Арик, которого уже слегка повело, — да пошли они все к е.. едр..едрене...

(Это я учу его ругательствам на русском языке, но как же тяжело они ему даются!)

— Фене! — подсказал я.

— Молодец! — похвалил меня Арик.

И мы обнялись.

...Будущим летом, когда моя царица Савская, растворяясь в ночи, упадет в объятья своего темнокожего мужа, мы с Ариком будем проходить курс молодого бойца. Это я знаю точно. А что будет дальше, не знает никто: ни парящая в небесах душа мудрейшего из царей, ни тренер израильской сборной по футболу, ни баба Роза... Никто ничего толком не знает. Ни на том, ни на этом свете.

Елена Винокур