Все Тут Online - Два года у власти не сделали из Медведева президента

Шуйский, царь-неудачник

http://s50.radikal.ru/i128/1006/07/2f34229f343b.jpg

У рядового россиянина от курса отечественной истории в голове, как правило, остается впечатление, что нашей страной правили две династии — Рюриковичи и Романовы. Ну, еще «вклинился» где-то между ними Борис Годунов. Однако был у нас и еще один царь, хоть и принадлежавший к одной из ветвей потомков Рюрика, но носивший родовую фамилию отдельную и знаменитую, о котором мало кто помнит. Отчего же так вышло, что Василий Шуйский забыт народом?

По улицам Варшавы 29 октября 1611 года на заседание сейма Речи Посполитой в открытой карете везли бывшего русского царя Василия Шуйского. Он не был почетным гостем: первый и последний раз в истории нашей страны ее самодержец униженно предстал перед выборным королем, сенаторами и «земскими послами» соседней державы в качестве пленника. Государь кланялся своему победителю, держа в руках шапку, и должен был выслушивать торжественную речь в честь гетмана Станислава Жолкевского, навсегда, как полагали поляки, сломившего мощь Московской державы.

Сигизмунд III объявил, что Россия повержена: «Ныне и столица занята, и в государстве нет такого угла, где бы польское рыцарство и воин великого княжества Литовского коня своего не кормил и где бы руки своей не обагрял кровью наследственного врага». Затем король «милостиво простил» Шуйских, и бывший венценосец вновь низко поклонился, дотронувшись правой рукой до земли, а рядом «били челом» его братья. Младший из них, Иван, не выдержал напряжения и разрыдался. После всего этого членам поверженной династии выдали новое бархатное платье и допустили к монаршей руке — как говорили современники, «было это зрелище великое, удивительное и жалость производящее». Пленный «хозяин земли Русской» выглядел стариком, был сед, невысок, круглолиц, с длинным, немного горбатым носом, большим ртом и длинной бородой. Смотрел исподлобья и сурово. Надеяться ему было не на кого и не на что: верные войска разгромлены, вчерашние слуги сами отдали его в руки чужеземцев и присягнули сыну врага — королевичу Владиславу. Мог ли он еще год назад в кошмарном сне представить себе такое?..

Из «шубников» в государевы дружки

В официальном родословии Шуйских их родоначальником назван третий сын Александра Невского — Андрей Александрович, но позднейшие историки полагали, что нижегородско-суздальские князья (к ним относился и этот мощный клан) происходят не от сына, а от брата победителя в Ледовом побоище, Андрея Ярославича. В летописях двух Андреев часто путали, а возможно, путаница и была умышленно допущена как раз в 30-е годы XVI века, когда Шуйские фактически правили государством при малолетнем Иване Грозном. Как бы там ни было, эти аристократы почитали себя старше московской династии, поскольку она-то восходила к младшему александрову отпрыску, Даниилу.

Однако Даниловичи десятилетиями успешно собирали земли вокруг своей столицы, суздальцы же и нижегородцы дробили владения, так что к середине XV века княжество Суздальское вообще потеряло независимость, а его бывшие владельцы вынуждены были поступить на службу к младшим родичам. Так при московском дворе оказались князья Горбатые, Глазатые, Ноготковы. Старшие в роде, Скопины и Шуйские, до конца столетия приглашались еще княжить в Новгород и Псков, но после потери и этими городами суверенитета также оказались в безвыходном положении. От обширных семейных вотчин Шуйские сохранили лишь несколько десятков сел в одноименном уезде и сам город Шую (в 60 километрах от Суздаля), от которого произошла их фамилия. Говорят, тамошнее население успешно занималось тогда мыловарением и иконописью, а также изготовляло хорошие сани, телеги и скорняжные товары — отсюда, вероятно, и народное прозвище будущего царя Василия — «шубник».

Служба одних Рюриковичей другим была «честнoй» — те же Шуйские обычно числились в боярах и наместниках. Но амбиции и привычка к самостоятельности все равно вовлекали их в политические интриги. Так, после смерти Елены Глинской, матери Ивана IV, при дворе немедленно выдвинулись братья Василий и Иван Васильевичи Шуйские, а затем их родственники Андрей и Иван Михайловичи. Властный дед будущего царя Василия, Андрей Михайлович, впрочем, скоро потерпел фиаско: в декабре 1543 года юный великий князь и стоявшие за его спиной конкуренты клана повелели своим псарям убить его. Еще недавно всесильный министр «лежал наг в воротех два часа».

Однако, как ни странно, на положение всего рода эта опала не повлияла: в последующие годы правления Грозного он, в отличие от многих знатных семей, особенно не пострадал. Отец Василия, князь Иван Андреевич, в годы опричнины исправно служил воеводой в Великих Луках и Смоленске. В 1571 году Иван стал боярином и воеводой, тогда же состоялась свадьба его сына Дмитрия с дочерью ближайшего царского подручного Малюты Скуратова… Наверное, карьера его и дальше шла бы в гору, но в январе 1573-го во время очередного похода в Ливонию он погиб, и старшим в семье остался 20-летний Василий.

С того времени и начинается его долгая, переменчивая, рискованная, но отмеченная стойким стремлением наверх придворная служба. В 1574 году молодой князь приглашается на бракосочетание государя Всея Руси с Анной Васильчиковой, а в походе он отныне исполняет должность «рынды с большим саадаком» — то есть несет царский лук и колчан. В 1575-м они с братом Андреем получают богатые новгородские поместья, отобранные у родственников бывшей царицы Анны Колтовской, постриженной в монахини. К тому же на привилегированной службе в монаршем дворе Шуйские должны теперь «в стану у государя спати и у ночных сторож в головах им же быти». На свадьбе царя с Марией Нагой в сентябре 1580-го Василий был главным дружкой жениха (в качестве дружки невесты выступил Борис Годунов). На почетных местах за пиршественным столом сидели и его жена Елена Михайловна, урожденная Репнина, и иные родичи.

«Почитаются за умных»

Правда, на короткое время влиятельный князь все же угодил в опалу, но быстро получил прощение и в 1583 году официально возглавил постоянный полк правой руки, то есть стал вторым лицом в армии после главнокомандующего. Впрочем, в отличие от легендарного воителя Шуйского, князя Ивана Петровича, прославившегося беспримерной обороной Пскова от войск Стефана Батория, Василий Иванович на поле боя себя особо не проявил. Зато, повторимся, при дворе закрепился так прочно, что по местническому счету уже превосходил знаменитого полководца.

http://s09.radikal.ru/i182/1006/9a/ff4bc36f5ef5.jpg

Царь Федор Иоаннович (правил в 1584—1598 гг.)

Не помешала этому стабильному служебному росту и смерть Грозного в марте 1584-го. Даже наоборот: в том же году Василий стал начальником московского Судного приказа; братья его — Андрей, Александр и Дмитрий — получили боярство. Старшие, Василий и Андрей, изгнали из правительства опричных выдвиженцев покойного Ивана — Богдана Бельского сотоварищи. А затем начались неизбежная грызня за власть и влияние на царя Федора Ивановича, заниматься делами державы почти демонстративно не желавшего и делившего время между молитвами, поездками по монастырям и медвежьей травлей.

Шуйские не собирались уступать первенство Федорову шурину Борису Годунову и решили воспользоваться тем, что царица Ирина, сестра его, никак не могла принести мужу наследника. В интриге этой Василий участвовал, но не в открытую (находился он тогда на воеводстве в Смоленске), а уступил первое место Андрею Ивановичу и Ивану Петровичу. И, как показала практика, поступил весьма дальновидно.

Поначалу «заговорщикам» удалось привлечь на свою сторону не только купцов и посадских людей Москвы, но и самого митрополита Дионисия. Осенью 1586-го была составлена грамота, в которой Федора Иоанновича просили «чтобы он, государь, чадородия ради второй брак принял, а первую свою царицу отпустил во иноческий чин». Дело было, конечно, не только в «чадородии» и желании удалить Годуновых, но и в определении стратегического пути развития страны. Литовский канцлер Лев Сапега в посланиях из Москвы сообщал, что некоторые бояре не слишком скрывают своей «склонности» к Стефану Баторию, а переводчик Посольского приказа Заборовский в 1585-м уведомил того же короля, что эту «партию» фактически возглавляют Шуйские. Речь, заметим, в их собственных глазах шла совсем не об измене, а просто об унии двух родственных восточноевропейских государств под властью единой династии. Выборный трон Речи Посполитой такую возможность допускал, а московская знать хорошо знала политические порядки Речи Посполитой, ограничивавшие единоличную власть. Объединились же под единым венцом Польша с Литвой.

Но (согласно опять-таки иностранным донесениям) осенью 1586 года Годунов заявил в Думе, что Андрей Шуйский ездил будто бы на охоту на границу и встречался там с литовскими панами — преступно против крестного целования царю Федору. Разбирательство прямо на заседании едва не закончилось дракой между обоими «министрами». Борис тут же окружил себя охраной, всюду стал ходить с ней — и не напрасно: вскоре в схватке с напавшими на его усадьбу людьми Шуйских не обошлось без жертв.

Угличская эпопея

Однако организаторы интриги просчитались. Слух об измене скомпрометировал их в глазах многих. И кроме того, сын Грозного искренне любил свою жену, ценил ее хитроумного брата и не потерпел вмешательства в семейные дела династии. Посадских людей, «вступивших не в свое дело», казнили; митрополита «свели» с престола, а Ивана и Андрея Шуйских отправили в ссылку. Там они весьма подозрительно погибли весной 1589-го; скорее всего, в их смерти были замешаны сторожа-«приставы» — такие «тихие» расправы считаются фирменным стилем Годунова, не склонного к публичным кровавым спектаклям в духе Грозного. Старшего же из Шуйских, как мы видим, не подвело политическое чутье. Он вообще открытых и рискованных действий не любил, потому и отделался легким испугом — отправился в ссылку в Галич, но вскоре благополучно возвратился. Важно было дождаться своего шанса на взлет карьеры.

В мае 1591 года в Угличе погиб Дмитрий — последний сын Ивана Грозного. Непонятная смерть 7-летнего ребенка послужила поводом к восстанию горожан во главе с родственниками вдовствующей царицы Марии Нагой, утверждавшими, что к царевичу подослали убийц. Федор Иоаннович (а точнее, официальный «правитель государства» Борис Годунов — такой титул при живом государе получил он незадолго до того!) велел создать комиссию по расследованию смерти брата — во главе с крутицким митрополитом Геласием, а также только что вернувшимся в Москву Василием Шуйским. В помощь им назначались люди Годунова — окольничий Андрей Клешнин и дьяк Елизар Вылузгин.

Шуйский уже через четыре дня после гибели Дмитрия прибыл в Углич и приступил к допросам, чтобы установить, «которым образом царевича не стало и что за болезнь была у него». За несколько дней «через его руки» прошли человек 150, и пришел он к выводу: версия Нагих об убийстве царевича людьми городского дьяка Михаила Битяговского ложна. Свидетели — «мамка»-боярыня Волохова, кормилица, и мальчики, с которыми царевич играл во дворе, — показали одно и то же (хоть раньше и кричали народу обратное): сам отрок закололся ножичком в припадке «падучей» — эпилепсии. Собрав все расспросные речи и похоронив Дмитрия в местном соборе как самоубийцу, без почестей, комиссия отбыла в Москву, где Дума в присутствии самодержца и патриарха Иова заслушала итоги ее работы.

С ответственным поручением князь Василий Иванович справился — Нагие были обвинены в «небрежении», из-за коего пресеклась драгоценная жизнь, и в подстрекательстве «углицких мужиков» к бунту. Царицу Марию, естественно, постригли, братьев ее разослали по тюрьмам. Угличан же — одних казнили, других сослали в Сибирь, город почти опустел. Влиятельный боярин авторитетно заявил: убийства не было, был несчастный случай. И по-видимому, тогда он душой не покривил — многочисленные исследователи «угличского дела» не обнаружили в документации ничего сомнительного. Правда, в июне 1605-го Василий уже говорил, что Дмитрий спасся. А потом утверждал, что якобы «спасшийся» царевич есть «вор» и еретик Гришка Отрепьев, а настоящий — не погиб, а был зарезан по приказу злодея Годунова. Эти «признания», конечно, повредили посмертной оценке дел царя Бориса, едва ли прибавив исторических очков и царю Василию. Но кажется, в первый раз он сказал правду. Тем более что вроде бы и устранять мальчика Годунову в 1591-м было ни к чему — его сестра Ирина ждала ребенка… Во всяком случае, Шуйский вновь занял почетное место при дворе — присутствовал при царских выходах, приемах и праздничных обедах, командовал войсками в Новгороде и на юге.

http://s39.radikal.ru/i086/1006/8f/ec517c2fa96b.jpg

Царь Борис Федорович Годун

После смерти Федора Иоанновича умудренный опытом боярин с правителем уже не спорил; главными противниками Годунова на пути к трону стали не Шуйские, а Романовы. Но их время еще не пришло. Борис блестяще провел «избирательную кампанию»: от имени сестры-царицы объявил амнистию «всех винных людей и татей и розбойников по всем городам из тюрем» и демонстративно удалился от мирских забот в монастырь, пока в Думе спорили о троне иные знатнейшие. Но как хитрец и рассчитывал, его активно поддержали младшие бояре, опричные «выдвиженцы», назначенные им же начальники приказов, а также церковь во главе с патриархом Иовом.

В феврале 1598 года Годунова избрали царем. Упустившие власть первые семьи державы сопротивлялись, но у служилых людей отпали все сомнения сразу после получения «к походу на татар» (он так и не состоялся) денежного жалованья сразу за три года.

Новый государь оказался весьма талантлив и многое сделал для своей страны, порой опережая эпоху: в два раза снизил налоги, стремился ликвидировать «белые» (не платившие податей, частновладельческие) слободы и дворы в городах, основал главный порт допетровской России — Архангельск. Заключив мир на Западе со Швецией (1595) и Речью Посполитой (1600), обратился к делам на Востоке и укреплял южную границу. Новая цепь сторожевых постов и острогов, важнейшим из которых стал Царицын, выдвинулась далеко в «дикое поле». Первым из русских царей просватал свою дочь за датского принца и за 100 лет до «вечного работника на троне» приглашал в Россию заграничных специалистов: врачей, рудознатцев, военных. Посылал в Вену и Оксфорд дворянских «ребят» для изучения иностранных языков и прочих наук.

Шуйские в те годы благоденствовали — тем более что один из них, Дмитрий, был женат на сестре царицы. Они, по-видимому, смирились со справедливостью нового положения в стране — и вправду ведь степенный боярин князь Василий как полководец не прославился, политическими талантами явно уступал Годунову, а в реформаторы и подавно не годился. Его настоящее место было «в совете» — в Думе, в свите при приеме послов, в долгих и трудных переговорах. Не случайно царь постоянно поручал ему рассмотрение сложных местнических споров среди московской знати.

Горе Годунова

Еще бы десяток спокойных лет — и новая династия окрепла бы, а юный сын Бориса, Федор, спокойно продолжил дело отца. Но «наследство» Ивана Грозного — курс на крепостническое закабаление — увы, заложило основу грядущих потрясений: указами 1592 и 1593 годов был повсеместно отменен Юрьев день (день, когда крестьяне, не боясь преследования, могли уходить от своих помещиков к другим), в 1597-м ввели пятилетний срок сыска «пропавших» мужиков. На только осваиваемых, прежде «ничейных» окраинах державы появлялись московские воеводы — и беглые «казаки» вновь попадали в кабалу.

Эта горючая масса ждала своего часа. И он наступил, когда полоса успехов была прервана голодом 1601— 1603 годов. Катастрофический мор заставил царя восстановить Юрьев день, но естественным образом возник лишь новый конфликт. Простой народ со страстью устремился прочь от владельцев, те в свою очередь любой ценой желали удержать рабочую силу. Беглые холопы собирались в крупные отряды, против которых в 1603-м приходилось уже посылать войска. В общем, последствия голода и колебания правительственного курса погубили так и не состоявшуюся династию. В глазах знати Борис и прежде был «безродным выскочкой» — теперь же он оказался «плохим» и для служилых, и для пахарей.

Природные катаклизмы и социальные тяготы переживались людьми того времени как наказание за службу «неистинному» царю. И в такой атмосфере просто должен был явиться «истинный», «природный». Начинается «выдвижение из низов» самозванцев — еще задолго до Отрепьева. Ну, а осенью 1604 года и этот последний, бывший дворянин на службе бояр Романовых под именем царевича Дмитрия перешел польско-русскую границу.

К чести Василия Шуйского — он бывшему сопернику не изменил и даже оказал ему последнюю услугу: сначала публично на Красной площади заявил, что явившийся сын Грозного — самозванец, а настоящего он, мол, своими руками погребал в Угличе; а затем отправился в армию на помощь раненому командующему князю Мстиславскому. В январе 1605-го многочисленное московское войско разгромило Отрепьева под Добрыничами. Но победоносно завершить войну не удалось — на сторону Лжедмитрия один за другим стали переходить «украинные» города. Армия увязла в осадах Рыльска и Кром, а тем временем Борис вдруг скоропостижно умер.

Наследник Федор Борисович и его родственники отозвали обоих воевод в Москву. Здесь князю Василию предстояло решить, что делать. Он был готов служить Годунову, но не его слишком юному сыну и бездарным родственникам.

Между тем отправленные к войскам взамен него полководцы Василий Голицын и Петр Басманов, недолго думая, перешли на сторону «царевича»; часть войска последовала за ними, остальные разбежались.

В мае в столицу пришло известие об этих событиях.

1 июня приехали послы от «Димитрия» Наум Плещеев и Гаврила Пушкин и с Лобного места читали грамоту о чудесном спасении его от убийц, подосланных Годуновым, о его правах на престол и необходимости свержения узурпаторов.

Вот здесь, как говорят, боярин Василий Шуйский наконец и «сломался»— заявил, что царевич спасся, а похоронили вместо него какого-то поповича. Конечно, не эти слова решили судьбу несчастных осиротевших Годуновых: все и так складывалось против них. И все же — ведь князь лучше всех знал, что приближавшийся к Москве претендент не имеет ничего общего с Рюриковичами. Однако не нашел в себе сил не только сказать правду, но хотя бы молчать… Из таких шагов и складывалась репутация будущего царя — ложь и предательство обернулись потом против него самого.

http://s004.radikal.ru/i206/1006/4b/dc7e5833b2c9.jpg

Убийство Федора Годунова и его матери, царицы Марии Григорьевны, 20 июня 1605-го. (Картина Константина Маковского «Убиение царя Федора»)

Последний шаг наверх

Конечно же, Годуновы не удержали власть: толпа москвичей бросилась громить их имущество. То-то получился праздник: «На дворах и в погребах вина опилися многие люди и померли…» Наследника с матерью и сестрой схватили, а через несколько дней задушили сторонники самозванца под командой князя Василия Голицына. Дума тем временем направила к «Дмитрию Ивановичу» посольство, но ни одного из трех братьев Шуйских в него не включила — они явились только со второй «боярской комиссией». В Туле Лжедмитрий их милостиво принял; но в число ближайших своих советников опять-таки не пригласил — места при его особе заняли те же Басманов с Голицыным, князь Владимир Кольцов-Мосальский, «родственники» Нагие и поляки братья Бучинские.

Окажись Шуйские как следует обласканы, возможно, служили бы самозванцу верно и не случилось бы через год восстания, стоившего ему трона и жизни. Но оставаться на вторых-третьих ролях при лжецаре и его худородных любимцах для аристократа Василия Шуйского было все же немыслимо, он даже не сумел скрыть своего отношения к такой ситуации. Уже 23 июня, через три дня после въезда Лжедмитрия в Кремль, князя схватили. Будто бы он объявил торговым людям, что государь — «не царевич, а росстрига и изменник».

Всю семью судил соборный суд — представители всех сословий, включая духовенство. Сам Лжедмитрий в обличительной речи припомнил прошлые измены Шуйских, в том числе грехи их казненного Грозным деда Андрея Михайловича. Насчет самозванства-то боярин был прав; можно полагать, что и другие члены собора подозревали «царевича», но, по сообщению «Нового летописца» (составленного уже при Романовых), «на том же соборе ни власти, ни из бояр, ни из простых людей нихто же им (подсудимым. — Ред.) пособствующе, все на них кричаху». Начавшаяся Смута уже кружила головы современникам. Братьев признали виновными в заговоре. Старшего, нашего героя, приговорили к смерти — вывели на площадь, положили голову на плаху, и палач уже занес топор. Но головы полетели только у сообщников. Шуйских царь помиловал. Начинать правление с казни «добрых и сильных» было бы недальновидно.

Всех троих отправили в ссылку, но снова быстро простили: не прошло и нескольких месяцев, как оказались они при дворе. Положение же нового государя успело сильно пошатнуться. Посулив всем «благоденственное житие», он не мог выполнить обещанного. Например, отменить крепостное право. Или передать будущему тестю польскому сенатору Юрию Мнишеку Новгород и Псков — народ не простил бы такого. В результате осложнились отношения с Речью Посполитой, а льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожане, первыми признавшие «Дмитрия». Землевладельцы опять получили разрешение возвращать беглых начиная с 1600 года.

Лжедмитрий был храбр, молод, энергичен. Но он не вписывался в образ «природного» московского царя. Задевал национальные и религиозные чувства подданных: окружал себя иноземцами, не спал после обеда, не ходил в баню, собрался венчаться с католичкой накануне постной пятницы. В таких условиях бояре во главе с Шуйским организовали новый заговор, и на этот раз удачный. Еще 7 мая 1606 года лукавый боярин на царской свадьбе вел под руку новую государыню Марину Юрьевну и произносил приветственную речь от имени московской знати — а уже спустя несколько дней Отрепьев был убит. Очевидцы рассказывали, что пока горожане били «понаехавших» на бракосочетание поляков (заговорщики подняли народ криками: «паны режут думных бояр!»), князь Шуйский во главе отряда верных людей ворвался в Кремль и велел дворянам брать приступом покои монарха. В пространной речи убеждал он их скорее оканчивать начатое, иначе, если они не убьют этого «вора Гришку», то тот прикажет поснимать им самим головы.

На сей раз старый лис проявил инициативу, действовал смело и расчетливо — уничтожив самозванца, позаботился о сохранении жизней знатных гостей из Речи Посполитой.

И — вышел из интриги победителем. 19 мая 1606-го боярина князя Василия Ивановича Шуйского «выкрикнула» царем на Соборной площади толпа москвичей.

http://s08.radikal.ru/i181/1006/c5/6f3b0b1113fb.jpg

Царь Василий Иоаннович Шуйский (правил в 1606—1610 гг.)

«Конституционный» монарх

Вступая на престол, Шуйский дал «крестоцеловальную запись» — первое в российской истории юридическое обязательство государя перед подданными. Но страна оставалась расколота — десятки городов и уездов «боярского царя» не признали: для них «истинным» государем оставался «Дмитрий». С именем юного государя, Иванова сына, они связывали столько надежд. Чтобы переломить ситуацию, новый властитель должен был проявить себя, увлечь за собой толпу или поразить ее истинно царским величием. Покойный Грозный устраивал масштабные показательные казни — но умел миловать и возвышать верных слуг. Борис привлек служилых людей тем, что во время коронации пообещал последнюю рубашку отдать. Василий, увы, харизмы был лишен. Да и каково олицетворявшему «старину» члену древнего рода выступать в роли площадного агитатора или отказываться от права «опалы класти»?

В более спокойные времена Шуйский, возможно, усидел бы на престоле и даже — как знать? — удостоился бы похвал от историков, но в эпоху жестокого кризиса требовались отнюдь не только изворотливость и стойкость. В начавшейся немедленно борьбе за власть он не мог даже исполнить собственных обещаний — пришлось сразу же, без всякого церковного суда, свести с кафедры поставленного Лжедмитрием патриарха Игнатия…

Наступил новый этап Смуты — гражданская война. Пожилой обладатель шапки Мономаха делал все, что мог: заменял ненадежных воевод, рассылал грамоты с разоблачениями «ведомого вора и росстриги». Кажется, старый боярин действительно не понимал происходящего: как могут люди продолжать верить в самозванца, если есть неопровержимые свидетельства его происхождения и сговора с поляками? Если он растерзан в Москве у всех на глазах? А мощи погибшего в Угличе царевича были объявлены чудотворной святыней…

Шуйскому удалось собрать войска и найти деньги — заинтересованные в сохранении порядка церковные власти передали ему немалые монастырские средства. По совету патриарха Гермогена были устроены всеобщее покаяние и массовые молебны, которые долженствовали сплотить нацию вокруг церкви и государя Всея Руси Василия Ивановича. Последний утвердил новый закон о крестьянах от 9 марта 1607 года: срок сыска беглых увеличивался на 10 лет. Таким образом он хотел расколоть хрупкий союз мужиков и дворян. Люди Шуйского даже переманили на его сторону отряды Ляпунова и Пашкова…

Но успехи оказались эфемерны. Уже летом 1607-го объявился второй Лжедмитрий — личность загадочная до сих пор. В лагере его собралась уж совсем разношерстная компания: изгнанные из Польши тамошние мятежники, гетманы Ружинский и Сапега, признавшая «воскресшего» мужа Марина Мнишек, болотниковские атаманы Беззубцев и Заруцкий, бояре Салтыковы, Черкасские, ростовский митрополит Филарет Романов (отец будущего царя Михаила), запорожские казаки и татары. На их сторону перешли Псков и Ростов, Ярославль и Кострома, Вологда и Галич, Владимир, началась осада Троице-Сергиева монастыря…

Василий как раз в это время надумал жениться, чтобы поскорее продолжить род и оставить наследника. В январе 1608-го состоялась его свадьба с молодой княжной Марией Буйносовой-Ростовской — псковский летописец утверждает, что старый царь страстно был влюблен в молодую жену и ради нее стал в такой неподходящий момент пренебрегать делами. Уже в мае правительственные войска потерпели тяжелое поражение под Болховом, и Москва вновь оказалась в осаде. В стране образовались две полноценные столицы — Москва и ставка Лжедмитрия II, село Тушино, — два правительства и два патриарха — московский Гермоген и тушинский Филарет.

http://s53.radikal.ru/i142/1006/1d/0876fe74ba50.jpg

Осада Троице-Сергиева монастыря поляками продолжалась с сентября 1609 по январь 1611 года. (Картина Василия Верещагина «Защитники Троицы

В океане смуты

Стоит заметить, что кроме упоминаемых в учебниках двух Лжедмитриев в те годы объявились в разных концах страны еще не менее 15 самозванцев: Лжедмитрии III и IV, другие «дети» и «внуки» Грозного — «царевичи» Осиновик, Иван-Август, Лаврентий… Такое обилие «родственников» порождало конкуренцию: один только «тушинский вор» повесил семерых своих «племянников», «сыновей» царя Федора — Клементия, Савелия, Симеона, Василия, Ерошку, Гаврилку и Мартынку.

Царь Василий из последних сил пытался сохранить призрак традиционных порядков, но его не слушали. В ситуации, когда абсолютно неизвестно, какая власть законна, теряли силу святость присяги и «честь» рода.

В Москве начался голод. Народ собирался толпой и «с шумом» подступал к кремлевскому дворцу. Царь терпеливо и смиренно уговаривал: потерпите, не сдавайте пока город. Но терпение заканчивалось. Явившиеся в сентябре 1608 года в Тушино очередные перебежчики сообщили: «Шуйскому установлен срок до Покрова, чтобы с «литвой» договорился или государство им оставил». Кстати, как видно из этих свидетельств, московские бояре зрели в Василии отнюдь не самодержца, а «первого среди равных» и не стеснялись ставить ему условия. Тот же искренне пытался их исполнить — как можно скорее договориться с Польшей и удалить иноземцев из лагеря Лжедмитрия II. Он отпустил захваченных в Москве польских послов домой и упросил их подписать мирный договор, согласно которому Сигизмунд III должен был отозвать своих подданных с территории России. Но выполнять соглашение никто, конечно, не собирался — ни король, ни сторонники самозванца. Бесплодно закончились и прямые переговоры с «тушинцами».

Подданные и прежде изменяли царю Василию; теперь же стали устраивать открытые бунты. 17 февраля 1609-го мятежники во главе с Григорием Сунбуловым, князем Романом Гагариным и Тимофеем Грязным потребовали от бояр свергнуть Шуйского и силой вытащили на площадь патриарха Гермогена. В адрес Василия сыпались обвинения: что избран он незаконно своими «потаковниками» без согласия «земли», что кровь христианская льется за человека недостойного и ни на что не потребного, глупого, нечестивого, пьяницу и блудника. Знать, по своему обыкновению, разбежалась по домам, но патриарх, против ожиданий, не потерял присутствия духа и вступился за царя. Тогда уж и сам монарх вышел к толпе, чтобы спросить грозно: «Зачем вы, клятвопреступники, ворвались ко мне с такой наглостью? Если хотите убить меня, то я готов, но свести меня с престола без бояр и всей земли вы не можете». Дрогнувшие заговорщики поступили просто — отправились в Тушино.

http://s49.radikal.ru/i123/1006/61/8f991b4ef915.jpg

Лагерь Лжедмитрия II в Тушино. (Картина Сергея Иванова «В Смутное время

Агония

Шуйский же шел на новые уступки и уловки. Разрешил служилым людям в награду за «осадное сиденье» перевести пятую часть своих поместий в вотчину, то есть — в наследственную собственность. Умело вел пропагандистскую войну — его грамоты обвиняли самозванца и его «литовское» войско в борьбе против православия: «…им оманути всех и прелстя наша крестьянская вера разорити, и нашего государьства всех людей побити и в полон поимати, а досталных людей в своей латынской вере превратити». Обязался простить тех, кто «исторопясь», «неволею» или по неведению целовал крест тому, кто назвался именем Дмитрия. Обещал всем, кто поддержит его борьбу «за всю православную крестьянскую веру» и «на воров помощь учинит» «великое жалованье».

Иные города, испытавшие на себе бесчинства лжедмитриевых молодцов, следовали призыву, но это только обостряло раскол местных дворянских сообществ и сталкивало между собою посадских. Даже благонамеренные люди в этих «покорившихся» пунктах не забывали поминать неудачливому государю: он завладел престолом с помощью своих сторонников и за это терпит бедствие. «Без согласия всей земли сам себя поставил царем, и все люди были смущены этим скорым его помазанием…» — писал позднее в своих размышлениях о Смуте дьяк Иван Тимофеев…

Но вот, в отчаянных попытках спасти себя правительство в феврале 1609-го заключило Выборгский договор со Швецией: за уступку города Корелы с пригородами шведский король предоставлял в распоряжение Москвы 10-тысячный отряд под командованием полковника Делагарди. С помощью этих войск и последних верных русских сил царский племянник, молодой воевода Михаил Скопин-Шуйский успешно стал освобождать от «тушинцев» северные уезды. Это, правда, послужило поводом к прямой интервенции со стороны польского Сигизмунда: осенью того же года его армия вторглась в российские пределы и осадила важнейшую крепость на западной границе — Смоленск.

http://s56.radikal.ru/i153/1006/d5/b680d02065e0.jpg

Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, один из лучших полководцев царя Василия

Но все же 12 марта 1610-го армия Скопина-Шуйского торжественно вступила в Москву. Самозванцу пришлось отступить от Тушина на юг. Жители радостно приветствовали своего освободителя. У рода Шуйских появился исторический шанс… Но в апреле на пиру у князя Воротынского герой, 23-летний Михаил, почувствовал себя плохо и через несколько дней скончался. По подозрению современников и историков, был он отравлен женой своего другого дяди Дмитрия Ивановича, видевшего в нем препятствие на пути к трону в случае смерти бездетного государя.

Конечно, смерть Скопина стала настоящим ударом для Василия. Накануне решающих сражений он остался без смелого и удачливого полководца. И нетрудно было понять, что нельзя ставить во главе войска бездарного и трусливого Дмитрия, но… в сущности, на кого еще царь мог опереться? Ведь только ближайшие родственники были кровно заинтересованы в сохранении династии. Так Шуйский принял роковое решение: армия под командованием его брата двинулась под Смоленск.

24 июня гетман Станислав Жолкевский разгромил ее у села Клушина.

Командующий бежал, иноземные наемники с легкостью перешли на службу к королю. Победителям достались весь обоз, артиллерия и собранная для уплаты жалованья казна. Через несколько месяцев стан Василия покинули последние союзники — крымские татары хана Богадыр-Гирея, которых он направил против самозванца на юг.

Сил для сопротивления не осталось вообще. Иссякла и народная поддержка. В Москве у Арбатских ворот произошло собрание бояр, служилых и посадских, постановившее окончательно «бывшему государю… Василию Ивановичу всеа Руси отказати и на государеве дворе не быти и вперед на государстве не сидети». Толпа дворян и думных чинов направилась в Кремль. Князь Воротынский объявил Шуйскому решение: «Вся земля бьёт тебе челом; оставь свое государство ради междоусобной брани, затем, что тебя не любят и служить тебе не хотят».

Посмертные странствия

Борис Годунов умер царем. Лжедмитрий I, как ни странно, тоже. Василия Шуйского даже не свергли, а «ссадили» с престола и отправили сначала под домашний арест на собственный двор, а затем — 19 июля — насильно постригли в монахи в Чудове монастыре. Разосланная по городам грамота Боярской думы извещала, что он добровольно согласился на оставление трона — как уходящий в отставку проштрафившийся чиновник, получивший гарантии неприкосновенности: «…и над ним, государем, и над государынею, и над его братьями, убивства не учинити и никакова дурна».

А дальше — размах Смуты и угроза развала государства заставили знать искать выход. В феврале и августе 1610 года были заключены договоры с Сигизмундом III, по которым на русский престол приглашался королевич Владислав при соблюдении условий: не строить католических церквей, не назначать поляков на должности, сохранять существующие порядки (в том числе крепостное право) и менять законы только с санкции Земского собора. Чтобы не допустить в столицу Лжедмитрия, бояре в сентябре впустили туда польский гарнизон. Сам королевич в Россию не торопился (о его переходе в православие так и не договорились), но его отец взял наконец Смоленск и от имени «царя Владислава Жигимонтовича» стал раздавать поместья и воеводства.

В новой политической комбинации живой, хотя и бывший царь Василий оказался лишней фигурой. Невольный инок был сначала отправлен в более отдаленную обитель, Иосифо-Волоколамскую, а в октябре, когда московское посольство уехало договариваться с королем, гетман Жолкевский захватил его с собой в королевский лагерь под Смоленском. Оттуда его и перевезли «как трофей» в Варшаву…

Ну, а после унизительного спектакля на сейме пленника с братьями заключили в Гостынский замок над Вислой. Там 12 сентября 1612 года бывший царь и великий князь Василий Иванович скончался. Спустя два месяца умер Дмитрий. Оставшийся в живых младший из Шуйских, Иван, стал служить Владиславу, пока не был отпущен в Москву. Несколько лет спустя он сказал, что ему «вместо смерти наияснейший король жизнь дал», что можно понимать как признание насильственной гибели старших братьев.

Бывшего царя похоронили сначала в его тюрьме, но потом Сигизмунд распорядился перенести останки Шуйских в специально построенный в Краковском предместье мавзолей, а на мраморной плите у входа высекли имя… польского короля и перечень его побед над Россией: «как московское войско было разбито при Клушине, как взята московская столица и возвращен Смоленск … как взяты были в плен, в силу военного права, Василий Шуйский, великий князь Московский, и брат его, главный воевода Димитрий». Но Романовы о предшественнике помнили и хотели перезахоронить его на родине. Удалось это после Смоленской войны 1632—1634 годов. Владислав наконец официально отказался от титула московского царя и разрешил перенести прах того, кто некогда носил этот титул, на родину. В 1635-м во всех городах на пути следования траурной процессии оказывались почести останкам бывшего государя, а затем они нашли упокоение — наконец-то вечное — в монаршей усыпальнице кремлевского Архангельского собора.

Новости СМИ2